— Ну что, — спросила я, — как ваша свинка?
— Я поправился, — ответил он, глупо ухмыляясь.
— Болезнь не слишком исказила ваше лицо, — заметила я, рассматривая его критическим оком.
Он покраснел.
— А вы, Салли, как вы?
— Не слишком деформировала вашу физиономию. А свинка, это болезненно?
— Ээ... Немного...
— А в чем она конкретно выражается?
— Болят... уши...
— Похвастаться, в общем, нечем.
— Нет... конечно...
— А как рефлексы?
— Я не очень вас понял. Меня не проверяли у психолога.
— Меня тоже, — отрезала я.
До чего же он меня раздражает, этот воздыхатель.
— Кстати, — сказала я, — как называется болезнь, когда уши шелушатся, а потом отпадают?
— Не знаю...
— Похоже, ваши уши уже начинают...
— Вы... Вы так считаете?
— Не считаю, а вижу. Во всяком случае, очень рада была с вами повидаться.
После чего я с ним распрощалась.
16 апреля
Сегодня утром я искренне пожелала, чтобы Мэри не сдала экзамен. Ни с того ни с сего. Просто возникла такая мысль.
Мое желание не осуществилось. Она прошла.
Как она рада. Естественно.
Теперь у нее не будет ежедневного отцовского наказания, зато будет Джон Томас на всю жизнь.
По ее словам.
Возможно, она еще пожалеет о ежедневном отцовском наказании. Ну, это ее дело.
Сегодня мне исполнилось девятнадцать лет.
Девятнадцать цветущих годков.
Уже пять часов вечера. Скоро начнется обалденный ужин по случаю моего дня рождения.
Я чувствую себя как-то странно.
Но не из-за праздника.
Не из-за чего.
Если какой-нибудь тип попал бы сейчас мне под руку, думаю, надрала бы ему уши. И шнибель. Нет, шнобель. До чего трудный этот французский язык.
Маленький розовый язычок Мэйв.
Рука Тима.
Шестеринка Варнавы.
Твердость статуй.
Ах, ностальгия, ностальгия!
Покрепче держись за поручень, говорю я себе. Держись за поручень.
17 апреля
Мы немного подождали братца, его сожительницу и их отпрыскунью; наконец они заявились, обрамляемые почти флуоресцентным этиловым ореолом. Джоэл с папой облобызались. Папа состроил благодушное рыло, вроде тех, что бывает у закоренелых предателей в низкопробных мелодрамах. Миссис Килларни была встречена почестями, а писклявый выкормыш получил свою порцию улыбчивых гримас. Мэри поздравили с успехом. Сияющая мама механически опустошала стаканы всех присутствующих. О моем дне рождения и не вспоминали.
Упразднив одним залпом и махом бутылку 45-градусного рикара, присланную М. Прелем и полученную как раз сегодня, мы устроились вокруг стола, и Бесс начала подавать ужин, который состоял (описываю сразу всю разблюдовку) из селедки в имбире (я ее обожаю), сала с капустой, стофунтовой головки сыра и пирога с морской капустой, украшенного девятнадцатью свечами.
Сначала разговор был неимоверно светский и невыносимо банальный.
— Ну и как, — спрашивала мама у миссис Килларни, — вы довольны моим петушком?
— Признаться, право, — отвечала миссис Килларни, — весьма пылкий, весьма пылкий. Женщину в моем возрасте это может и утомлять, черт возьми!
Пылкий для чего именно? Полировать пуговицы?
— А твой жених, — спрашивал Джоэл у Мэри, — ты довольна его услугами?
— Сиди и дрючь в своем углу, — благосклонно отвечала Мэри, — и не трепли ленточки малышки.
Дрючить что именно? Рукоятки для ножей?
Развеселившийся папа пытался заинтересовать меня разговорами на самые разные темы, как, например, классификация смертных казней в зависимости от географической долготы или безразличие кухарок к страданиям животных, предназначенных в пищу.
Вечер наверняка прошел бы нормально, то есть к двум часам ночи совершенно ухайдаканные папа и Джоэл рухнули бы со всего маху в объятья друг к другу с умиленными возгласами, итак, повторяю, вечер наверняка прошел бы нормально, если бы, на стадии сала с капустой, Джоэл не заметил присутствия Бесс.
— А ты все еще здесь? — внезапно гаркнул он.
