— Да нет, — Стив попытался прикрыть рот, — собственно говоря, я не смеялся, просто улыбнулся.
Рассказ Крейна показался ему любопытным, но он не мог избавиться от мысли, что Крейн, судя по всему, любил брата в силу не тех причин, — вероятно, заблуждался насчет него. Жаль, между прочим незнакомую девушку, брошенную, оставленную в одиночестве в темной комнате беспощадным атлетом: только что занимался с ней любовью, и она ничего не понимала — почему это он сбежал?
— Ну что, продолжать мне рассказывать о брате? — засомневался Крейн.
— Само собой! Вот я умер бы — и каким предстал бы мой образ на следующий после похорон день?..
— Во всем виноваты эти отвратительные спичи, которые каждый норовит произнести, — прошептал Крейн. — Если не проявить осторожности — напрочь испоганят образ навсегда отнимут его у тебя. — снял очки, протер толстые линзы; руки у него тряслись. — Ах, эти проклятые руки!
Водрузил очки на нос, положил руки на стол и крепко прижал их к крышке, чтобы унять дрожь.
— Ну, а что ты скажешь о себе, Денникот? Совершил ты когда-нибудь в своей жизни бесполезный, вредный, даже пагубный для себя поступок, отстаивая что-то нравственно чистое, бескомпромиссное, и если бы ты поступил иначе, то до конца жизни помнил бы это и стыдился?
Стив колебался не зная что ответить. Не имея привычки к самоанализу, он считал, что только тщеславным людям нравится рассуждать о своих добродетелях. Но Крейн ждет ответа — он ведь открылся перед ним, обнажил душу…
— Ну… да, — наконец выговорил Стив.
— А что произошло?
— По сути дела, ничего грандиозного…
Стив еще более смутился; но чувствовал, что Крейну необходимы его признания, — обмен интимными подробностями поможет вынести груз скорби. Да и сам он заинтересован рассказом Крейна, крайностью его взглядов, почти комичным потоком воспоминаний о брате. Его поразило, какую важность придает он самому незначительному, легкому жесту, как выискивает смысл в самых тривиальных вещах, — и это придает особое достоинство анализу любой мелочи.
— Однажды на пляже в Санта-Монике, — начал Стив свою повесть, — меня избили, и я знал, что это обязательно случится…
— Очень хорошо! — ободряюще кивнул Крейн. — Многообещающее начало…
— Ах, черт подери, все это пустяк, ерунда!
— В нашей жизни пустяков не бывает. Давай дальше.
— Был там один верзила, — постоянно ошивался на пляже и ко всем приставал. Обычный идиот, таких порождает злоупотребление физической культурой, — круглые мышцы на руках, размером с баскетбольный мяч.
Однажды я посмеялся над ним в присутствии девушек, и он сказал, что я нанес ему оскорбление и, если не принесу извинения, мне придется с ним драться. Я, конечно, был не прав, но наглел, чувствуя свое интеллектуальное превосходство, хотя и понимал это. Знал: даже если пойду на извинения, это его не спасет — девушки все равно будут смеяться над ним. И я заявил: «Никаких извинений!» Пришлось драться с ним там, прямо на пляже. С дюжину раз он отправлял меня в нокаут и вообще чуть не отправил меня на тот свет.
— Отлично! — снова одобрительно кивнул Крейн. — Замечательно!
— Потом… была одна девушка, которую я очень хотел… — Стив осекся.
— Ну и что?
— Ничего. Пока я еще этого для себя не выяснил.
До сих пор он был уверен, что этот эпизод с девушкой только подчеркивает его честность: вел себя, как сказала бы мать, как истинный джентльмен. Но не уверен, что его мать и мать Крейна нашли бы общий язык… Крейн постоянно приводит его в смущение.
— Как-нибудь в другой раз, — отговорился он.
— Обещаешь?
— Обещаю.
— Ты меня не разочаруешь?
— Нет; думаю, что нет.
— О'кей! Пошли отсюда.
Счет оплатили пополам.
— Заходите еще, ребятки! — пригласила официантка. — снова поставлю для вас пластинку. — И засмеялась, а большие ее груди затряслись.
Она довольна, что эти двое посидели за ее столиком: один-то очень даже ничего, привлекательный; а второй, очкарик этот, видно, большой шутник. Развлекли ребятки, помогли скоротать нудный вечерок.
По дороге домой Крейн уже не вел машину как старая дама после третьего урока вождения, а ехал очень быстро, держа баранку одной рукой, мурлыкая себе под нос мотив «Даунтаун», — казалось, сейчас ему абсолютно все равно, жив он или мертв. Внезапно он прекратил мурлыкать, и, резко сбросив скорость, снова поехал очень осторожно, даже робко.
