Благоговеть перед Лениным и Партией было не так просто, как кажется. В 1970-е годы в СССР была страшная напряженка с туалетной бумагой и в сортирах обыкновенно лежали порезанные на квадраты газеты. А в газетах печатались портреты вождей.
Как-то раз я спросила маму, что будет человеку, если он вытрет попу Брежневым?
Мама побледнела и сказала, что газеты вредны для здоровья, так как типографская краска содержит свинец. На следующий день она купила в «Культтоварах» пачку писчей бумаги и сказала папе, что «Правда» и «Труд» — это не для детей.
В актовом зале нашей школы стоял огромный гипсовый бюст Ленина, и на репетициях хора я сидела как раз рядом с ним. Как мне хотелось проверить, насколько глубоки у Ленина ноздри! Доходят они до мозгов, как у всякого нормального человека, или нет?
Однажды я пришла в актовый зал раньше всех. Потренчала на рояле, попрыгала по стульям… Ленин возвышался над сценой как египетский сфинкс. Не выдержав соблазна, я взяла карандаш и засунула его вождю в нос (провести эксперимент пальцами я не решилась — а вдруг и вправду доберешься до чего-нибудь страшного, типа мозгов?).
Результаты опыта меня разочаровали: дырки оказались настолько неглубокими, что если посмотреть снизу, то было видно, где они заканчиваются. С горя я раскрасила изнутри сначала одну ноздрю Владимира Ильича, а потом вторую.
Если школа № 63 города Нижнего Новгорода до сих пор хранит этот бюст, советую администрации никому его не отдавать. Когда я помру и фанаты примутся за создание моих квартир-музеев, этого Ленина можно будет продать за большие деньги.
ЗВЕЗДЫ — ХОЛОДНЫЕ ИГРУШКИ
29 июня 2005 г.
Джош — не единственный человек в нашей семье, искренне верующий в свою гениальность. Тщеславие и самодовольство — это наша фамильная черта, и мы с удовольствием передаем ее из поколения в поколение.
Про мою одаренность я узнала от бабушки Дины. В ее доме не было воды, и мы ходили мыться в городскую баню.
— Помойка женщин переносится на послепраздники, — прочла я надпись на двери.
Бабушка так и села.
— Профессорша! Всего пять лет, а какие слова прочитать может!
Масла в огонь подлила математичка Серафима Сергеевна по прозвищу «Полковник СС». Она постоянно уговаривала родителей отдать меня в гуманитарную спецшколу — желательно в другом районе, а лучше — в другом городе.
В разное время в мои необычайные способности верили мужья, свекрови и налоговые инспекторы. Но каждый из них потом разочаровался.
Бабушка Дина умерла, Полковник СС тоже… И некому мне сказать, что еще не все потеряно.
Вечером я отправилась утешаться к Кевину. Он живет в gated community — полтора десятка дворцов за высоким забором. На въезде сидят охранники — берегут покой жильцов. Но я туда и не суюсь: охранники — народ простодушный — сразу заложат меня Сьюзан. Мы лучше с обратной стороны подъедем, к решетчатой калитке. Она как раз выходит на задний двор: туда, где у Кевина мусорные баки стоят.
Выключив зажигание, я достала сотовый.
— Алле. Это я. Приходи на помойку.
Кевин выбежал в домашних трениках. Мы сели на заднее сиденье.
— Будешь? — он вытащил из кармана охотничью фляжку. — Армянский коньяк. Только сегодня купил.
Через пять минут жизнь наладилась.
— Ты достойна войти в историю, — сказал Кевин, расчувствовавшись. — Я назову твоим именем звезду. Заплачу пятьдесят долларов, и ее во все каталоги внесут.
От звезды по имени Мардж я отказалась и вместо этого потребовала сделать мне «Октябрятскую» звездочку, «Поп»-звезду и звезду «Героя Советского Союза».
А потом мы выпили еще и решили, что в небе обязательно должно быть созвездие «Пять звездочек».
Пусть Кевин — женатый дурак. Я все равно его люблю.
ПО КОМ ЗВОНИТ КОЛОКОЛ?
7 июля 2005 г.
Лондон, очередной терракт… Все мои живы-здоровы, а Кевин до сих пор не может вызвонить брата.
Они нас убивают — потихонечку, в разных уголках мира: Нью-Йорк, Москва, Бали, Мадрид, Багдад, Лондон… Сердце замирает, веки наливаются горячим: звонить, звонить! Как там родные? Как друзья? Целы? Здоровы? Уф, слава богу, пронесло!
И снова покой — камешек упал, круги по воде разошлись.
Мы относимся к ним как к стихийному бедствию, как к неизбежному злу, как к автомобильным авариям, которые каждый год пожирают полмиллиона человеческих жизней.
