Настя вскакивает с дивана, хватает трубку:
- Привет, папуль! Все в ажуре, не боись… Ага. Придешь? Порядок. Ну да?! Обалдеть! Какой кайф! На липучках или на шнурках? Ну, дают загранродственники! Погоди, па! Мама! Бабушка, папина, прислала мне из Израиля кроссовки! Точно такие же, как были у их сборной на Олимпиаде в Сеуле!..
- Я очень рада - за тебя, за папу, за сборную, за Израиль, - бормочет Нина Елизаровна, приметывая заплату к пододеяльнику.
- Ладно! Все! Целую. До послезавтра. Передам! Привет, - говорит Настя и кладет трубку.
Тут же снова звонит телефон. Утеряв бдительность, Настя автоматически поднимает трубку:
- Алло! - лицо ее принимает жесткое, безразличное выражение, голос становится мерзко-металлическим: - Меня нет дома. Я на дискотеке. Вернусь поздно. И прошу мне не звонить. Вообще никогда.
И Настя снова укладывается на диван.
- Ты с ним поссорилась? - осторожно спрашивает Нина Елизаровна.
- Мамуленька, разбирайся со своими делами, - покровительственно советует ей Настя. - Я смотрю, у тебя их невпроворот. А я уж как-нибудь сама. Договорились? И переключи, пожалуйста, на бабушкину программу. Там уже началось.
Нина Елизаровна покорно встает и включает «Спокойной ночи, малыши». И снова садится за швейную машинку.
- И сдвинься в сторону, а то бабушке из-за тебя ни хрена не видно, - говорит ей Настя и погружается в изучение журнала.
Часам к двенадцати ночи Лида подходит к дому.
У подьезда стоит Мишка с перевязанной головой.
Лида в испуге шарахается, но тут же узнает его:
- Господи, как ты меня напугал!.. Миша, что с тобой?
- Да так, - криво усмехается Мишка. - Лидия Александровна, вы не могли бы…
- Я не Александровна, а Викторовна.
- Но вы же сестра Насти?..
- Да. И тем не менее, я - Викторовна.
- А она Александровна… - ничего не понимает Мишка.
- Это у нас такое маленькое семейное хобби - каждому свое отчество, - улыбается Лида.
Когда Лида осторожно входит в совершенно темную квартиру, Нина Елизаровна говорит ей со своего дивана сонным голосом:
- Доченька… Там в кухне - все на столе. Покушай, детка.
- Спасибо, мамуля.
Лида тихо пробирается к Настиной раскладушке, опускается на корточки и трогает Настю за плечо:
- Настюхочка… Там Мишка внизу. Просит тебя на секунду выйти.
Настя открывает глаза, свешивается с раскладушки и заглядывает под стол, чтобы убедиться, спит мать на своем диване или нет.
И тихо говорит Лиде:
- Лидуня, если тебе нетрудно, спустись к нему и пошли его… - Настя берет Лиду за воротник, притягивает к себе вплотную и что-то шепчет ей на ухо.
- Что?! Что ты сказала?! - в ужасе отшатывается Лида.
И тогда Настя достаточно громко повторяет:
- Я сказала, чтобы он пошел…
Нина Елизаровна на своем диване зажмуривается и зажимает уши руками.
На светящемся будильнике два часа ночи. Не спит Нина Елизаровна. Уткнулась глазами в спинку дивана…
Настя не спит на своей раскладушке. Смотрит в закрытую дверь бабушкиной комнаты, злобно вытирает взрослые слезы с детского лица.
В маленькой комнате все ворочается и ворочается с боку на бок Лида. Тоже никак не может уснуть…
Да и Бабушка - неподвижная, немая, почти не дышащая, вонзила открытые немигающие глаза в потолок, на котором вздрагивает отблеск уличного фонаря.
И всплывают в остатках бабушкиной памяти ее постоянные беззвучные черно-белые видения…
…Тогда, в сорок девятом, она проснулась от звука подъехавших к дому машин. Тихо выскользнула из широченной постели, где на второй подушке сладко посапывал Друг, метнулась к окну и увидела «эмку» и «воронок» у подъезда…
…Потом трясущемуся, растерянному Другу его помощник предъявлял ордер на арест, а еще один подавал Бабушке уже заранее заготовленные листы протоколов, и она, сидя за туалетным столиком в ночной рубашке, подписывала их с одной и другой стороны. Друг увидел, что Бабушка подписывает протоколы, закричал, забился в истерике, упал на колени, подполз к ней, стал целовать ей ноги, рыдая и умоляя не подписывать эти страшные листы.
