Ознакомительная версия.
На первый взгляд «сиятельный пациент» (так про себя прозвал его Данилов после инструктажа, проведенного начальником отделения) производил довольно заурядное впечатление. Плотный, коротко стриженный сорокалетний мужчина с цепким профессиональным взглядом. Типичный сотрудник, каких Данилов повидал уже немало. Речь тихая, начальственная, с едва уловимым пришепетыванием. Звали «сиятельного пациента» Артуром Гелиевичем, запоминающееся имя-отчество, не рядовое.
Роман Константинович представил Данилова, назвав «одним из самых опытных наших врачей», и они ушли — начальник на конференцию, а Данилов — в ординаторскую. Данилову было понятно, что «высокое звание» одного из самых опытных врачей не более чем условность, призванная польстить пациенту. Ясный пень — наблюдать большого начальника абы кому не доверят, тут непременно нужен если не доцент с высшей категорией, то хотя бы «самый опытный врач».
— Назначения без реальной необходимости не меняйте, — предупредил перед уходом Роман Константинович.
— Тут за вчерашний день вся наша профессура перебывала, — хохотнул Кочерыжкин, — прямо в очередь становились.
Очередь не очередь, а паломничество в бокс началось сразу же после конференции. Первым, как и положено, пришел начмед Борис Алексеевич. Кивнул на ходу Данилову, который стоял у сестринского поста и просматривал только что пришедшие из лаборатории результаты анализов, и проследовал в бокс, откуда сразу же послышалось преувеличенно-бодрое: «Доброе утро, Артур Гелиевич, как вам спалось на новом месте?» Начмед не стал утомлять «сиятельного пациента» — пробыл в боксе считанные минуты.
Следующим посетителем оказался начальник приемного отделения, отдежуривший сутки в качестве ответственного врача по больнице. Зашел без дела, чисто выслужиться — справиться о самочувствии и лишний раз мелькнуть пред светлыми генеральскими очами.
Третьей оказалась начальница отделения неотложной кардиологии Нонна Тимофеевна, которая явилась не одна, а со свитой из двух медсестер своего отделения — одна медсестра толкала передвижной аппарат для ультразвукового исследования, а другая — тележку, на которой стоял кардиограф.
— Эта-то бандура вам зачем, Нонна Тимофеевна? — удивился кардиографу Роман Константинович. — У нас в отделении их три штуки!
— Предпочитаю свой, проверенный аппарат! — с тихой гордостью ответила Нонна Тимофеевна. — Вы не возражаете, Роман Константинович?
— Я женщинам никогда не возражаю, тем более — красивым, — улыбнулся Роман Константинович.
Око за око, зуб за зуб, шпилька за шпильку. Ты намекнула, что в моем отделении аппаратура ни к черту не годится, а я тебя красавицей назову. Внешность у Нонны Тимофеевны была не ахти какая — большой нос, массивный квадратный подбородок, маленькие глаза-буравчики. За глаза ее звали Бабой-Ягой, иногда — Бабой-Язвой, довольно редкий, надо сказать, случай, когда внешность гармонировала с характером самым идеальным образом.
Нонна Тимофеевна проторчала в боксе около часа — сняла кардиограмму, перешла к эхокардиографии,[27] а затем отпустила медсестер, чтобы не мешали, и долго «растекалась мыслью по древу», давая «сиятельному пациенту» рекомендации по лечению.
За это время дважды приходил начальник неврологического отделения Котельников, которому тоже было надо (а если судить по нетерпению, написанному на лице, — просто приспичило) проконсультировать генерала. С третьей попытки ему это удалось — «сиятельный пациент» покурил в окошко после ухода Нонны Тимофеевны и был готов нести свой крест дальше.
Высокая профессура — заведующие кафедрами терапии и гастроэнтерологии — явилась вместе, типа на консилиум. Данилов посочувствовал не только генералу, а всем «сиятельным пациентам» вообще, ведь случись с ними что серьезное — непременно залечат насмерть. Какого еще исхода можно ожидать, если на больного буквально наваливается такое множество консультантов? И у каждого консультанта свое, особое мнение, отличное от прочих. Залечат, как есть залечат, до победного конца, до того предела, когда дальше лечить некуда, ибо бессмысленно.
«Кто придет еще? — подумал Данилов после того, как заведующие кафедрами покинули отделение. — Разве что только психотерапевтов еще не было».