Не знаю, какая муха его укусила и насколько она была шпанской[*]; ведь на Бесс никто — даже папа — не обращал внимания, а Джоэл, в свое время, и подавно. А тут обратил, да еще и сопроводил вышеприведенные слова аффективным шлепком по ее крупу. От этого чуть ли не родственного и, вероятно, нежного жеста робкую девчушку так передернуло, что она вывалила остатки капусты на голову мамы. У мамы всегда был добродушный характер типичной бестолочи, а в этот вечер настроение оказалось особенно эйфорическим по причине бааааальшого семейного примирения. Она сочла инцидент невероятно комичным и долго корчилась от смеха, вытирая с лица овощной гарнир. Мы шумно разделяли ее вполне объяснимую веселость, но тут папа, непонятно с какой стати, спокойно поднялся и направился к Бесс. Та с ужасным криком бросилась в сторону кухни, но, подбежав к двери, натолкнулась на папу; он, точно рассчитав траекторию, успел переместиться и встать на пороге в ожидании. Его намерения — это сразу же стало понятно — были явно исправительные. Вмешался Джоэл. Мелодраматическим, будто вымоченным в джине голосом он заявил, что покарать оскорбление, нанесенное матери, обязан сын; потянув Бесс за руку, он вырвал ее из отеческих когтей. Папа, ухватив Бесс за другую руку, ответил, что сурово расправиться с лицом, окатившим супругу подливкой, обязан супруг. Бесс дергали из стороны в сторону. Тут Мэри встала и объявила, что противится любому наказанию; она схватила Бесс за талию и освободила девушку от преследователей. Те яростно закричали и опять стали вырывать жертву. Миссис Килларни заорала, что только ее петушок вправе выпороть служанку, в то время как внезапно разгневанная мама провозгласила, что никто, кроме ее мужика, не смеет поднять руку на этого ребенка, за которого она, кстати, несет полную моральную ответственность. Я с восхищением наблюдала, как легко все эти люди встают на свою сторону, и уже задумалась, к какому из трех лагерей примкнуть, если вообще не составить свой собственный, четвертый, как тут начались военные действия.
Первыми ввязываются в бой боковые судьи слабого пола. Пригоршней подобранной капусты мама квасит лицо миссис Килларни, а та отвечает суингом, который проходит мимо цели и вдребезги раскалывает грязную тарелку. Мэри наносит Джоэлу удар ногой, отчего тот ослабляет хватку, но папа, схватив за шевелюру, отшвыривает дочь к буфету, в котором разбивается несколько стаканов. Бесс жалобно стонет, а миссис Килларни, распоров себе руку в неудачной атаке на нашу посуду, прыгает от боли и звучно матерится. Мама, используя свое позиционное преимущество, тычет ей в пупок бутылкой с английским соусом. Миссис Килларни валится с ног. С целью аннексировать Бесс папа запускает пивной бутылкой в голову Джоэла, но мажет и захерачивает осколками все блюдо с салом. Мэри снова бросается на приступ, на этот раз вооружившись щипцами для колки орехов; папин нос, зажатый между двумя металлическими стержнями, брызжет кровью. Мама, развалившись на миссис Килларни, ритмически бьет ее башкой об пол. Воспользовавшись тем, что папа, пытаясь высвободиться, щекочет Мэри под мышками, Джоэл увлекает Бесс на кухню и закрывается там. Мы подскакиваем к двери, трясем ее и стучим в нее ногами. Дверь крепко заперта. Пора утихомириться.
Мама подняла миссис Килларни, усадила ее на стул и предложила ей укрепляющее. Затем мы расставили все приблизительно по своим местам, замели осколки и обломки в дальний угол и вновь устроились за столом в ожидании продолжения ужина. Обнаруживается, что Саломею, свалившуюся на пол во время стычки, слегка потоптали: ей также поднесли укрепляющее. Папа разлил по кругу уиски, дабы замедлить сердечное биение и отрегулировать дыхательный процесс.
По другую сторону кухонной двери слышны разнообразные звуки: стоны, сопение, робкие протесты, экзальтированные одобрения. Теперь я уже приблизительно знаю, в чем дело, и угадываю кое-что из того, что там происходит; я взрослая и почти осведомленная девушка. Я испытываю большое удовлетворение оттого, что могу в целом понять завязавшийся за столом разговор.
— Не сделал бы он еще одного ребенка, — шепчет мама со смущенным видом.
— Это удается не каждый раз, — замечает миссис Килларни с очень претенциозным видом.
— Чего они так шумят, — ворчит Мэри с раздраженным видом.
— Малышка все же получит свое, — подытоживает папа, делая вид, что не подает виду.
Вокальные сигналы Бесс и Джоэла достигают такой интенсивности, что дверь начинает вибрировать. Мэри закидывает ногу на ногу, спазматически царапает стол, откидывает голову назад и тяжело дышит. Втайне я уже давно разделяю эти эмоции.
И вдруг, внезапно — тишина.
