Когда подошла наша очередь, мы заказали по шесть «такосов из чупакабры» каждый. По брезентовому навесу над нашей головой застучали капли дождя. Ожидая свой заказ, мы любовались поварами: их лица лоснились под светом голых электрических лампочек, а руки работали так быстро, что все движения сливались в одно. Огромными ножами они разрубали куски мяса и бросали ломтики в тортильи. Не прошло и минуты, как нам вручили наши такосы – без сомнения, самые вкусные из всех, которые только можно себе представить.
Пока мы ели, я краем глаза наблюдала за Рикардо. Он казался отстраненным и едва ли проронил хоть слово с тех пор, как пришел с работы. Это было странно, если учесть, что мы ели acos de Chupacabras .
— Что случилось? – спросила я, силясь перекричать шум дождя и грохот автомобилей, несущихся по мосту у нас над головой.
— Ты знаешь, закрываются еще три центра, – ответил Рикардо.
Он говорил о филиалах школы «Пятая авеню». Как и многие другие компании в то время, в результате кризиса на американской фондовой бирже «Пятая авеню» сокращала штаты.
США – крупнейший торговый партнер Мексики – терпели убытки, и многие живущие там мексиканцы также испытывали финансовые трудности и потому прекратили высылать деньги своим оставшимся на родине семьям. Это было весьма серьезно, если учесть, что эти денежные переводы составляли второй по значимости источник доходов Мексики после нефти.
— Неужели? И какие филиалы закрывают на этот раз? – спросила я.
— В Гуанахуато, в Леоне и в Линда-Виста.
— Ха! Да они ведь всего два месяца назад открыли два из этих центров, а филиал в Леоне – вообще неделю назад. Ты же только что вернулся с грандиозного открытия, разве нет?
Теперь работа Рикардо заключалась в том, чтобы расхлебывать последствия кризиса: ездить в каждый из филиалов «Пятой авеню» и улаживать проблемы с разъяренными студентами, которые только что выложили крупную сумму денег за занятия в школе, которой больше не существовало, ведь никто не собирался им эти деньги возвращать. Нестор Монтес обычно поручал Рикардо умилостивить их каким-нибудь дрянным онлайн-курсом или набором CD-дисков с уроками.
— Теперь будет работать только половина школ, – буркнул он. – В прошлом месяце закрылось десять из двадцати филиалов.
Как объяснил мне Рикардо, владельцы школы, которым также принадлежали тренажерные залы и сельскохозяйственные фермы, все больше и больше влезали в долги, поскольку все меньше и меньше желающих записывалось в «Пятую авеню». Многие из учащихся потеряли работу и больше не могли позволить себе уроки английского, поэтому классы неумолимо сокращались.
И все же я видела, что оставшиеся сдаваться не собираются.
— Знаете, учительница Люси, мы здесь, в Мексике, привыкли к кризисам, – объяснял мне Освальдо, который по-прежнему работал программистом в крупной фармацевтической компании. – Вот почему – всегда! – у нас есть в запасе план «Б». Если я теряю работу, я крашу машину под такси: здесь всегда есть работа для таксистов. Так я делал в прошлый кризис, а ведь теперешний не настолько тяжелый, как тот, что был тогда.
Освальдо говорил об обвале мексиканского песо в 1994 году, когда резко упал курс песо и взлетели процентные ставки по кредитам, в результате чего миллионы мексиканцев оказались не в состоянии выплачивать свои долги.
Родители Рикардо, которые до кризиса были должны 300 000 песо, вдруг обнаружили, что их долг составляет миллион.
Любая паника, в которую могли бы впасть посетительницы Утреннего клуба первых жен по поводу экономического кризиса, ни в какое сравнение не шла с удовольствием при мысли о том, что их бывшие мужья страдают от него больше, чем они сами.
Вероника пришла в особенно хорошее расположение духа после того, как обнаружила, что архитектурная фирма в Америке, в которой работал ее бывший муж, разорилась, не оставив ему иного выбора, кроме как вернуться в Мексику.
— А знаете, что я говорить ему, если он стучаться в мою дверь? – спросила она нас. Веронике повезло: после развода дом остался ей.
— Что? – поинтересовались мы.
— Если тебе негде жить, можешь остаться здесь, в задней комнате. Не проблема для меня. Но за это я просить только одного – чтобы ты делать работу по дому!
— Ха-ха! – Все женщины торжествующе захихикали, представив себе, как их бывшим придется теперь заниматься домашним хозяйством вместо них, чтобы не оказаться на улице.
Однако Рикардо всерьез боялся потерять работу.
