Ознакомительная версия.
Мужчины и женщины, работающие в комплектующей и отделочной комнатах, сутулились за станками, таскали прессы, заполняли формы. Процентов на девяносто это были латиноамериканцы. Они двигались быстро, профессионально, но без спешки, бросая на нас короткие взгляды. Мы видели, как один мужчина, заметно хромая, взял шесть кусков металла, скрепил их и перенес собранное на стол. Затем он небольшим черпаком вычерпывал расплавленный металл из шипящей печи и осторожно переливал его внутрь собранной формы. Несколькими минутами позже вновь отлитый «Оскар» лежал перед нами, источая тепло.
В комнате, где награды покрывали золотом, находилась дюжина емкостей, приблизительно метр на метр. В них был химический раствор, куда опускалась каждая заготовка. Я удовлетворенно заметил, что все емкости сделаны на «Stutz, Chikago, Illinois». Было приятно, что по крайней мере некоторые вещи и инструменты все еще производятся в Соединенных Штатах.
Мы толпились в помещении, где полировали «Оскаров» перед покрытием золотом. Один был почти готов, и все наши ребята сфотографировались с ним.
Женщина, отвечавшая за связи с общественностью, сказала, что все рабочие наняты при содействии профсоюза, и я спросил, сколько они получают. «По-разному», — сказала наш гид.
Мы вышли из цеха, и в коридоре я увидел мужчину, передвигавшего деревянные поддоны. Он был примерно пятидесяти лет, около 170 сантиметров, его кожа казалась слишком бледной для мексиканца. На нем были рабочий комбинезон, тяжелая шляпа. Его лицо было усталым.
Я кратко обрисовал наш документальный проект, над которым мы работали, и поинтересовался зарплатой на фабрике американских наград.
— Я не знаю.
— А сколько ты зарабатываешь?
Он смутился и опустил глаза: «$12.20 в час».
— И как долго ты здесь работаешь?
— Восемнадцать лет.
Я сказал, что, должно быть, трудно содержать семью на эти деньги. Он согласился. У него двое детей. Его жена получает на своей работе 13 долларов в час. Я быстро подсчитал в уме. Вместе они зарабатывают максимум $50 000 в год, предположительно оплата дома должна составлять около $38 000. Трудно поднимать семью на такие деньги в Чикаго.
Позже я опросил другого рабочего: после двадцати семи лет на производстве он зарабатывал $13,5.
Присоединившись к группе, я поделился информацией с Владимиром.
В приемной женщина-менеджер по связям с общественностью рассказала об «организации доставки «Оскара»». Каждый год она летает самолетом в Голливуд в Киноакадемию. Это турне широко освещается в прессе. Она с одним из «Оскаров» сходила по трапу самолета под щелчки камер и вспышек. Другие, бережно упакованные, находились на этом же самолете в грузовом отсеке под охраной солдат. Доставка «Оскаров» — очень важное дело. Компания много лет организует эту доставку по одному и тому же сценарию.
Когда она закончила рассказ, Владимир сказал: «Вы знаете, было бы интересно, если бы в Киноакадемии кто-нибудь достал «Оскара» и сообщил: «А сейчас мы собираемся показать вам, как и где его делают». И показали бы короткий пятиминутный фильм о тех, кто делает эти замечательные статуэтки, и о том, сколько за это платят».
Она улыбнулась: «Да, это было бы интересно».
Когда мы собирались уходить, мне захотелось попрощаться с тем мужчиной, с которым я разговаривал о его семейных заработках. Я нашел его наверху, на строительных лесах. Я не мог пожать ему руку, поэтому просто улыбнулся и показал поднятый большой палец. Он тоже тепло улыбнулся мне и сделал то же самое.
* * *
Владимир улетел в Атланту интервьюировать Теда Тернера, остальные направились через весь город на призывной пункт Американских вооруженных сил. Он располагался в большом торговом центре рядом с аптекой. Мы были встречены представительной молодой женщиной, одетой в черный брючный костюм, также отвечавшей за связи с общественностью. Над входом красовался крупный постер: «Один — это армия!». Девушка разъяснила основное правило: без политических вопросов.
Внутри была небольшая комната ожидания с полкой агитационных брошюр. Ребята начали устанавливать оборудование. Иван Ургант планировал опросить армейских новобранцев, но он не был уверен, что его английского достаточно для этого. Правда, через какое-то время почувствовал себя более комфортно.
