Ознакомительная версия.
Он называет улицу, дом, квартиру. Свиридова, обернувшись, смотрит на него, в глазах какое-то непонятное выражение; Игорю нет времени разгадывать ее взгляд…
– Всё, записала. Ждите! – голосок подвел итог их беседы.
– Э, а во сколько ждать-то?
Соседка, раздраженно двигая лопатками, продолжает возиться у плиты…
– Сейчас у нас двадцать два тридцать, – голосок в трубке стал еще милее, когда в нем появилась нотка умственного напряжения, – значит, минут через сорок они будут у вас. Девушек будет две, оцените, кто по вкусу. Или обе.
– Хорошо, – не смог не улыбнуться Игорь. – Жду с нетерпением!
– Счастливого отдыха!
На этот раз гудки радостные, они торопят, гонят секунды, приближая праздник. Конечно, не обе, но одна из них сегодня будет его…
Игорь положил трубку на рычажки, пальцем стер выступившие под носом капельки пота. Пометил то объявление, по которому сделал заказ (если понравится, будет звонить и в дальнейшем время от времени). Вскочил и пошагал к себе в комнату, бубня какой-то модный мотивчик; за спиной, на кухне, зазвенела, упав на пол, крышка сковороды.
Белье… белье не ахти, конечно. Хозяйка обещала менять раз в две недели, но то сама забывает, то Игорю лень перестилать постель. Получается, что спит на одном и том же месяца по полтора-два. В общем-то не замечает, а сейчас стало как-то неловко перед чужим человеком, перед той, что очень скоро ляжет на эту кровать… Надо было заранее у хозяйки свежее взять… Хе-хе! Нашел тоже, перед кем стесняться, – она наверняка и не в таких условиях привыкла работать… Завтра, как раз после всего и сменит.
Прибраться все-таки надо. Хоть для себя самого… Бросает в шкаф грязные носки, дальше под кровать прячет журналы. Плотнее шторой задернул зафанеренное окно… А, все нормально.
Сел за стол, достал из пакета портвейн. Срезал ножом пластмассовую крышечку. Граммов сто в чашку, для поднятия тонуса. Надо бы бокалы. На кухне стоят такие, не бокалы, а стаканы из тонкого стекла. Свиридова закончит свою готовку – тогда сходит.
Портвейн теплый, сладко-терпкий аж до мурашек по коже… Да, давно ничего не пил, кроме четырехградусного «ЗЕНИТ – чемпион». Не то чтобы денег жалко, а почему-то очень быстро и нехорошо пьянеет в последние годы. Еще с Борисом когда работал, заметил – с полбутылки водки так развозило, что готов уснуть хоть в кабаке, хоть на улице, хоть в гостях. Что говорить – заливал тогда дай бог, с утра начинал потихоньку, а к ночи уже на автопилоте был. Потом и автопилот стал отказывать. Проспиртовался… Борис, помнится, ругал его, сам он пил мало, больше налегал на минералку; когда нужно было повеселиться – глотал экстази, а для расслабления покупал гашиш. Игорь же по-сибирски и на все случаи – водкой.
Но скорей всего из-за Шурупа, напарника по дворницкой работе, перестало тянуть. Ничего не стоит в такую же скотину грязную превратиться… Сегодня же, сегодня бутылка портвейна не помешает.
Игорь давит волнение, пытается внушить себе, что впереди ничего особенного не ожидается… Волнение только растет, глаза то и дело находят будильник, ладони потеют и мерзнут, сигареты курятся одна за другой, даже и не замечаешь, как куришь… Накатывает непреодолимое, до боли в паху, возбуждение, и хочется по привычке снять его при помощи фотографий из журналов. «Да-а, – укоряет Игорь себя, – как пятнадцатилетний! Дожи-ылся…» Слух напряжен, ждет, ищет каких-то звуков. Нет, везде тихо, Свиридова, кажется, убралась из кухни. Игорь крадется туда, берет стаканы и так же по-звериному тихо возвращается.
Самое начало двенадцатого. Если верить телефонному голоску, то осталось каких-то десять-пятнадцать минут. Скоро, это совсем скоро.
Стаканы мутные, покрыты липковатой кухонной пылью. Зря не сполоснул… Ничего… Наливает в один портвейна, смотрит на свет, любуется рыжеватой жидкостью. Пьет. Теплая, сладкая струйка упала в живот, оттуда бодрящими токами растеклась по всему телу. Пока достаточно… Закурил. В пачке всего две сигареты. Прячет ее в карман «пилота», кладет на стол новую. Переставляет стаканы, бутылку, обтирает полотенцем яблоки. Снова на глаза попалась сигаретная пачка. Надо открыть. Сдирает прозрачную, хрустящую обертку, вынимает блестяшку изнутри. Бросил в мусорное ведро. Туда же – окурки из пепельницы. Ведро почти полное. Накрыл его «Шансом» – эта толстенная газета уже ни к чему… Прошелся по комнате. Восемь минут двенадцатого на часах. Теперь точно – вот-вот. Да нет, как без опозданий? К тому же, если искать просто по адресу, не зная района, можно и вообще не найти. У них тут такой муравейник… Зря не сказал, что рядом большой салон «Автозапчасти», отделение связи… Ч-черт!
