Мы перешли через широкую, пыльную дорогу. Машин на ней было мало, а людей на прилегающих улицах и того меньше.
На углу на куче мусора спал старик в костюме-тройке. Мы двинулись по этой улице, на которой поднималась в воздух пыль с немощеных тротуаров и рыскали в поисках пищи бездомные псы. Я бросила взгляд на Эдгара. Никто из нас не проронил ни слова. Нам казалось неправильным тревожить странный покой этого места.
Однако человек, сидевший на корточках на краю дороги, внезапно поднялся на ноги и нарушил эту тишину. Он сунул пальцы в рот и начал издавать повторяющийся свист, ни на миг не сводя с нас безучастного взгляда. Другой человек, расположившийся дальше вниз по улице, встал и уставился на нас, точно так же свистя следующему мужчине в этой цепочке, чтобы сообщить о нашем приближении. Но эти люди больше ничего не предпринимали – только следили за нами, и следили очень внимательно.
Чуть дальше на тротуаре поставил свою палатку одинокий уличный торговец. Здесь продавалось только два вида товаров: алкоголь и сигареты. Мы поняли, что приближаемся к святилищу, потому что это были типичные приношения верующих Санта Муэрте. Старушка за прилавком улыбнулась нам, протягивая пачку сигарет и маленькую бутылку текилы.
— Для Белой Девушки? – спросила она.
Мы кивнули. Я уже читала о том, что Санта Муэрте все чаще называют «Нина Бланка» (Белая Девушка). Белая, потому что скелет.
За ларьком небольшая толпа выстроилась в очередь перед аркой, сплошь покрытой розовыми и белыми цветами. Мы поняли, что отыскали святилище.
Толпа хранила почтительное молчание. Бабушки в наглаженных блузках шикали на неугомонных внуков. Мы могли бы принять это за католическую службу, если бы не присутствие нескольких типов, которые совершенно явно были бандитами. С нашего места в очереди алтаря еще не было видно – только море цветов и свечей вокруг него.
Рядом с алтарем была свечная лавка. Мы решили купить свечи и поставить у алтаря, потому что большинство людей в очереди держали в руках свечки, и я подумала про себя, что в жизни случаются такие моменты, когда следует полностью слиться с толпой. Раньше я читала о том, что свечка каждого цвета что-что символизирует: красная – любовь, белая – удачу, а черная – защиту. Мы купили по белой свече и вернулись в конец очереди.
Мужчина, стоявший перед нами, был одет в черную майку, открывающую огромные бицепсы, покрытые татуировками; его запястья и шею обвивали золотые цепи. Мы внимательно наблюдали за ним, когда он вошел в святилище. Первым делом он зажег черную свечу и поставил ее под алтарем перед собой. Потом опустился на колени и перекрестился. Закрыв глаза, зашептал молитву. Наконец встал и зажег сигарету. Сделал только одну затяжку, а бычок оставил в пепельнице как приношение.
Эдгар пошел первым. Он идеально исполнил каждый этап ритуала, но разразился довольно неуместным приступом кашля, вдохнув сигаретного дыма.
Потом настала моя очередь. Человеческий скелет, одетый в белое подвенечное платье, гордо возвышался над морем мерцающих свечей, по большей части черных. С косой в одной руке и земным шаром – в другой, он смотрел на меня из-за стекла пустыми глазницами. Это напомнило мне, как мы с Октавио пришли в базилику, чтобы увидеть Святую Деву Гваделупскую, мы долго стояли в очереди, чтобы взглянуть на образ Девы с движущейся дорожки. Особая тишина царила вокруг, вызванная всеобщим благоговением и восхищением толпы, – и тогда, и сейчас.
Прежде чем мы ушли из святилища, я спросила продавца свечной лавки, где находится часовня.
— Здесь нет часовни, – сказал он. – Только алтарь.
Возможно, для того, чтобы получить такую информацию, мы должны были знать какое-то тайное слово.
Но мы были уверены, что часовня где-то здесь, неподалеку, поэтому решили попытаться ее отыскать. Мы побрели дальше по улице. Здания на ней были старинные и очень красивые, похожие на некоторые постройки Сентро-Историко, но совершенно обветшалые – с разбитыми окнами, граффити и мусором повсюду.
Тинейджеры с расширенными черными зрачками сидели в канаве и смотрели на нас, поигрывая ножами. И здесь совсем не было видно полицейских – неслыханная вещь для Мехико.