За комнатой ожидания находился холл. Я пересек его и заглянул в первую открытую дверь. Восемь мужчин в камуфляже сидели за длинным овальным столом. Все они были офицеры, и похоже было, что кого-то ждут. Кроме того, у стены стояли шесть молодых мужчин и девушка — все в черных армейских рубашках. Это и были недавние новобранцы.
Все посмотрели на меня хотя и заинтересованно, но с некоторым неодобрением.
— Здравствуйте, я Брайан Кан из Монтаны, — произнес я, протягивая руку офицеру.
Кому-то может показаться странным, что я представился таким образом: «из Монтаны». Если бы я жил в Калифорнии или Нью-Йорке, то никогда бы не сказал «из Калифорнии» или «из Нью-Йорка». Но Монтана — отдаленный западный штат со своей романтичностью, своей поразительной репутацией, если так можно сказать об американском штате. Словом, мне было приятно говорить это. И весь остальной наш путь я представлялся именно так в интервью, и, казалось, это действовало на людей. Они, правда, поначалу смущались, но лишь на секунду, затем тепло пожимали мне руку. И вся команда подтрунивала надо мной. При всяком удобном случае ребята подходили ко мне, протягивали руку и намеренно громко говорили «Брайан Кан из Монтаны».
Я ходил по комнате, пожимал руки военным и задавал обычные вопросы: «Где твой дом?», «Как давно ты новобранец?». У лысого офицера спросил: «Кто твой парикмахер?». Только почувствовав, что они немного расслабились, я объяснил идею нашего документального фильма. Я сказал им, что мы не знали, насколько легко они пойдут на контакт, поэтому не знали и того, сколько времени будет длиться беседа. В этот момент Артем зашел в комнату и сказал мне: «Давай-давай, делай то, что ты делаешь. Мы снимем это».
Я предупредил новобранцев, что будем говорить начистоту. Я буду задавать жесткие вопросы. Если они подумают, что какой-то вопрос не совсем уместен, то могут не отвечать.
Я спросил об их работе, почему они выбрали службу в армии. Было некоторое смущение, затем сержант делился своими мыслями, после паузы другие добавляли что-нибудь. Они были учтивы, смотрели мне прямо в глаза. Все они пришли сюда, чтобы служить стране и делать карьеру. Им нравится эта работа.
«Что же военные предлагают молодым мужчинам и женщинам, чтобы завербовать их? Кроме того, наша страна находится сейчас в состоянии войны в Ираке и Афганистане. Вас могут убить».
Они ответили, что армия предлагает хорошую карьеру, годовую зарплату около 40 000 долларов, хорошую медицинскую страховку, отличные тренинги для гражданских профессий.
Я вспомнил, что во время Второй мировой войны американский агитационный лозунг был: «Uncle Sam Needs You!» («Дядюшка Сэм нуждается в тебе!»), а в Советском Союзе: «Родина-мать зовет!». Это взывало к чувству патриотизма. Все было просто и ясно.
Вспомнив это, я спросил офицеров, не беспокоит ли их, что они должны представлять службу в армии как карьерную возможность и в качестве основной приманки предлагать новобранцам солидное денежное вознаграждение. Повисла длинная тяжелая пауза. Наконец сержант сказал: «Хорошо, что сегодняшние дети другие. У них больше возможностей».
— Значит ли это, что патриотизма стало меньше, чем раньше? — спросил я.
Смущение. И ответ: «Нет, все еще достаточно патриотизма».
Я повернулся к одному из новобранцев.
— Почему ты идешь в армию?
— Я хочу сделать карьеру офицера полиции, здесь я получу отличный тренинг.
Другой:
— Я подписал контракт, чтобы служить моей стране.
Еще один новобранец, с большими темными глазами, говорил с акцентом. Он сказал, что он из Пакистана. Он не был американским гражданином, но сказал, что пришел в армию, так как ему «нравится Америка и он верит в то, что она делает в мире».
— Как я понимаю, служа в армии, неграждане Америки надеются получить гражданство.
— Для меня это не так важно, — ответил он. — Я планирую получить гражданство и без службы в армии.
Я внимательно посмотрел на него и поверил.
Я напомнил офицерам о скандале 2005 года, когда в прессе появился материал о приеме в ряды армии криминальных и умственно отсталых людей. Не хотели бы они обрисовать ситуацию?
Они ничего не слышали о таких случаях.
— Позвольте спросить вас еще об одном. Вот ваш агитационный слоган «Один — это армия!». Но ведь каждый знает, что военная служба — это исключительно командная работа, связанная с верностью группе, готовностью пожертвовать своей жизнью ради другого. Кого-то из вас волнует, что армия вербует ребят с помощью обмана?
Ознакомительная версия.