А что мы можем сделать? Что может сделать хорошая сдобная тетка, чтобы этого никогда больше не повторилось? Да ни черта!
Мое правительство — та сила, что вечно ищет добра, но вечно совершает зло. Мои соседи бледны от страха: они требуют ужесточения визового режима. Это не спасет их детей, но даст им хоть какое-то успокоение. Мои друзья… Да что говорить! Через неделю о нынешних событиях будут вспоминать только те, кого напрямую задело взрывом. Через две — фраза «терракты в Лондоне» станет привычной. Я вновь увязну в своих делишках, буду любить Кевина и потешаться над графоманами… И забуду, какое же это счастье — просто жить, просто быть целой, со всеми руками-ногами…
И все по-новой, до нового «Срочного сообщения» по телевизору.
Мир, иди на хер! Ты больной и не лечишься.
ХУДОЖНИК
1964 г.
Мой папа был художником, специализирующимся на политических плакатах. Каких шикарных Дядей Сэмов он рисовал! Взглянешь на эту рожу с бородкой и сразу ясно — козел.
Каждый раз, когда я глядела на папины антирасистские плакаты, мне хотелось усыновить негритенка. А насмотревшись на «Руки прочь от Вьетнама!», я подговорила Пенькову и Гришину отправиться на войну. К сожалению, моя сестра Леля обнаружила наш склад снаряжения — вырванную из атласа карту, жидкость от комаров и суп быстрого приготовления «Вермишелевый». Она вскрыла все четыре пакета и выжрала из них сушеное мясо, а карту отдала мальчишкам, чтобы они искали по ней клад. В общем, Америке повезло и мы никуда не поехали.
Своим рождением я тоже обязана папиному творчеству.
На 1-ое мая папа получил халтуру — нужно было оформить сцену для праздничного концерта в ДК имени Ленина. Начальству работа понравилась, и художнику выдали пригласительный билет.
Первым номером выступал ансамбль народной пляски. Под громкое «И-и-эх!» по сцене кружилась настоящая русская красавица. Юбки ее разлетались, мужики пускали слюни.
Когда к зрителям вышла упитанная тетя и запела «Светит месяц», папа отправился за кулисы.
Ансамбль пляски — усталый и раскрасневшийся — раскуривал на лестнице папироску на девятерых. Папа долго стоял в отдалении и смотрел на артисток. Он никак не мог вспомнить, чьи же ноги так его потрясли.
— Которая солистка-то? — спросил он пробегавшего мимо конферансье.
— Да вон!
Папа вздыбил рукой чуб и пошел в атаку.
— Девушка, а можно вас на минутку?
Впоследствие оказалось, что конферансье ошибся и вместо солистки Абрамовой указал на рядовую Титову. Но папа ни разу об этом не пожалел.
Отозвав девушку в сторонку, он начал рассказывать про соцсоревнование между художниками.
— Нам до зарезу нужна модель. А вы идеально подходите! — божился он. — Я вас прошу только об одном: попозируйте для меня!
Девушка смущенно улыбалась и поглядывала через плечо на подруг. Договорились встретиться в студии — в воскресенье в шесть вечера.
Всю неделю папа изобретал концепцию плаката, который мог выйти в печать. Титова должна была осознать, что она познакомилась не с пустобрехом, а с настоящим издающимся художником.
Но руководство интересовали только слава КПСС, гибель империализма и техника безопасности. Конечно, можно было нарисовать Титову на плакате «Уходя, гаси свет!»… Но тогда ей пришлось бы позировать в рабочей робе. От таких мыслей папе становилось грустно.
К воскресенью он так ничего и не придумал. Ходил, меряя шагами студию, поглядывал на часы. «Она не придет…»
Полседьмого в дверь постучали. Титова стояла на пороге с двумя огромными сумками.
— Извините, в прачечную забежала, — сказала она. — Нужно было простыни забрать.
И тогда папу осенило.
Через пару месяцев из Горьковской типографии вышел плакат: Статуя Свободы, замотанная в простыню, читает телеграмму:
«Разоблачение грядет.
Сдавайся сразу. Твой народ».
— Экая у тебя американка вышла! — восхищался папин друг Воронкин. — Прям как из «Плейбоя»!
Папа усмехался в усы. «Статую» хотели зарубить на комиссии, но председатель сказал, что плакат — жизненный, так как показывает распущенность Америки. А потом повесил его в своем кабинете.
СЕКС В БОЛЬШОМ ГОРОДЕ
11 июля 2005 г.
Кевин — моя привычка. Визиты к Арни — ее следствие.
Я не умею жить, когда мне не о ком думать. У Кевина есть то, перед чем невозможно устоять — мозги, и поэтому из всех знакомых мужиков я выбрала именно его. Сидя в пробках или гуляя по магазинам, я вспоминаю наши слова и взгляды — в этом заключается моя любовь.
