– Старик развяжи мне руки.
Старик улыбнулся.
– Развяжи мне руки!
Старик закрыл глаза.
– Я убью тебя.
Старик забормотал молитву.
– Я вырежу все это замызганное местечко!
Тихий шелест слов, похожих на падающую листву.
– Старик, не заставляй меня кричать. Прибегут мои убийцы, они же снимут с тебя шкуру полосами.
– Нет, мне перережут горло.
– Что?
– Мне перережут горло.
– Кто?
– Твой охранник.
– Откуда ты знаешь?
– Мне известно будущее.
– Тебя зарежут, если я это прикажу.
– Меня зарежут вопреки твоему приказу.
– Дурак. Развяжи мне руки.
– Не могу.
– Почему?
– Тебя развяжут твои люди, а мне нужно просто сидеть и говорить с тобой.
– Зачем тебе это нужно?
– Такова судьба, это мое будущее. Иначе я бы не прервал молитву чтобы говорить с гоим. Иначе я ничего не рассказал бы тебе о футляре. Но я видел свое будущее и в нем я рассказывал, прерывал молитву, должен был говорить эти слова и дожидаться ножа.
– Ты спятил старик.
– Я иду своей дорогой.
– Тебе не жаль своих соплеменников? Я ведь прикажу уничтожить их всех!
– Их судьба умереть сегодня.
– И ты не хочешь их спасти? Только развяжи мне руки!
– Только бог может спасать, я не бог, я не могу изменить судьбу.
– Ты дурак старик! Ты прожил жизнь и остался дураком!
– У каждого свой удел.
Атаман закричал. Он имел сильный голос этот Григорий Куделин. Его услышали, прибежали. Нож освободил атамана от веревок, а старика от мучений. Три дня вся Дикая дивизия прочесывала окрестности, три дня все старались найти человека с футляром и получить огромную награду от атамана, но человек исчез. Осталась только его фамилия – Шведков. Атаман чуть не сошел с ума, метался и убивал, не спал ночами, все видел, как уплывает из его рук власть над миром. Сейчас атаман улыбался.
– Где футляр?
Он готовился пытать, ведь не так-то просто расстаться с могуществом.
– Я его закопал.
– Где?
– Недалеко.
Через четверть часа футляр был уже в доме.
– Идите развлекайтесь.
Охранники не двигались с места. И улыбались.
– Награда, мы же его поймали.
Атаман очень разозлился. Он не любил, когда его шантажировали. Но он умел сдерживать, когда нужно, свои чувства. Иначе давно бы лежать ему в сырой земле. Достал кисет с золотом.
-Вот, здесь хватит.
Они задумчиво изучали мешочек, потом хмыкнули и ушли. Куделин облегченно вздохнул. Он не был трус, он просто хотел жить этот Григорий Куделин. И он знал, кто умрет сегодня ночью. Собаку, огрызнувшуюся на хозяина, сразу же пристреливают. Но это потом. Есть дела и поважнее. Запер тяжелую дубовую дверь на все засовы.
– Думал, не найду?
– Думал.
– Нашел. От меня не уйдешь.
Атаман сильно ударил прямо в лицо. Человек упал.
– Самый умный нашелся?
Бил ногами.
– Как я тебя ненавижу!
Он представлял сколько случайностей могли помешать ему найти футляр.
-Я тебя убью!
Не убил. Просто это стало неважно. Атаман взял в руки футляр, открыл. Нечто, неподдающееся описанию, было там. Любые слова могли быть сказаны об этом, но ни одно не описывало это. Это нельзя было охарактеризовать, оно было ни на что не похоже. Нельзя было сказать, что оно находилось в футляре. Футляр находился в нем. Футляр, дом, город, атаман, беглец, реки, поля, ВСЁ
– все, что было, есть и будет. Атаман сунул руку в футляр, но в нем уже были все руки мира. Его руки всегда были там, и сам он был там с рождения и до него.
– Я ничего не вижу.
Атаман поднял с пола Шведкова и обтер с него кровь портьерой. Он был чистоплотен этот Григорий Куделин.
– Как этим пользоваться?
– Нужно сосредоточиться и ровно дышать.
– Что дальше?
– Дальше решить, что хочешь увидеть. И увидеть.
Атаман швырнул Шведкова обратно на пол.
– Дернешься – застрелю!
– Еще рано.
– Что рано?
– Ты застрелишь меня позже.
– Я тебя застрелю, когда захочу!
– Можешь называть это так.
– Что ты мелешь?
– Ты хочешь, когда тебе положено хотеть, нет, даже когда ты обязан сделать это.
– Я никому ничем не обязан и делаю то, что хочу, так что заткнись и не мешай!
Атаман усмирил дыхание и сосредоточился. Он долго смотрел в мельтешения, пока из них не появились картины жизни.
– Почему я не вижу себя через десять лет?
– Потому что тебя не будет через десять лет.
– То есть как?
– Завтра тебя расстреляют около той же стены, где чуть не расстреляли меня.
– И кто ж это меня расстреляют?
– ЧЕКА.
– Откуда они здесь возьмутся?