А Бабушка, боясь поднять на него глаза, поджимали босые ноги под банкетку и ставила одну подпись за другой…
Помощник дал знак увести Друга. И когда дверь за ними захлопнулась, он подошел к бабушке, намотал ее длинные волосы на правую руку, а левой стал расстегивать ширинку своих форменных галифе…
В день бабушкиного рождения утро, как всегда, началось с дикой суматохи: уже готовая к выходу из дома Лида мечется по квартире:
- Где мои перчатки? Мама, ты не видела моих перчаток? Бабушка, с днем рождения! Прости меня, миленькая… Голова кругом… Ну где же мои перчатки?!
Нина Елизаровна вынимает Лидины вещи из шкафа, стопкой складывает их на диван:
- Лидочка! Паспорт, билет на самолет и деньги будут лежать вот здесь. Да! Бабушка подарила тебе к отпуску пятьдесят рублей!
- Бабуленька, спасибо, родненькая… Господи, ну где же перчатки?!
Настя в одних трусиках и короткой ночной рубашке убирает свою раскладушку.
- Ты эту кофточку берешь с собой? - спрашивает Нина Елизаровна.
- Мама, успеется с кофточкой! Я на работу опаздываю! Где мои перчатки?
- Завтра в шесть утра тебе улетать! Когда ты думаешь собирать вещи? Сегодня весь вечер у нас будет народ!
- Боже мой, еще вчера перчатки лежали перед зеркалом в прихожей! Настя, где мои перчатки?
- В машине - не можешь без перчаток? - спрашивает Настя.
- Какая машина?! - орет Лида. - Он еще позавчера вечером улетел! Ну где же мои перчатки?
- Слушай, ты с этими перчатками уже всех в доме заколебала! - Настя проходит в прихожую, вынимает Лидины перчатки из своей куртки. - На, подавись своими перчатками!
- Мама, ты видишь?! Ты видишь, что это такое растет?! - кричит Лида, но в это время из бабушкиной комнаты раздается сильный удар корабельной рынды.
Бом-м-м!!! - несется по всей квартире.
- Судно! Судно забыли вынуть из-под бабушки! - кричит Лида.
- Иди, иди уже со своими перчатками, - говорит ей Настя и проходит в комнату Бабушки: - Привет, бабуля! Ну что там у нас?
Она довольно ловко вытаскивает судно из-под Бабушки, морщит нос и вопит на всю квартиру:
- Ура! Бабушка покакала!
На вытянутых руках, отвернув голову в сторону, она проносит судно мимо сестры и матери в ванную:
- Милости прошу! Вуаля! Какой цвет! А запах! Кристиан Диор!
Она сливает судно и начинает его мыть щеткой.
- Что ни говори, а в жизни всегда есть место подвигу! Да, Лида?
- Дура малолетняя! Раз в жизни… И то умудрилась спектакль устроить!
- почему-то обижается Лида и выскакивает за дверь.
Настя выходит с чистым судном из ванной и уже без ерничества, спокойно просит мать:
- Мамуль, подмой бабушку сама. Мне, наверное, с этим не справиться. Нина Елизаровна берет Настю за уши, притягивает к себе и целует ее в нос…
В теплой курточке, в джинсах, заправленных в резиновые сапожки, и в спортивной шапочке Настя стоит в кухне и записывает все, что говорит Нина Елизаровна:
- Черный хлеб - целый. И два батона белого по двадцать две. Виктор Витальевич любит по двадцать две. И обязательно смотайся в «Прагу»! Там могут быть крутоны из ветчины. Помнишь, я к Новому году покупала? Так… Нас - трое, Виктор Витальевич - четыре, папа - пять, Евгений Анатольевич
- шесть.
- Что еще за Евгений Анатольевич?
- Я тебе уже говорила. Возьмешь шесть штук. Ясно?
- Да. А бабушка будет опять овсянку жрать?
- Настя!.. А бабушке там же купишь две куриные котлетки. - Нина Елизаровна лезет в шкафчик за деньгами и видит несколько трешек, лежащих отдельно. - А это что за деньги?
- Степуху вчера получила.
- Очень кстати. А почему так мало?
- Елки-моталки! - вспоминает Настя, открывает холодильник и достает из морозильной камеры смерзшийся пакет. - Я же к сегодняшнему дню языки достала! Шесть сорок за них отдала! Мамуля, их же нужно срочно разморозить!
- Языки? Настя! Немедленно признавайся, где ты достала языки?
- Мам, знаешь, есть такой анекдот: что такое «коммунизм?» Это когда у каждого советского человека будет свой знакомый мясник в магазине. Вот мы сегодня и заглянем в наше светлое будущее…
- Это безнравственно, Настя! И отвратительно!
- Зато вкусно! Давай деньги, я пошла, - Настя вынимает из рук матери деньги, берет сумку и уже в дверях говорит: - Ма, я заскочу на рынок? Папа очень любит киндзу. Куплю ему пучок?
- Купи… - растерянно говорит Нина Елизаровна.
Троллейбусная остановка точно напротив Лидиной работы.
Лида выскакивает из троллейбуса, перебегает тротуар и плечом толкает старинную роскошную стеклянную дверь своего учреждения.
