- Что же делать с квартирой? Надо что-то с квартирой решать, - трет виски Нина Елизаровна. - Появится маленький…
- Маленькая, - поправляет ее Настя.
- Деньги, деньги… - говорит Лида. - Сейчас за деньги…
- Ма, давай красное дерево толкнем - на него жуткие цены сейчас! - оживляется Настя.
- А на что не жуткие? - усмехается Лида.
- Единственное, что от дедушки осталось, - грустно говорит Нина Елизаровна. - Да и не купит никто в таком виде. Реставрировать надо. Опять деньги! Господи-и-и! Да когда же мы жить-то начнем по-человечески?! Ну сколько можно? Ну смешно же прямо! Говорят, говорят, говорят! Уши ведь уже вянут!
Не спит Бабушка - внимательно слушает. С тоской оглядывает свою широченную кровать красного дерева…
- Ладно тебе, мамуль… - Настя прижимается щекой к руке Нины Елизаровны. - И так разместимся как-нибудь.
- Мам, у нас выпить нечего? - спрашивает Лида.
- После Александра Наумовича? Ты с ума сошла.
- Спокуха, девочки! - и Настя достает из-за дивана бутылку с итальянским вермутом. - Когда я увидела, что папа уже в мажоре, я тут же заныкала это.
На дне бутылки плещется граммов сто, не больше. Настя разливает «Чинзано» по двум рюмкам - сестре и матери:
- Вуаля! Кто - добытчик? Кто - волчица?!
- А себе, волчица?
- В глухой завязке. Или дети, или поддача!
- Мамуля, давай треснем за Настюху и… Пей, пей, мама! И будем исходить из реальных возможностей… Нам надеяться не на кого.
- Будь счастлива, дочура, - смахивает слезу Нина Елизаровна.
- Настюхочка! Будь здорова, киска! Вперед! - Лида выпивает свою рюмку: - Внимание! Только следите за мыслью. Если шкаф поставить вот так… А мамин диван вот сюда…
- Правильно! - кричит Настя. - То здесь встанет кроватка! Да?
- Оф корс, май систер! Стеллаж запихивается в нашу комнату…
- А комодик? - спрашивает Нина Елизаровна.
- На помойку! Тогда Настина раскладушка совершенно свободно встает рядом с кроваткой и…
- Ну, правильно, - прерывает Лиду Нина Елизаровна. - И судно с бабушкиными делами можно будет выносить только мимо маленького.
- Ма-лень-кой!.. Сколько раз тебе говорить!
- Какая разница, если ребенок будет постоянно дышать миазмами?!
- Чем? - Настя впервые слышит это слово.
- Ну, что в судне бывает из-под бабушки.
- А-а-а… Но не вечно же это будет? Когда-то же придет и конец. - И тут, судя по тому, как одновременно замолчали мать и сестра, Настя понимает, что этого говорить не следовало. - То есть я хотела сказать…
- Ну что ты за сучка, Настя! - зло говорит Лида. - Как у тебя язык повернулся?!
- Это же твоя б а б у ш к а… - тихо говорит Нина Елизаровна.
- Сами же говорили: «исходя из реальных возможностей»… - виновато бормочет Настя.
В своей комнате Бабушка слышит Настин приговор и в панике поднимает трясущуюся правую руку. Цепляется скрюченными пальцами за веревку от колокола и резко дергает…
Но привычного «Бом-м-м!!!» не раздается. Тяжелый медный язык корабельной рынды отрывается и падает Бабушке точно на голову.
По истощенному, парализованному тельцу Бабушки пробегает предсмертная судорога, а в угасающем мозгу молниями несутся обрывки видений…
…Окровавленный Дедушка отшвыривает ее от своих ног…
…Подписывает, подписывает Бабушка протоколы! Друг ползет к ней, плачет, умоляет…
…Наматывает волосы Бабушки на руку помощник Друга, расстегивает ширинку форменных галифе…
…Вышки с часовыми… Строй заключенных женщин… Конвой… 3а строем одиннадцатилетняя Нина играет с маленькими заключенными детьми…
И все! И кажется - умерла Бабушка…
Но Бабушка открывает глаза! Оглядывает комнату, фотографии… Поднимает правую руку, очень осмысленно рассматривает ее. Потом поднимает левую! И, наконец, встряхивает своей маленькой птичьей головкой с жидкими седыми волосенками…
Мало того - она пытается приподняться на локте, и это ей удается.
Она садится, осторожно спускает тоненькие подагрические ноги на пол и, придерживаясь за столик, встает в полный рост!..
Удрученные концом разговора, Нина Елизаровна, Настя и Лида молча сидят за столом напротив двери в бабушкину комнату.
Скрипнула дверь… Все трое переглядываются, прислушиваются и вдруг видят, как эта дверь начинает медленно открываться!
От страха и неожиданности они застывают и немеют. Только глаза у всех троих становятся все больше и больше!
Распахивается дверь, и в ее проеме, словно в картинной раме, появляется Бабушка - седая, патлатая, в несвежей ночной рубахе с потеками…
Чтобы не закричать благим матом, Нина Елизаровна зажимает рот руками…
Лида в кошмаре хватается за голову…
Настя сидит, не в силах оторвать глаз от этого невероятного явления!..
Бабушка стоит в проеме двери с фингалом под глазом, и вид у нее, прямо скажем, мерзкий. И наглый. И наступательный. И жалкий…
- Вот теперь, когда Бог наконец надо мной смилостивился, - произносит Бабушка скрипучим от долгого молчания голосом, - я на вас всех такое напишу… в эНКаВэДэ!..
Сидят неподвижно три парализованные кошмаром женщины - сорока девяти лет, двадцати шести и пятнадцати…
И только самая младшая, Настя, постепенно приходит в себя и, не отрывая от Бабушки глаз, негромко говорит:
- Черт побери… Неужели это опять может повториться? Исходя из реальных возможностей…
