— У тебя есть! Представляешь, как здорово мы с ним смотрелись на свадьбе лучшего друга в белых шарфах?
— Да? Думаешь — это важно?
— Это очень важно. Мы не можем выглядеть полными лохами. Ты должен дать нам шарф. Должен.
— Почему я?
— Больше ни у кого нет. — Золушкин перестал меня тискать и вздохнул. — На три дня. Три дня! — Он растопырил четыре пальца и тыкал мне в лицо. — Каких-то три дня. Игорь классный парень. Он постирает и отдаст.
Я посмотрел на «классного» парня и понял, что шарфа больше никогда не увижу. Но Золушкин был моим одноклассником и, если бы я не дал требуемой вещи, все бы узнали, какая я сволочь.
— Ладно. — Я прошел в коридор к шкафу прихожей. Золушкин следовал за мной по пятам. Дверь шкафа всплакнула на прощанье, расставаясь с дорогой для меня вещью и, заткнулась. — Вот шарф. Три дня.
— Спасибо, Васек. Я был уверен в тебе. Жаль, что ты не поступил в институт четыре раза. Сейчас бы учились вместе. Такие дела.
— Мне бы надо поспать.
— Да-да. Уходим!
Мы вошли с ним в кухню и остолбенели. Игорьки раскрыли бутылку водку и пили. На нас посмотрели с непониманием — что за люди.
— Без меня пить! — Обиделся Золушка. — Без меня!
— Садись Золушка. Садись и ты, непонятный хозяин хаты. Все мы странники Млечного пути.
О-па. Я сел. Мне уже налили полстакана водки и протягивали заботливые руки краюху черного хлеба.
— Я не пью водку.
— Не пей, — согласился со мной Игорь и залпом выпил мою долю.
— Не гоните! — прокричал Золушкин. — Опять накидаемся до беспамятства. — Мне же он подмигнул мимоходом. — Сейчас допьём бутылку и уйдем. Не волнуйся. На улице холодно. Мы же не бичи. Правильно?
— За это и выпьем, — провозгласил один из Игорьков. И они довольно таки быстро прикончили первую бутылку. Я обрадовался, но не надолго, до тех пор, пока кто-то не вытащил из внутреннего кармана пиджака вторую, не откупорил её и не стал наливать, как ни в чем не бывало дальше.
— Знатная закуска, — сказал один из гостей, кивая на черный хлеб. — Давно не ел.
Золушкин покраснел.
— У тебя гитары нет? Сейчас попоем.
— Гитары — нет.
— Как нет? — вскричал Золушка.
— Ты же нам обещал, — зло пробормотал Игорек, обращаясь к моему однокласснику.
— Сука, — набычился второй и завертел стакан в руке. Стекло жалобно взвизгнуло.
— Давайте так попоем? — вяло предложил Золушка.
Я начинал закипать. Нос чесался. Щека у глаза стала подрагивать. Правый кулак сжался до боли в суставах.
— Нет. Петь вы не будете.
Игорьки хмуро посмотрели на меня. В их стеклянных глазах промелькнула какая-то мысль, но похожая на комету здравый смысл растворился сумрачной тупой безнадежности. Золушка притих, шкрябая щетину на шее.
— Почему? — В голосе слышалась прямая и явная угроза.
— Ответь! — потребовал другой студент.
— Поздно — соседей разбудите.
— Тогда сейчас допьём и пойдем на стройку, — предложил крайний Игорь. Вот она смерть. — Я видел там кран. Залезем на него, и будем смотреть на ночной город, — предложил он.
Золушкин нервно захихикал. Прослезился. Вытер глаза грязными пальцами с обгрызенными ногтями. Поёрзал на стуле.
— А, что? И пойдем. И залезем.
— Вот ведь классная идея! — воскликнул третий из них. — Наверное, там нет перил, и мы обмочимся от страха.
— Какие перила? — Вновь время остановилась, нагнетая тьму ужаса и поножовщины. — Зачем нам перила? Ночной город и мы. Мы, как птицы упадем на него. Мы — крылатые воины. Дети войны! И не будет пощады неграм. — Игорь задумался и закончил. — И белым.
— Давайте не будем сориться, а лучше выпьем. — Золушкин улыбался, протягивая стакан. Его руку оттолкнули.
— Прочь.
— Да, Сид. — «Сид» — это укороченное от английской Золушки — кто-то в школе придумал вскользь, и теперь парень мучался всю жизнь. — Халявы не будет. Доставай свою.
