История превратилась для Анны в захватывающий детектив. Она видела, как попытки демократизировать государственный строй Древнего Рима, разбить главенство сената давали лишь отрицательные результаты, восстанавливая магистратский произвол в лице принципата — власти избранного сенатора.
Больше всего ее потрясло, что и в античности цивилизованные люди искренне презирали «принципы восточной абсолютной монархии», предусматривавшие раболепство, преклонение и абсолютное пренебрежение к жизни и стремлениям подданных. Намного более полезным для государства считались демократические принципы и широкое развитие местного самоуправления.
На примере истории Древнего Рима она видела, как власть сената всё более ограничивалась, сосредоточиваясь в руках императора, хотя формально сенат продолжал считаться одним из высших государственных учреждений. На самом деле, сенат превратился в собрание представителей знатных семейств, не имеющее большого политического влияния.
Анна понимала, что демократическая система, предусматривавшая существование выборных институтов власти, — все же меньше зависела от конкретной личности одного человека, замыкающего на себе все государственное управление. Поэтому мысленно она часто возвращалась к истории Марино Фальеро, решившего узурпировать власть у Совета десяти, с которым была связана вся его жизнь. Теперь ей вовсе не было с такой же однозначностью ясно, кто же был предателем в той венецианской истории?
Все эти дискуссии в блоге то гасли, то разгорались на фоне происходивших в России изменений в государственном управлении, все больше замыкавшемся на нескольких людях в высшей иерархии государственного управления, явно неспособных решать в такой огромной стране все и за всех. В результате, само управление все больше разваливалось по рукам приближенных «удельных князьков», в задачу которых входило лишь заткнуть малейший протест на местах. И из своего скромного исторического опыта Анна с горечью понимала, что «мадам Огурцову», жившую где-то на Урале, рано или поздно начнут душить в провинции местные «мандарины».
Главное, что именно здесь, в блоге, Анна, наконец, с душевным облегчением поняла, насколько безнравственными являются все поиски «национальных идей» и «национальных идеологий». Раньше слушая споры и беседы об этих поисках, она понимала, что за ними стоит лишь попытка оправдать захват государственной собственности… с точки зрения ее жизненной позиции. Но у нее еще хватало решимости не признавать, будто она — настолько ничтожна, что ее можно лишить и такого будущего, которое маячило перед ней теткиными пальто.
«Мадам Огурцова» с легкостью доказывала, что раз нация уже смогла создать такое государство, то какая идея может быть выше России? Все надо рассматривать с точки зрения блага государства. А какое благо может быть от ограбления практически всего населения, если некоторые присвоили и то, «что принадлежать никому в отдельности не может»? Она задавалась вопросом, какая еще «идеология» нужна в нормальном обществе в мирное время? Разве кто-то из живущих не знал заповеди «не убий, не укради, не лги, не прелюбодействуй…» и далее по тексту? Эта «идеология» была для всех единой, поскольку ее несоблюдение абсолютно одинаково не нравилось всем.
Здесь лучше задаться вопросом: а для чего нужна идеология? А для начала она, безусловно, требовалась, чтобы сподручнее плевать на конституцию и Уголовный Кодекс. А затем уж следовали и более насущные потребности «экспроприации экспроприаторов», то есть, идеология требуется исключительно с целью захвата чужой собственности. И ведь «светлые горизонты» для всего человечества рисовались идеологами вполне прозрачно: никто в коммунизме не будет иметь никакой собственности вообще. Идею так и не смогли воплотить в жизнь, но уроки восприняли на будущее: без частной собственности нет человеческой личности, нет и самого человечества.
Но смысл любой идеологии — в отходе от цивилизованных принципов римского права, когда никому нельзя приобрести собственность без согласия ее предыдущего владельца.
И, казалось бы, если уж вписываться в мировое сообщество, то, прежде всего, следовало бы отказаться от присвоения государственной собственности нецивилизованным, то есть «идеологическим» путем. Поскольку любая идеология — это попытка завладеть тем, что тебе никак принадлежать не может, — поверх существующего законодательства, поверх сложившихся общественных норм поведения. Поэтому такой «идейный» путь приобретения собственности всегда приводит к гуманитарной катастрофе.