Игорь наливает еще на пару глотков. Выпив и не почувствовав вкуса вина, слепо смотрит на циферблат будильника. Красная тонкая стрелка равномерно отщелкивает секунды. Другая тонкая – желтая – замерла на цифре «шесть». В шесть утра будильник заворкует, совсем негромко, но раздражающе, и будет ворковать, пока Игорь не встанет с кровати, не подойдет к столу, не переключит на «off» вместо «on». Потом оденется, умоет лицо, глотнет кофе и – подметать площадь вокруг «Ломоносовской». И послезавтра так будет, и дальше…
На его глазах начнет оживать город, откроются ларьки и тонары, нагрузятся всякой всячиной прилавки рыночка. На станцию потянутся ручьи заспанных, несвежих людей, и из станции наружу ручьи таких же, нет, немного, может, бодрее, успевших проснуться за время поездки в метро, подъема по эскалатору. А он, Игорь, будет шёркать метлой по асфальту, гнать к контейнерам окурки, обрывки, обертки, а за спиной тут же появится новый, никогда не иссякающий мусор…
Зачем-то (может быть, чтобы разбить это однообразие невеселых мыслей) вспомнилось, как в последний раз ехал в метро. Недели три назад, еще в сентябре… Убрал участок, помялся возле рынка, ожидая, что позовут что-нибудь помочь, и, не дождавшись, зашел в фойе станции, купил два жетона, один тут же сунул в щель турникета… Долго гулял по центру, прошел Невский от Площади Восстания до Адмиралтейства и почти так же обратно, разглядывая рыхлые, обесцветившиеся от пыли, зато щедро украшенные рекламными щитами дворцы. Потом хлынул дождь, Игорь заскочил на «Маяковскую» и поехал домой. Поезд был один из последних, почти без пассажиров. Машинист гнал во всю мочь, вагон трясся, болтался, колеса бешено, оглушительно колотились о рельсы. Напротив Игоря сидел мужчина с девочкой на коленях. Девочке лет пять-шесть, тоненькая, миниатюрная, а лицо по-детски пухлощекое. Раскрыла книжку и громко, с выражением, перекрывая грохот колес, стала читать: «Эй, не стойте слишком близко! Я – тигренок, а не киска!» А мужчина смотрел ей в макушку, и лицо у него было умиленно-грустное и нежное, словно он вот-вот завсхлипывает, сожмет девочку в объятиях до хруста костей… Разведенный отец везет дочку матери, своей бывшей жене, после отведенного на общение с ребенком дня.
На «Елизаровской» вошла женщина. Полная, немолодая, коротконогая, с жидкими, завитыми в колечки волосами. Очень пьяная, но одета хорошо, и видно, что выпивать не привычна. Отворачивалась от людей, прятала лицо, глядя в стекло дверей. В руке, головками вниз, букет из трех розочек, а колготки по внутренним сторонам ног – сырые… Игорь тут же нарисовал и ее историю, и тоже не благостную. Вот отмечала день своего рождения в кругу сослуживиц, перепила сухого вина или шампанского, неприятность случилась… не дотерпела до дому. Сейчас ей тошно и стыдно, она противна себе… Какой это у нее такой день рождения? Вряд ли первый и тем более вряд ли последний. И еще так долго до старости, до горькой, страшной и все же с нетерпением и непонятной надеждой ожидаемой пенсии.
Пенсия, пенсия… А ведь она реальность. И ему, Игорю, тоже когда-нибудь начислят ее, четыре-пять сотенок в месяц. Интересно, ее теперь носят по квартирам или где-то надо самому получать?.. Да и начислят ли вообще? Хм, у него и трудовой книжки нет до сих пор. Когда куда-нибудь устраивался работать, даже на завод ЖБИ, ее не требовали, а он и не задумывался, чтоб завести. Теперь же вот вдруг испугался – ведь нужен стаж, какая-то непрерывность, еще разное там… Далеко, далеко, а протечет жизнь, и будешь у метро сидеть, каждому кланяться, чтоб мелочишки кинул в коробочку… Надо хотя бы у администраторши поинтересоваться, где вот сейчас работает, как завести книжку…
Что, сколько? Двадцать минут двенадцатого. Ох, столько в башку поналазит, когда ждешь… Двадцать минут, девочки нет… Глаза слипаются, сладкий, теплый портвейн укачивает сознание, наполняет тело приятной, какой-то густой, вязкой тяжестью. Мозг тоже устал, эти мысли о пенсии, о метро, они были как сны. Ложиться, что ли…
Игорь встряхнулся, наполнил стакан. Резко, словно плохую водку, швырнул портвейн в себя, шумно выдохнул. Несколько раз прошел по комнате от двери до окна. Остановился над кроватью. Она тянула к себе, обещая отдых. От чего отдых? И не будет ведь никакого отдыха, будет очередное разлепление глаз под воркотню будильника, кряхтение, зевание, матюгание шепотом… Как избитый каждое утро…
Ознакомительная версия.