– Я точно не знаю, посмотри сам.
– Черт! Войдут завтра с севера, а эти идиоты все перепьются!
Атаман вскочил и бросился к двери, остановился.
– Вставай!
– Зачем?
– Я их встречу! Я всю эту шваль перестреляю! Бляди красножопые!
– Успокойся, тебя завтра расстреляют.
– Никто меня не расстреляет, я буду расстреливать! Я теперь знаю будущее, я всех перешибу! Я теперь самый сильный, я стану императором!
– Тебя завтра расстреляют.
– Да заткнись ты! Меня не смогут убить, ведь я знаю будущее!
– Но ты не можешь его изменить.
– Что ты сказал?
– Ты не можешь ничего сделать, чтобы изменить.
– Ты, значит, можешь, а я нет?
– Я тоже не могу. Никто не может. Я пытался. Я узнал, что ты убьешь меня в каком-то доме, и я убежал на север. Здесь, в этих болотах, ты не должен был меня найти. Я посмотрел будущее, но оно ничуть не изменилось. Ты все равно убивал меня. Я очень четко видел, как ты стреляешь в меня. Тогда я решил схитрить. В будущем я видел, как ты убиваешь меня и у меня все десять пальцев.
– Причем тут пальцы?
– Притом, что в будущем умирал некто с десятью пальцами. Я отрубил себе палец, вот на левой руке. Я бросил палец в огонь. Я радовался, как ребенок, ведь умирал от твоей пули не я, а какой-то десятипалый. Я снова посмотрел в будущее и увидел, как ты убиваешь человека с девятью пальцами. Меня. Все равно меня! Понимаешь? Может тебе удастся стоять перед ЧЕКА в штанах, может, нет, это зависит от тебя, но тебя обязательно расстреляют.
– Ты врешь сволочь! Просто ты – дурак, ты не смог воспользоваться такой возможностью!
– Ну, воспользуйся ты.
– И воспользуюсь!
– Стреляй в колено.
– Откуда ты знаешь?
– Ты должен.
Выстрел. Черт, странно, он целился в бедро, а попал в колено, такого с ним еще не бывало. Но нет времени раздумывать, он бросился на улицу, готовить Дикую дивизию к бою. Он бежал разбитыми пыльными улицами и видел, что дивизии нет. Толпа пьяных мужиков, большей частью спавших. Десятка людей хватит, чтоб перекоцать все его воинство и он не может ничего поделать. Но не таков был Григорий Куделин. чтоб сдаваться. Выход есть, нужно его найти. Пошел домой. По дороге встретил охранников. Один отрывал курицам головы, другие кого-то резали, какой-то хрипящий обрубок. Выстрелил метко, упали. Атаман даже не стал искать кисет с золотом. Он очень не любил, когда ему угрожали, когда заставляли его чувствовать страх. Он добил изувеченных. Он был милосерден этот Григорий Куделин.
План созрел. Бежать из города. Все забрать и бежать. Вернулся в дом. Шведков монотонно выл в луже крови.
– Не вой.
– Не могу, должен!
– Что должен? «
– Выть, это мое будущее.
– Так ты воешь из-за того, что знаешь будущее?
– Вроде того.
– Не из-за боли?
– Из-за боли, но ведь можно кричать, хрипеть, стонать, а я вою.
– Дурак. Ладно, вой себе на здоровье, а я уезжаю.
– На мосту тебя схватит разъезд красных. Картины отберут, а тебя поставят к стенке.
– Откуда знаешь про картины?
– Я смотрел твое будущее.
– Ты брешешь.
– Хочешь, проверь.
Атаман сел, заглянул в футляр, тяжело вздохнул.
– Значит, мне не убежать?
– Нет. Тебя расстреляют завтра утром.
– А это, в футляре, не может ошибаться?
– Оно ничего не может, оно просто есть. Оно все и вся. И этого достаточно.
– Но на какой хрен оно тогда нужно?
– Оно просто существует, оно вне нужно или не нужно. Это мир, это все. Человеку нужно зачем-то жить, он песчинка. Миру ничего не нужно
– Но кто-то же засунул это в ящик. Значит, этим можно как-то управлять.
– Никто не засовывал это в футляр. Это не в футляре, все мы и футляр в этом. Футляр просто окошко, даже не окошко, а рама.
– Но к чему оно, это окошко?
– Человек должен искать свой смысл. С окошка хватит и того, что оно есть.
– Я думал в нем сила.
– Там силы нет. Это просто открывает глаза, но руки твои по-прежнему связаны. Все, кто владел этим футляром, думали, что приобретут великую свободу, но вместо этого попали в страшное рабство. Их глаза открылись, и они увидели, что человек несвободен, что все делаемое людьми, это не их воля, а их покорность. Они просто идут по своему пути. Только большинство не знает об этом. Они думают, что свободны, вольны делать, что пожелают, но они лишь тени, исправно повторяющие движения неких первичных. Эти первичные и есть судьба. То, что я сейчас говорю, тоже лишь отзвук беседы, запечатленной в этом. Мы тени, тень не может, тень должна.