Угадал. Не прошло и года, то есть не прошло и получаса, как пришел психотерапевт, да тоже не простой, а сам заведующий кафедрой психотерапии и наркологии факультета повышения квалификации медицинских работников, академик РАМН[28] Бабайкин — очень толстый, очень важный и, как говорили, очень умный, считавшийся если не первым, то уж точно вторым номером в российской психотерапии после отца-основателя — профессора Карвасарского, главного психотерапевта страны, руководителя Федерального научно-методического центра по психотерапии и медицинской психологии, академика и президента Российской психотерапевтической ассоциации.
Бабайкин сначала пообщался с Романом Константиновичем в ординаторской (Данилов в это время делал обход), а затем отправился в бокс, попросив дежурную медсестру Наташу: «Проследите, моя хорошая, чтобы нам полчасика никто не мешал».
Последним пришел начальник эндоскопического отделения Кулагин — рассказать «сиятельному пациенту» про предстоящую гастроскопию[29] и про то, как надо к ней готовиться. Заодно и смутил неравнодушную к нему медсестру Наташу. Выйдя из бокса, Кулагин зашел в ординаторскую и попросил Данилова:
— Проследите, пожалуйста, то есть напомните нашему генералу завтра утром, что завтракать ему не надо.
— Хорошо, напомню.
— Анекдот хотите? В Средневековье в одном из католических монастырей настоятель поручил новому послушнику переписывать Библию. Спустя месяц послушник явился к настоятелю и сказал: «Падре, все мы переписываем Библию с копий, сделанных до нас другими монахами. А что, если кто-нибудь из них где-то ошибся? Ведь эту ошибку будут повторять снова и снова. Нельзя ли сравнить существующие копии с оригиналом?» Настоятель ушел в библиотеку, где хранились очень старые книги, и пропал. Через три дня, обеспокоившись его долгим отсутствием, послушник отправился на поиски, дошел до библиотеки и увидел там настоятеля, рыдающего, бьющегося головой о стену и повторяющего: «селебрейт», то есть праздновать, а не «целибат».
Анекдот Данилову понравился, прикольный и не пошлый.
После трех часов потянулись посетители, насколько мог догадаться Данилов по виду и погонам — подчиненные. Дела не оставляли начальника коллегии специальных расследований даже в больнице. Оно и верно — не простой ведь чиновник, без которого легко можно обойтись.
Перед уходом Роман Константинович сказал Данилову:
— Если все будет хорошо, то послезавтра мы переведем Уровейцева в отделение.
— В какое?
— В неотложную кардиологию, Тимофеевна хочет заняться им как следует. Кто бы сомневался?
— А почему же тогда она не заберет его в блок? Там же тоже есть вип-апартаменты?
— Апартаменты есть, желания нет, — усмехнулся Роман Константинович. — Неужели вы еще не раскусили нашу Тимофеевну? На нее где сядешь, там и слезешь. Ей неохота возиться с «промывкой», она возьмет его чистенького и свеженького и за пару дней обработает по полной, внушит, что без нее он скоро загнется. Тимофеевна умеет обрабатывать пациентов, в этом ей не откажешь. Обвешает мониторами,[30] сделает все анализы, какие только возможно сделать, и выпишет, запугав своими тремя «И».
— Чем, простите?
— Тремя «И» — инфарктом, инсультом и импотенцией, — рассмеялся Роман Константинович. — Спасение одно — регулярное наблюдение у Нонны Тимофеевны. Она у нас настоящий «генеральский доктор» — обслуживает чуть ли не весь высший состав. Скажу по секрету, хотя это секрет Полишинеля, что Станислав Маркович и Борис Алексеевич боятся Тимофеевну как огня и ни в чем ей не перечат. А ну как наябедничает кому-нибудь из своей «золотой» клиентуры? Она может.
— Дурное дело нехитрое, — согласился Данилов.
— Ладно, я пошел, а вы глядите в оба. — Роман Константинович посмотрел на часы. — День вы уже простояли, осталось ночь продержаться. Семь человек — не так уж и много для профессионала.
— Пять, — поправил Данилов, решив, что начальник оговорился.
— Один высокопоставленный пациент считается за трех обычных. Как по затратам времени и сил, так и по последствиям. Причем приятными последствиями в этом случае всегда является отсутствие последствий, какой-либо благодарности ждать не стоит — бесполезное это занятие, ведь небожители не благодарят простых смертных, они все принимают как должное. Ладно, Владимир Александрович, пойду я. Звоните, если что, а я вам часиков в десять сам наберу.
Ознакомительная версия.
