Судорожно сглотнув, Мельников бросился к Саше. Она уже поднималась, потирая ушибленный затылок. Егор помог Принцессе встать и обнял ее. Но Саша мягко освободилась и пошла к дыре, которую пробил, падая, Соловей.
Подойдя вслед за Принцессой к рваной пробоине в стекле крыши, Егор увидел, что Соловей, раскинув руки и ноги, лежит на полу внутри галереи. Похоже, он потерял сознание. Глаза его были закрыты.
Егор сделал шаг в сторону, наступил на что-то небольшое, упругое и почувствовал, что теряет равновесие. Саша подхватила его под руку, и он удержался.
Когда Мельников нагнулся, чтобы посмотреть, из-за чего он чуть не упал, ему показалось, что это мячик из плотной резины, но, приглядевшись повнимательнее, Егор чуть не свихнулся — на него смотрел небесно-голубой искусственный глаз, протез.
Глаз слегка покачивался, и почему-то казалось, что он усмехается сам по себе. Несколько секунд Егор с ненавистью смотрел в зеницу мертвого ока, а когда Принцесса заметила, что именно он разглядывает, и испуганно вскрикнула, быстро поднял протез и непонятно зачем сунул в карман брюк. Саша стала просить, чтобы он выбросил эту гадость, но Егор твердо сказал, что этот глаз еще может понадобиться.
— Давай чуть-чуть посидим, — попросила Саша. — Все ведь кончилось… Хочется прийти в себя. Ужас какой-то. Кто-нибудь рассказал бы — ни за что не поверила бы. Просто бред. А еще этот глаз. Что это за глаз?..
Она села на край крыши и свесила ноги.
— Осторожно!..
— По-моему, я теперь навсегда избавилась от боязни высоты. Так что это за глаз?
Егор сел рядом с ней.
— Долго рассказывать. Кажется, когда-то в детстве наш Феликс покалечил Соловья. Тогда его звали Пашка-Дракон.
— Дракон? Чушь какая-то. Я ничего не понимаю.
— И не надо. Потом все узнаешь. У меня у самого крыша едет.
— Высоко как. Но не страшно. Совсем.
— Да, не страшно. Наверное, потому, что тепло и ветер утих.
— Смотри, видишь британский флаг? Это Тауэр.
— Да, я знаю.
— А слышишь, вЄрон кричит?.. Говорят, когда вЄроны улетят из Тауэра, Лондон погибнет.
— Не улетят. Разве что кошки сожрут.
— Какие кошки!.. Это огромные вЄроны…
— Мне больше нравятся чайки. Видишь, какие беленькие?..
— Слушай, а ты кто, кстати? Тот или другой? Ну-ка посмотри мне в глаза.
Глядя вниз и улыбаясь, он приготовился что-то сказать, и вдруг позади раздался сиплый насмешливый голос.
— Ну что, голубкJ, доворковались?..
Соловей стоял на ногах твердо. Одежда была порвана и испачкана, на месте правого глаза зиял темный провал, почти как у черепа, руки были в крови — словом, выглядел он даже неплохо.
— Там какие-то любезные люди специально для меня оставили отличную лестницу. Стремянку. Легкая, как пушинка. Умеют делать, буржуи.
Соловей дышал тяжело, с хрипом, кашлял и говорил через силу.
Происходящее стало напоминать совсем жуткий фарс.
— Ну что? Приключения продолжаются? А? Мушкетер… Возобновим разговор? Насчет папки твоего, Федьки Мельника, поговорим?… Вот ведь странно как получается. Отец и сын. Оба гении, оба строптивые, и оба сдохли. Жалко, отец твой перестал на меня работать, голова у него светлая была… Какие он приборчики делал… А ведь мне и нужно-то было всего… Чтобы он иногда… иногда!.. выполнял мои заказы. Я его озолотить мог, а он… Забыл, как я ему помог с зоны выйти раньше срока… Как на работу его нигде не брали… А в самом начале, когда он дом моих родителей ограбил с этими отморозками?.. Я ему одному жизнь оставил. Потому что он — гений. Вскрыл такую защиту, американскую. Сколько я бабок угробил, чтобы ему срок поменьше дали… Да я его, как ангел-хранитель, всю жизнь… А он?.. Дерьмо… Ладно бы хоть молчал… Он ведь сдать меня собирался… Я чувствовал… После Петровки он алкоголизм этот симулировал… У них тут программы защиты свидетелей, а у нас — водка… Лучшая защита. А я ведь предупреждал его: не доводи до греха. Я как вернулся после лечения, виделся с ним, никакого алкоголизма, здоровый бугай… Очередного наследника зачал… И мамаша твоя… Чего она тогда так испугалась?.. Мы только пообщаться хотели, а она сразу в слезы… Упокой душу… Ребятки, глазик мой не видели тут? Гениальная штучка. Утонул, наверное. Жалко. Хотя у меня еще есть. Да, мастак был Федор Ильич…
Соловей сокрушенно покачал головой, пошатнулся и неловко перевалился с ноги на ногу.
