В это время многие завтракают. А кто-то теперь специально просыпается к этому часу.
Франческа поворачивается к зеркалу спиной, собирает копну белокурых волос в узел на затылке. В грязном, проржавевшем по бокам зеркале отражаются худенькие фигурки — спина одной и грудь другой.
Чуть нагнувшись, Франческа расстегивает и снимает шорты. Анна тем временем стягивает трусы.
Видел бы нас мой отец…
Не глядя друг на друга, они продолжают извиваться под музыку. В соседних домах замужние дамы выбивают ковры на балконах.
Девчонки поводят тазом, скользят руками от пупка к груди и обратно. Закрыв глаза, они обнимаются, прижимаются одна к другой, сплетаются тесно, как змеи.
Франческа склоняется к плечу Анны, медленно проводит губами по ее шее, и Анна, тревожно улыбаясь, откидывает голову назад.
Первое, что приходит на ум, когда их видишь, — да что они, черт побери, возомнили! И еще: извращенки!
Теперь девчонки уже не танцуют, а просто обнимаются перед зеркалом, двигаясь в замедленном темпе. Где одна и где другая — теперь не разобрать. Они гладят друг другу лица, бедра, скользят пальчиками вдоль позвоночника. Слегка подрагивая от страха, они изучают друг друга носом и губами.
This is the rhythm of the night, the night… Oh, yes. The rhythm of the night…
Им нет никакого дела, что за ними подглядывают.
Голые, они полны желаний, которые начинает обуревать в тринадцать лет, а ты еще не знаешь, что с этим делать. И когда твоя лучшая подруга прижимается к тебе животом…
Сплетенные воедино, они впадаяют в тягучее, животное забытье.
Закрыв глаза, Анна улыбается. Они трутся друг о друга носами, щеками, лбами.
Франческа все так же держит Анну в своих объятиях, ее губы слегка подрагивают, она несильно впивается ногтями в кожу подруги.
Анна прижимается губами к губам Франчески.
Oh, yes. The rhythm of the night…
И тут очарование рассеивается. В какой-то момент девочки размыкают объятия, выключают радио и задергивают оконную занавеску.
Первой всегда отодвигается Анна. Девчонки еще не знают, как продолжать, не умеют этого делать. Зато мужчины, которые за ними наблюдали, не могут остановиться. Дядя Лизы специально просыпается пораньше, чтобы поонанировать на тринадцатилетних милашек из дома напротив. И даже сама Лиза чувствует странное волнение в груди. И ком в горле от подступающих слез. Она решительно закрывает оконные створки.
Как была, голышом, Анна высунулась в окно, поставив локти на подоконник, и пару минут понаблюдала, как в доме номер восемь крепкая женщина что-то перемешивала деревянной лопаткой в сковороде; затем хозяйка подошла к столу и вытащила из пакета длинные веточки сельдерея.
Многие женщины уже начали готовить обед. Так у них принято: в одиннадцать утра на плите побулькивает соус к пасте. Внизу мальчишки играли в мяч, на одном из балконов ссорилась молодая пара — парень вымещал свою злобу на горшке с базиликом.
А наверху было чистое небо.
Анна любила это место. Она смотрела на дома-коробки, на суетню во дворе, на шестнадцатилетнюю беременную Эмму, которая возвращалась домой из магазина с сумками, полными продуктов, и чувствовала себя частью всего этого.
— Классно, правда? Представляешь, я буду ездить в школу на скутере! На спуске с Монтемаццано поднажму— полечу просто! Брат сказал, что оставит скутер мне — все равно он ему больше не нужен.
Франческа сидела на биде, расставив ноги и потупив глаза.
— Мы вместе будем ездить. Теперь им придется заткнуться — никаких больше «Сегодня никуда не пойдешь!». На скутере нас черта с два поймаешь! Например, твой бабуин скажет: «Сегодня остаешься дома!» — а мы прыг в седло и вон из Пьомбино!
Говоря это, Анна вся светилась от радости. Но Франческа не разделала ее восторгов. Ей было страшно. Вдруг она вскочила и, сохраняя каменное выражение лица, выпалила:
— Тебе вообще по барабану, что мы расстаемся? Пофиг просто, да?
В домах-коробках стояла удушающая жара, такая, что мозги плавились.
— Обалдела, что ли?!
Франческа обиженно отвернулась к зеркалу. Ее всегда раздражал оптимизм подруги. Да что там раздражал — ее бесило, что Анна прыгает от счастья, когда заводит разговор о будущем. Она будет учиться в другой школе… Теперь они больше не смогут есть один завтрак на двоих на переменке…
Анна собиралась в классический лицей, она всегда с удовольствием училась и с отличием окончила первую ступень[2]. Еще она спокойно целовалась с парнями, и у нее не было гематом на спине и животе. А вот Франческе не нравилось учиться.