Примерно через каждые десять метров здесь располагались алтари, и не только Святой Смерти. Дева Мария, Иисус и Богоматерь Гваделупская – все они предлагали духовное покровительство из-за стекла алтарей, с любовью украшенных свечами и цветами. Я не видела в Мехико более религиозного района, чем Тепито. Но здесь, в отличие от других подобных мест в Мексике, стеклянные витрины были защищены металлическими решетками, которые делали их похожими на клетки для животных.
Женщина с расширенными от ужаса глазами внезапно подошла к нам сзади и заговорила:
— Эй, сестренка, я тут пройдусь позади тебя… а то за мной гонятся… просто прикрой меня, сестренка, пока не дойдем до моего района… иди как шла. – Я обернулась. – Иди-иди! Не смотри на меня – меня тут нет… – А потом она свернула за угол и пустилась бегом по улице.
В этот момент Эдгар повернулся ко мне:
— Слушай, видишь вон того парня? – Он говорил о мужчине с отсутствующим взглядом, который стоял на углу и не выпускал нас из поля зрения. – Мы его раньше уже видели.
За нашими передвижениями следили с такой оперативностью, что мы оба решили направиться обратно к метро.
В тот вечер я пришла домой и обнаружила, что Рикардо сидит на диване с кошками и играет на гитаре. Когда я вошла в комнату, он перестал играть и взглянул на меня:
— С тобой все в порядке? Почему ты не брала трубку? Почему пришла домой так поздно? – Он не хотел, чтобы я ходила в Тепито.
— Все прошло просто прекрасно, – сообщила я. – Не знаю, о чем ты так тревожился.
Однако я физически ощутила гнетущую ауру этого места. Я стояла под горячим душем и постепенно успокаивалась. Я думала о том, что написать в заключении своего реферата. Я должна была заглянуть в эту «тьму». Она существовала в реальности, и это было очень печально. Миллионы обездоленных, живущих без всякой надежды на лучшее людей обращают свои молитвы к святой, которую сотворили для себя сами. Святая Смерть ко всем беспристрастна. Она рада и трансвеститам, и проституткам, и даже наркоторговцам. Эти люди воображают, что она имеет отношение к католицизму, но она вернулась к ним из их доиспанского прошлого.
Улегшись в постель рядышком с Рикардо, я думала о том, как же мне повезло.
Сегодня Рикардо вернулся домой позже, чем обычно. А поскольку я тоже пришла домой поздно после занятий по политологии, нас неминуемо ожидал один из тех вечеров, когда мы с Рикардо, оторвавшись от мрачного созерцания неприветливых глубин холодильника, с радостью решали, что единственная возможность поужинать – это купить себе такосов.
Лучшая еда в Мексике, как я уже выяснила, обнаруживается в самых неожиданных местах: продается завернутой в полиэтиленовые пакетики из корзин проезжающих по улицам велосипедистов или из тележек, которые с криками тащат за собой разносчики, иногда ее суют вам в открытое окно автомобиля, пока вы стоите в пробке. «Такос-де-Чупакабрас», один из самых популярных в Мехико ларьков с такосами, находится в Койоакане, под цементным мостом, в грязном оазисе между двумя магистралями. Чупакаброй, что означает «козий вампир», называют мифическое существо, которое, по слухам, сосет кровь коз и другого домашнего скота. Первые репортажи о нем появились в газетах в начале 1990-х, и сейчас многие думают, что эти сообщения были сфабрикованы мексиканским правительством, чтобы отвлечь внимание людей от серии политических убийств, которые остаются нераскрытыми и по сей день.
Хотя в свое время эта тактика возымела желаемый эффект, сейчас «козососы» – своего рода национальная шутка. Ларек с такосами, к которому мы отправились, получил свое название в честь этого существа – с намеком на «секретный ингредиент», делающий эти такосы такими вкусными.
Поначалу вид этих уличных такосов внушал мне опасения, но вскоре я пристрастилась к их особому, характерному вкусу. Профессор Арсаба попытался найти объяснение, почему простая тортилья с ломтиками мяса внутри, стоящая в среднем 6 песо (60 центов) и готовящаяся около двух минут, может быть настолько вкусной и почему этот вкус невозможно воспроизвести в домашних условиях и даже в ресторане.
— В большинстве случаев, – утверждал наш профессор, – мясо для такосов оставляют размораживаться на жаре. И знаете ли, существует весьма специфичное французское блюдо, в котором точно так же используется мясо на грани порчи, но все еще съедобное: это обогащает его вкус.
Мне нравилась эта теория, пусть даже я и не встречала упоминаний о таком французском блюде. Она во многом подходила и к Мексике в целом, ведь ее привлекательность нередко была порождена царящим здесь хаосом.