— Большая у меня на тебя была надежда, Егор. Зря ты так… Талантом папа тебя не обидел… Я думал, ты потише будешь… Долго присматривался… Сначала мне сказали, что ты серость. Потом выяснилось, что нет. Я спрашивал у специалистов… Они удивляются. Как ты это делаешь — взломы эти?.. Говорят, для этого ты сам должен быть вирусом… Ослы… Да, жалко… Такие комбинации… Карабан… Думаешь, ты просто так его развел, без моей помощи? Ха!.. Он ведь артист… А ты, наверное, решил, что это ты сам такой крутой, да?.. Эх, ты, дурилка. Работал бы на меня, не рыпался… до конца дней думал бы, что супермен… Почему ж вы такие несговорчивые-то, гении?.. Теперь и тебя убивать…
Соловей выпрямился и подмигнул Егору пустой глазницей, то есть на мгновенье зажмурил ее, и это мгновенье показалось вдруг Мельникову самым страшным в жизни: бледное, широкое, как луна, лицо с одним маленьким слезящимся глазом и черным, живым провалом вместо другого.
Егор понял, что проиграл. Все проиграл: Принцессу, жизнь… Он стал медленно подниматься, но Саша его опередила.
Она быстро вскочила и снова бросилась на Соловья.
И опять, как в первый раз, Соловей легко отшвырнул ее. Только теперь немного не рассчитал или уже не хотел ничего рассчитывать: прокатившись по крыше, Саша соскользнула с края и, не сумев уцепиться руками за металлический уголок, исчезла.
Егор с криком бросился к кромке.
Подошел Соловей. Наклонился. Углы его рта опустились, лицо налилось кровью.
Задыхаясь, Егор глянул вниз. Каким-то неслыханным чудом, уже в скольжении вниз, Принцесса успела схватиться пальцами за вырезы внешней конструкции галереи, на уровне нижних балок, и теперь висела почти над самой опорой, над одной из полукруглых площадок, которые выступают у моста по бокам.
Егор потянулся было к Принцессе, но увидел, что Соловей сделал полшага к нему, и понял, что вытащить Сашу этот боров не даст. Значит, нужно… «Держись», — шепнул Принцессе Егор.
Убийца отца… Боковым зрением Егор отыскал свою шпагу и бросился к ней. Соловей прыгнул наперерез.
Но Егор успел. Он схватил шпагу, крутанулся по крыше и быстро встал на ноги. Перед ним уже стоял Соловей со шпагой-тростью в руке. Клинок треугольного сечения. Егор вспомнил, что говорил следователь, — у Мельника-старшего в боку была треугольная рана…
Соловей больше не злился и не улыбался, его лицо превратилось в бесстрастную маску. Похоже, ситуация перестала его развлекать.
Толстяк сделал выпад, потом еще. Прошло несколько дерганых перемен соединений, хлестких батманов, две-три раздраженные фехтовальные фразы, и вдруг — та же самая атака с действием на оружие, прыжками и «флешем», как в спортзале, стремительная, молниеносная, точная.
Время остановилось.
Егор увидел, как тонкая игла приближается к его открытой груди. Он удивленно посмотрел на противника.
Лицо Соловья расцветало ухмылкой. Голос звучал, как из трубы, и был похож на магнитофонную запись, пущенную с замедленной скоростью.
— Где же твой бронежилет, мушкетер?….
Бронежилет?.. Какой бронежилет?.. Егор еще пытался поднять руку со шпагой, чтобы закрыться…
Сейчас это сверкающее жало войдет ему в сердце, и все прекратится: ненужный поединок, ненужная глупая жизнь, одолженная у кого-то другого…
Егор ощутил касание, сильный толчок, но не почувствовал боли. Глухой звяк… как будто острие шпаги уткнулось в теплый мягкий металл…
Клинок согнулся и отскочил от груди. Шпага ушла по инерции вправо и слегка оцарапала кожу на ребрах. Резкая боль… Приблизилось удивленное лицо Соловья, на миг потерявшего равновесие.
Не задумываясь, Егор со странным наслаждением ударил по этому лицу эфесом и поддался движению тела назад. Соловей по-лошадиному тряхнул головой и с ужасом уставился на грудь Егора.
В этот момент Егору почудилось, что на башенке за спиной Соловья появился Феликс. Учитель с улыбкой кивнул и сделал рукой особый знак, привычный сигнал к началу атаки. В голове Егора словно прозвучало знакомое: «К бою!»
Егор удержал равновесие, встал в позицию, дождался, когда Соловей будет готов к атаке, и начал. Автоматически, почти не осознавая.
Сперва это была обычная фехтовальная фраза, но после первого же выпада Мельников низко присел, опустил голову, замер на несколько секунд, как неживой, а потом вдруг подпрыгнул и вертикально завис в воздухе, поджав ноги.
Перехватив шпагу в левую руку, Егор заскользил ею вниз, как по проводу, по неподвижному клинку Соловья, словно плетя филигранную вязь. Точным движением Егор заставил противника на мгновение опустить трость и, приземляясь, уколол его в правую кисть, в строго определенную точку.
