— Могу, — согласно кивнула Ада, прихлёбывая горячий сладкий напиток.
— Тогда можешь позвонить своему Мите, и сообщить ему, что страшный зверь по фамилии Ромашов не кусается, поводов для переживаний особых нет, все вопросы будут решаться в рабочем порядке. Катастрофических изменений в работе вашего ненаглядного Центра я не планирую. Как работали, так и будете работать.
— И что же, ты даже своего руководителя не поставишь? — подозрительно уточнила Ада.
— А надо? По-моему, ваш главный врач — вполне компетентный руководитель и отличный специалист.
— Это верно.
— А хочешь, ты там сама будешь командовать? — вдруг предложил Антон.
Ада выразительно постучала пальцем по голове.
— Во-первых, Митька — мой друг, если тебе об этом ещё не доложили. Его место мне не нужно ни под каким видом. Во-вторых, я хирург, а не администратор, соображаешь? А в-третьих, я вовсе ещё не решила, могу я остаться там сама, или нет.
— Да уж, про друга — это я как-то упустил из виду, — с насмешливым раскаянием покачал головой Антон. — Но тогда и тебе самой бросать друга не пристало. Слушай, а хочешь, я тебе этот Центр подарю? Будешь там сама хозяйкой. А? Мысль?
— Ты что, господин хороший, совсем спятил? — рассмеялась Ада. — Бредишь? Может, рецидив простудного заболевания случился? Температуру будем мерить? Ты мне эти купеческие штучки брось. Тоже мне, Мамонтов с Рябушинским в одном флаконе!
— Ну и ладно, — легко согласился Антон. — Не хочешь — и не надо.
— Точно. «А захочешь — так и не будет», да? Так моя бабушка всегда говорила, — сощурилась Ада.
— Ну почему — «не будет»? Может, и будет, — хмыкнул Антон. — Звони, давай, своему корешу, не томи человека.
И вышел из кухни.
Пока Ада разговаривала, вполголоса что-то втолковывая своему другу-начальнику, Антон неторопливо и со вкусом раздумывал, как бы им завтра получше провести оставшийся выходной. По-хорошему, ему надо бы было поработать с документами, но делать этого он не собирался. Ничего с ними не станет, полежат до понедельника!
Антон довольно улыбнулся. Раньше ему такое и в голову бы не пришло. Зато теперь — пожалуйста! Есть, оказывается, и кроме бумаг в жизни ещё много чего интересного!
Хорошо бы завтра прямо с утра отправиться на дачу! Забрать Ариадну, да прихватить ее пса, пусть парень на воле побегает. Участок у Антона просторный, есть где разгуляться замученному городом щенку. А люди тем временем сходят в баньку, попарятся, а потом пожарят мяса на мангале.
Он проведет ее по своему дому, сложенному из могучих лиственничных бревен. Антон обожал этот дом, сказочный терем под тускло-медной крышей, построенный его бывшим одноклассником Юркой Лопатиным, классным, как оказалось, архитектором.
В камине, похожем на огромную кучу камней, будут ярко гореть дрова. Антон станет хвастаться (а Ада непременно будет восхищаться!) тяжелой деревянной мебелью, нарисованной всё тем же Юркой и изготовленной по эскизам в мастерской у каких-то его друзей. У всех этих комодов, шкафов, столов, лавок и кресел с высокими спинками был такой вид, будто им всем лет по двести, но им всё нипочём, они и ещё триста простоят — не заскрипят.
А потом Антон покажет Аде, какая у Юрки получилась шикарная кровать: метра два с половиной в ширину, вместо ножек — резные когтистые лапы, высокое тёмное изголовье украшено узором из желтоватой отполированной моржовой кости.
М-да, вот про кровать лучше сейчас не думать. Не то вряд ли в ближайшее время он сумеет отвезти девушку домой.
Но попасть на дачу на следующий день им не удалось. Антон уже подъезжал к площади Гагарина, когда Ада позвонила и сказала, что в Италии умерла ее мать, и ей надо срочно вылетать на похороны.
* * *
В этот раз Ада не сочла нужным и уместным отказываться от услуг шофёра, предложенного господином Мори. Она не видела никакой необходимости в подчеркнутой демонстрации собственной независимости. Напротив, ей казалось, что в данной ситуации это бы выглядело почти непристойно.
В аэропорту «Марко Поло» Аду встретил приземистый широкоплечий мужчина в строгом тёмном костюме с черной траурной повязкой на рукаве. Его лицо выражало приличествующую моменту сдержанную скорбь и почтение.
— Добрый вечер, синьора, — участливо проговорил он. — Меня зовут Карло, я восемь лет проработал у вашей матушки. Примите мои глубочайшие соболезнования. Мы все скорбим. Какая утрата! Позвольте получить ваш багаж, — под конец речи почтение стало каким-то уж совсем безбрежным.
— Спасибо, Карло, но получать нечего, я приехала налегке, — Ада кивнула на свою дорожную сумку, размеры которой позволяли брать ее в салон самолета, что существенно экономило время.