Анне тогда вовсе не почудилось, как резко с почти животной ненавистью на хозяйку блога вскинулся один из посетителей с ником «Седой». Интуиция подсказывала ей, что этот посетитель доставит всем много проблем в будущем.
Постепенно на палец левой руки начал давить перстень с кораллом на указательном пальце, по которому вилось на латыни изречение из Плутарха «Выйди из тени!» Она даже не удивилась, что в блоге пошел цикл статей по «Застольным беседам» Плутарха, которые Анна начала с осторожностью комментировать, пересыпая свои размышления историческими примерами. Но пока она опасалась вступать в разговор с кем-то из посетителей, вовсе не из-за «Седого». Больше всего она переживала, как к ее появлению отнесется сама хозяйка блога.
Ее выступления восприняли на удивление приветливо. Но стоило Анне высказаться о том, как их грабили в Польше, когда она ездила туда за товаром, ей ответили шутками, что не стоит настолько прикидываться, что в целом не слишком хорошо изображать из себя героиню романа хозяйки блога. Анна еще не успела перечитать все романы «мадам Огурцовой», поэтому вначале не поверила, будто в ее романе «Армагеддон № 3» тоже есть героиня Анна, которая ездила за товаром в Польшу. Намеренно заглянув в этот роман, она обнаружила, что в качестве эпизодического персонажа там выведена именно она, даже внешне описанная с большой точностью. В романе действовал и другой персонаж, проводник прицепного вагона Петрович, в котором Анна немедленно узнала польского проводника, пристававшего к ней всякий раз, стоило ей собраться «почелночить».
Кольцо давно перестало давить на указательный палец, но Анна не могла понять, откуда эта писательница могла знать идиотские стишки, которые ей писал этот проводник по-русски.
Не придумать мне такой название,
До чего ж Вы, Анна, хороши!
Приходите в тамбур на свидание,
Отзовитесь мне на крик души!
Она уже стала вполне «своей» в блоге, когда почему-то начало давить кольцо с небольшим домиком вместо камня, которое Анна носила на большом пальце левой руки. Пока она старалась вспомнить свой прошлогодний сон про Венецию, ей пришло письмо с приглашением приехать в гости к хозяйке блога, который на ее глазах разрушили, продержав в неведении около двух недель. Через две недели блог восстановился на новой площадке, и Анна поняла, как много он стал значить для нее. И когда она купила билет к Каллиопе, кольцо сразу же перестало давить.
Как и Анна, никто из собравшихся в гости спонтанно, от себя такого не ожидал. Потому все происходящее слилось в какой-то непрерывный праздник, будто взрослые люди ненадолго окунулись в детство. Большинство посетителей блога двигалось к Каллиопе с Запада. На Киевском вокзале Анну встретила небольшая кампания, добиравшаяся до места на машине. Ночью она только два раза спрашивала себя, как у нее хватило авантюризма оказаться посреди России в машине с мужчинами, которых она знает лишь по сетевому нику. Но за насущными проблемами эти мысли ее покидали, она весело подхватывала разговор, хохоча рассказываемым анекдотам. Особой популярность пользовался один старый советский анекдот, который стал рефреном ее путешествия.
Накатала у одного мужика жена жалобу в партком. Типа не спит с ней продолжительное время. Того вызывают в партком на проработку. Мужик с ходу начинает оправдываться: «Во-первых, я — импотент!»
— Во-первых, ты — коммунист! — обрывает его парторг.
Утром восходящее солнце било им прямо в ветровое стекло. Они подъехали к дому хозяйки блога и встретили там всю кампанию из постоянных посетителей. И понеслось! Купание-загорание, водка-пиво и шашлыки, пение под гитару и непрерывный смех, будто рвавшийся из всех гостей, явно давно не смеявшихся, как и Анна. И на каждую просьбу или шутку присутствовавшие хором отвечали с наигранной назидательностью: «Во-первых, ты — коммунист!»
И уже на обратном пути, на подъезде к своему дому, Анна почувствовала нехорошую саднящую боль в сердце, с какой всегда встречала дурное предчувствие. И на данном историческом этапе дурные предчувствия оправдывались намного чаще, чем радужные надежды. К гадалке не ходи.