— Денникот, — задал он вдруг вопрос, — как ты собираешься распорядиться своей жизнью?
— Кто знает? — Стив пришел в замешательство от такой странной манеры ведения беседы — ни с того ни с сего с одной важной темы перескакивать на другую. — Поеду на побережье — буду делать электронное оборудование или преподавать: женюсь на богатой девушке…
— А где ты собираешься заниматься электроникой?
— На фабрике у своего отца, — это бизнес наших предков. Ни одна сверхсложная ракета не взлетит без сверхсекретного устройства Денникота… как, бишь его, называют…
— Нет, — Крейн покачал головой. — Не станешь ты этим заниматься. И преподавать тоже не будешь. У тебя душа отнюдь не дидактика. Мне кажется, впереди тебя ждет какая-то опасная авантюра.
— Ты уверен? Ну спасибо. А как ты собираешься распорядиться своей жизнью?
— У меня все идет по плану, — сказал Крейн. — Я собираюсь поступить на лесоохранную службу. Буду жизнь в хижине на вершине горы — следить, чтобы не возникали пожары, охранять первозданную природу Америки.
«Ничего себе амбиции», — подумал Стив, но заметил только:
— Тебе там будет ужасно одиноко.
— Ну и что? Только на пользу. Стану много читать. И к тому же люди у меня особого восторга не вызывают, я им предпочитаю деревья.
— Ну а что насчет женщин? У тебя будет жена?
— Ну какая женщина польстится на меня, скажи на милость! — прохрипел Крейн. — Я вроде человека, которого в Нью-Йорке бросили после новогодней вечеринки в районе притонов. А мне нужна женщина только самая лучшая, красивая, умная, самая любящая. Нет, мне не подходит какая-нибудь бедная замухрышка, выброшенная на улицу в субботнюю ночь.
— Ну что ты, вовсе ты не такой уж…
В глубине души он, конечно понимал, что увидев Крейна в компании красивой девушки, немедленно испытаешь сильнейший шок.
— Не нужно никогда лгать друзьям! — упрекнул Крейн.
Опять газанул и помчался как безумный, словно его окатила волна неизведанных чувств, словно новое представление о себе самом целиком им овладело. Стив сидел весь напрягшись, прижимаясь к дверце, — неужели всему младшему поколению семьи Крейнов суждено судьбой столкнуться со смертью на калифорнийских дорогах за одну неделю?
Дальше ехали молча до самой университетской библиотеки. Крейн остановился по-прежнему сутулясь, откинулся на спинку сиденья. Стив вышел из машины; на крыльце библиотеки стояла Адель, окруженная троицей молодых парней — он не знал ни одного из них. Адель, увидев, что он вылезает из автомобиля, сразу направилась ему навстречу. Избавиться бы от Крейна, до того, как она подойдет.
— Ну ладно, пока! — бросил он приятелю не спуская глаз с приближающейся Адели. И правда какая у нее необычная походка — ненарочитая, будоражащая душу…
Крейн сидел на месте водителя, поигрывая ключами от зажигания, с видом человека до конца неуверенного, что сказано последнее важное слово и наступило время уходить.
— Денникот… — начал было он и осекся.
Адель, с решительным выражением лица, уже стояла перед Стивом; в сторону Крейна даже не поглядела.
— Ну, спасибо тебе, — иронически промолвила она. — Большое спасибо за ланч.
— Я ничего не мог поделать… — пытался объяснить Стив. — Мне нужно было съездить тут кое-куда…
У меня нет привычки общаться с людьми, не выполняющими обещания, которое дали, — отпарировала Адель.
— Я все тебе позже объясню… — пробормотал Стив.
Единственное его желание — чтобы она поскорее ушла — от него, от Крейна, который за всем спокойно наблюдал сидя за баранкой.
— Тебе нечего мне объяснять. — И Адель пошла прочь.
Стив пытался обратить свои сомнения в ее пользу: вероятно, она не знает, кто такой этот Крейн и что его брат погиб в субботу вечером. Но все же…
— Мне очень жаль, что из-за меня у тебя не состоялось свидание, — проговорил Крейн.
— Забудь об этом, — ответил Стив, — она передумает.
Крейн посмотрел вслед Адели — лицо холодное, суровое, как у судьи, — и пожав плечами отвернулся.
— Спасибо тебе, Денникот. Спасибо, что приехал со мной к этому дереву. Ты совершил сегодня добрый поступок — дружеский поступок. Ты даже не представляешь, как мне помог. У меня ведь нет друзей. Единственным моим другом был брат. Не поехал бы ты со мной и не дал бы мне выговориться — не знаю, дожил ли бы я до вечера. Прости, если слишком много болтал.