— Тогда позвольте проводить вас к автомобилю, — низенький Карло и бровью не повел, поклонился и подхватил с пола довольно увесистый баул. — Следуйте за мной, пожалуйста!
Ада пожала плечами и двинулась за ним. Карло этаким мажордомом торжественно вышагивал впереди, указывая путь.
Выйдя из здания аэровокзала, он направился к стоящему прямо перед выходом огромному чёрному лимузину. Ещё один поклон, и перед Адой распахнулась дверь машины.
— Прошу вас, синьора! Сию минуту, я уберу ваш багаж.
Да уж, господин Мори нынче расстарался!
Коротышка-адвокат вновь встретил Аду на ступеньках палаццо ди Франческо, а за его спиной, как и в прошлый раз, неподвижной скалой возвышался важный Пьетро. Но на этот раз синьор Лучано, страдая всем лицом, кинулся к ней, обнял и отчаянно захлюпал куда-то ей в плечо.
— Моя дорогая, моя дорогая, какая невосполнимая потеря! Как несправедлива жизнь! — провыл он горестно в ее пиджак. — Мужайтесь, синьора Ариадна, мы с вами.
Ада моргнула. У неё ещё в аэропорту, при виде торжественного Карло и его безразмерного лимузина появилось стойкое подозрение, что ей уготована какая-то неясная роль в странном фарсе. Или в гротеске? Она была не сильна в терминологии и жанрах. Может быть, предполагается, что и она должна наглядно продемонстрировать миру, насколько горька ее утрата и непосильно бремя скорби?
Ада осторожно похлопала прильнувшего к ней адвоката по плечу, что должно было, наверное, означать взаимные соболезнования.
— Успокойтесь, синьор Мори. Возьмите себя в руки. Нельзя так себя терзать, — по возможности убедительно проговорила она. — Я тоже хотела бы выразить вам своё искреннее сочувствие. Вы ведь гораздо лучше и дольше знали синьору ди Франческо, нежели я. Я понимаю, для вас это большое горе.
Ада поморщилась. Фраза прозвучала двусмысленно. Выходило, что сама Ада, знавшая покойную по большому счету без году неделю, за особое горе ее кончину вовсе и не считала.
Конечно, это было не так. Ада искренне переживала смерть маленькой мужественной женщины, своей матери. Ей было безумно жаль, что, едва встретившись после четвертьвековой разлуки, не успев по-настоящему сблизиться и узнать друг друга, им уже пришлось расстаться. Надолго ли? Может, навсегда?
Но никогда она не считала уместным и пристойным откровенно и прилюдно выражать свои чувства.
Этого правила она старалась придерживаться неукоснительно. Оно, правда, в последнее время периодически стало давать сбой, причем исключительно в присутствии одного-единственного человека.
Внезапно Ада пожалела, что рядом с ней сейчас нет Антона.
— Хочешь, я поеду с тобой, Ариша? — спросил он, отвозя ее в аэропорт. Хоть она и попыталась вкратце ввести его в курс своих, мягко говоря, необычных взаимоотношений с матерью, получилось это неважно, и он всё продолжал сочувственно вздыхать и осторожно косился на нее. — Паспорт у меня с собой, Шенгенская виза есть. Билет сейчас купим, не проблема. А? Всё же полегче тебе будет.
Она покачала головой.
— Спасибо, но не стоит, я думаю. Что ты будешь срываться? Зачем? Сегодня воскресенье, а похороны во вторник утром. Вот во вторник поздно вечером, в крайнем случае в среду я уже прилечу обратно.
— Так быстро? — удивился Антон.
— Ну я же не отдыхать еду. Что мне там дольше делать? Провожу маму и улечу. Тем более, что Митька пребывает в куриной истерике, опять у меня как минимум две операции переносятся.
— Ну, это он как-нибудь переживет, — философски заметил Антон, аккуратно и ловко объезжая остановившийся ни с того ни с сего прямо по середине дороги светло-серый «Опель».
— Да я и не говорю, что помрет, — улыбнулась Ада. — Он же за дело болеет! Ясно вам, господин хозяин?
Антон крепко, по-медвежьи, обнял Аду у стойки паспортного контроля, поцеловал ее долгим убедительным поцелуем, а потом она улетела — одна, и вот теперь ей стало ужасно жаль, что его нет рядом. Пусть бы коротышка адвокат в него тыкался!
Весь следующий день Ада просидела, изнывая, в гостиной, пристроенная «к делу» синьором Лучано. Подготовка к похоронному обряду шла своим чередом, отпевание и погребение были намечены на следующее утро, поминальная трапеза заказана, приглашения разосланы. Все это не требовало ни малейшего Адиного участия. Она же, как растолковал господин Мори, с пристойно-траурным видом должна была принимать соболезнования, благодарить за участие, приглашать почтить присутствием завтрашнее мероприятие.