— Слушай, — сказала Анна, — ты что, забыла, что твое училище напротив моего лицея? Утром будем вместе ходить на занятия, и возвращаться тоже будем вместе. На скутере.
— Класс! — усмехнулась Франческа, смывая косметику с глаз.
— Терпеть не могу, когда ты так себя ведешь, лицемерка! Только и думаешь, что о всяких глупостях, а не о том, что все вокруг меняется!
— Отойди, мне пописать надо.
Шел первый час, мамаши начали звать детей со двора.
— Что, никак? — фыркнула Анна.
— А ты не смотри.
Каково это, вырасти в микрорайоне из домов с осыпающимися балконами, во дворе, где дети играют под ногами наркоторговцев, а на лавочках сидят вонючие старухи? Здесь считается нормальным не ездить в отпуск, не ходить в кино, не читать ни газет, ни книг и ничего не знать о мире.
Но именно в таком месте они нашли друг друга.
Глядя в пол, Франческа слушала, как в унитазе журчит струйка. Внезапно она прыснула: Анна так глупо на нее таращилась! Девочка оторвала кусок туалетной бумаги, смяла ее и бросила в подругу, та со смехом швырнула бумажный комок в ответ.
— Ну что, под душ? — спросила Анна, открывая кран. Мир был восстановлен.
Вслед за подругой Франческа залезла в душевую кабинку с покосившейся дверцей. Потоки теплой воды успокаивали. Ощущение прикосновения одной задницы к другой рождало смутные чувства.
Обе молчали: слова ни к чему, из-за них только ссоры.
Затем они стали намыливать друг друга, с удивлением отмечая различия — родинки, форму ногтей, — как будто в этом было что-то странное.
Почему у Анны бедра шире и грудь больше?
Почему у Франчески задница круглая и высокая, и пупок глубже?
— Почему мы не одинаковые? — спросила Франческа, намыливая кудри Анны.
— Мы и разные, и одинаковые.
— Почему это?
— Потому что мы вместе родились, вместе живем, вместе умрем и все будем делать только вместе.
— Как же у нас выйдет умереть вместе?
— Не знаю…
Вытирались они второпях, чтобы их не застала Сандра, которая должна была вернуться с минуты на минуту, и на лестничную площадку выскочили с мокрыми волосами.
На первой же ступеньке Франческа остановилась и повернулась к подруге. Выражение ее лица изменилось, глаза стали еще больше, чем были.
— Не хочу возвращаться домой. Сегодня с нами бабуин обедает…
В полумраке вонючей парадной казалось, что она сейчас расплачется. Но Франческа плакала редко — ей никогда не нравились плаксы.
Анна попробовала подбодрить подругу:
— Слушай, мы ведь совсем скоро увидимся, ровно в два.
— О’кей, — кивнула Франческа, но не сдвинулась с места.
Из темноты длинных коридоров доносились крики и другие звуки. Ревели дети; какая-то мамаша, видимо, вырвала из рук сына супер ружье, из которого он только что окатил ее водой, — послышались звонкий шлепок и крепкое словцо. Родители постоянно орали на детей, в их доме это было в порядке вещей.
— Я зайду за тобой сразу после обеда, и сразу на море.
— Конечно. Когда придешь — проходи, не стой на пороге.
— Может, пообедаешь с нами?
— Не могу, — Франческа попыталась выдавить из себя улыбку, но не смогла, — знаешь, как бабуин разойдется!
Мальчишки, затеявшие на лестнице игру в догонялки, истошно вопили. Стены были испещрены следами от пневматического оружия, со всех сторон слышался грохот, явственно донесся звук пощечин. «Шлюха!!!» — кричал какой-то мужчина своей жене.
Анна знала, в чем дело.
Вернувшись в квартиру, она вытерла пол в ванной и убрала волосы из слива, чтобы не выслушивать потом нотаций.
Она знала, что происходит, но понятия не имела, чем можно помочь.
Девочка поставила на огонь воду для пасты и стала накрывать на стол. Подумав, аккуратно разложила салфетки по правую сторону от тарелок. Ей хотелось порадовать мать, подготовить все к ее приходу. Но мысли были только о Франческе.
Анна взяла пульт от телевизора и включила первый канал. С точностью до минуты на экране появилась заставка программы новостей.
Позывные выпуска неслись из всех телевизоров, из всех открытых окон на улице Сталинграда. Анне нравилась эта заставка и нравились позывные, слушая их, она представляла себя взрослой, частью чего-то большего — Милана, Рима, той Италии, которую она, итальянка, никогда не видела.