— Ну, а ты уже начал искать другую работу? – спросила я.
Он ничего не ответил, но взгляд его говорил: «Да, конечно. Ты же знаешь, я всегда ее ищу. И если бы я что-что нашел, я бы тебе об этом сказал».
И тут я впервые задумалась о том, что будет, если Рикардо действительно потеряет работу. В стране, где не существует такой вещи, как пособие по безработице, это было пугающей перспективой. И хотя я сама могла прожить на доход от частных уроков, для продления визы мне нужна была работа в «Пятой авеню».
Идея, которую я уже какое-то время вынашивала, требовала серьезного осмысления. Может, нам с Рикардо уехать жить в Австралию?
Прошло почти два года с тех пор, как я приехала в Мексику, а ведь первоначально я планировала остаться здесь только на один год. И хотя мне самой в это не верилось, но мы с Рикардо уже полтора года жили вместе.
С тех пор как за моим нервным срывом последовали съемки в мыльной опере, я постепенно научилась изыскивать способы лучше устроить свою жизнь в этой стране. В перерывах между работой в «Пятой авеню» и частными уроками я закончила курсы испанского в Национальном университете и записалась на разные вечерние занятия, от лекций по политической истории Мексики до индейских народных танцев, в конце семестра я в костюме мексиканской крестьянки даже участвовала в концерте. Там у меня появились близкие друзья, такие как Мэри-Энн, бывшая монахиня, у которой теперь был 78-летний возлюбленный, и Кристина, мексиканско-американская художница из Лос-Анджелеса, работающая в технике батик. Я нарушила свое правило не общаться с экспатами, поскольку обе эти женщины вращались в местных кругах, и мы по привычке разговаривали друг с другом в основном по-испански.
Я училась всему, что успевала учить, и узнавала все больше и больше слов, отчего моя жизнь делалась все легче и легче. Например, я наконец поняла разницу между разными лепешками с начинкой: lacoyo (овальная, из кукурузного теста, обычно с бобами), huarache (большая овальная, с мясом), gordita (круглая пышная лепешка), itacate (треугольная, с белым сыром), quesadilla (начиненная сыром) и sincronizada (на основе пшеничных тортилий).
По сути, я теперь настолько здесь обжилась и мои отношения с Рикардо были такими ровными, что мысль о возвращении домой навсегда мне и в голову не приходила до того момента, когда наше будущее здесь начало вызывать опасения.
Мы с Рикардо оба планировали в следующем году поступить в магистратуру Национального университета, но реальность была такова, что выжить, работая неполный день, в условиях стремительно ухудшающейся экономической ситуации было немыслимо.
— Рикардо, – спросила я, – хочешь посмотреть Австралию?
Приближался конец октября, и по всему городу уже были выставлены искусно сделанные приношения ко Дню мертвых, одному из важнейших в году мексиканских праздников. На улицах пахло бархатцами и банановыми листьями.
Булочные начали выпекать «Пан-де-муэрто» («Хлеб мертвых») – круглые сдобные буханки, обсыпанные сахаром и украшенные сверху полосками теста в форме костей.
В этот день духи умерших имеют возможность вернуться в этот мир и насладиться земными удовольствиями, такими как еда, музыка и танцы. У мексиканских индейцев есть традиция украшать могилы усопших родственников свечами и цветами и выкладывать на них еду, которую умерший любил при жизни. Этот праздник устраивается главным образом для мертвых. Первый день ноября посвящен исключительно умершим детям, а взрослые возвращаются в этот мир днем позже, второго числа.
Год назад я была настолько поглощена своими любовными проблемами, что День мертвых практически прошел мимо меня. Я смутно припоминала дары, выставленные на улицах Ла-Рома. Октавио и Рикардо предлагали показать мне алтари, сооруженные в университете, но в конце концов я отказалась. Каждый раз, когда я вспоминала тот период своей жизни, я испытывала чувство огромного облегчения от того, что он закончился, и еще больше ценила свою нынешнюю безмятежную жизнь с Рикардо.
И все же невозможно было отрицать, что я немного жалела о том, что мои отношения с Октавио, моим первым мексиканским другом, пришлось оборвать так резко. С тех пор как мы с Рикардо стали жить вместе, я только однажды встретилась с Октавио. Мне нужно было вернуть ему книгу по истории Мексики, которую я читала в тот момент, когда съехала с квартиры, и забрать кое-какие вещи, забытые в спешке. Рикардо настоял на том, чтобы самому отвезти меня туда – вероятно, не только из соображений благотворительности, – и ждал внизу в машине, пока я взбегала по знакомой желтой лестнице и стучалась в дверь к Октавио.