— Что? Думаете Сид жадный? Думаете, я забыл? А как же студенческое братство?
И на столе появилась третья башня.
— Ты должен с нами выпить, — взволновано прошептал Золушка. — Должен. Ты ведь, почти студент. Знаете, что парень неудачник? Он четыре раза поступал в нашу хабзайку. Четыре раза! Он наш! Наш парень, до мозга костей.
— Пей! — закричал Игорь, наливая мне пластиковый стакан до краев.
Второй хотел меня поцеловать, но я предпочел лучше выпить. Дешевая водка обожгла нутро. Через пару минут, мысль посетить кран не казалась мне абсурдной.
И мы всё-таки спели. Правда, без гитары. И только два куплета. Оказалось, что петь хором довольно таки сложно, когда четыре человека поют каждый свою песню.
Через полчаса свалился один Игорь и громко захрапел. Второй продолжал пить с Золушкиным и спорить ни о чем.
— Тебе весело? — спросил одноклассник, когда его собеседник примолк, решив поспать за столом. Золушкин заглядывал мне в глаза и игриво улыбался.
— Да. Очень.
— Мы те, кто дарит праздник. — Золушкин сам верил в то, во что говорил. — Как ты живешь, бродяга? Я думал, завод со всем тебя поглотил — не вынырнешь. А ты ничего. Держишься. Надо бы сбегать за бутылкой. У тебя деньги есть?
— Нет.
— Ты же с нами пил! Мне надо догнаться и упасть. Что же — это за праздник, когда доживаешь до торта и помнишь почти всё?
— Ухожу я с завода, — неожиданно сказал я, перебивая его.
— Опять будешь поступать?! — Мне показалось, что я слышу плохо скрытый ужас в голосе. Хороший парень, хоть и одноклассник — волнуется, сопереживает.
— Хватит. Руся зовет меня в бизнес. Откроем ларек. А там будет видно.
— Возьмет тебя к себе ночником? Ночью сидеть страшно. Много пьяных. Каждый второй — бандит.
— Нет. Сделает напарником.
— Мне тоже предлагали идти ночником. Не рискнул. У меня сессия скоро.
— Говорит, что прибыль пополам.
— Я бы на твоём месте не пошел в ларек ночником. Хиловат ты. Побьют. Отберут товар. Потом квартиру продашь. Не ходи.
— Не пойду.
— Правильно! Я и то не пошел. — Сид подпер голову рукой. Закрыл глаза. Игорек, тот, что спал за столом, встрепенулся и сказал:
— Когда будем взрывать завод? Мне понравился ваш план. — Через секунду он снова храпел.
— Не ходи ночником. — Сид усиленно тер лоб и виски. — Черт. Что за праздник? Даже не потерял сознание.
Я кивнул. Мне тоже хотелось потерять сознание.
Зазвонил будильник. Игорьки стали подниматься, заглядывать в разные углы, что-то ища.
— Что это? — Золушкин слушал противный звук, медленно поднимаясь. Пьяные глаза стекленели. — Что это?!
— Это? Будильник. — Я тоже поднялся.
— Уже утро? — удивился одноклассник. — Утро?
— Утро. И мне пора на работу.
Игорек остановился посередине кухни и хмуро посмотрел на нас.
— Где мои учебники? — спросил он.
Мне всегда снились про работу черно-белые сны. Кто-то скажет: ранимая психика, кто-то понимающе хмыкнет. Не было во снах леденящего кошмара, только просыпался я всегда после них в холодном поту. Ненавижу черно-белый кафель. Сразу вспоминаю крыс, рыбный фарш и старших мастеров (самая смешная должность на производстве).
Никто не заметил моего ухода. Бригадир, простая тетка, на замену отпусков ставшая мастером, взволнованным шепотом докладывала директору по производственной части, что люди почему-то не хотят работать и бегут, бегут при каждом удобном случае. На что он ей ответил, таким же таинственным шепотом, пускай убегают — биржа труда ломится от безработных, желающих поработать в таком престижном месте очень много. Свято место не бывает.
Жалко, что я это слышал, пробегая мимо, играя роль беспроводной рации между рабочими на первом этаже и четвертом.
Жалко, что я не смог ничего ответить члену совета директоров продвинутого акционерного общества.
Жалко тех лет, что я провел в этом черно-белом сне.
Хорошо, что отрицательные эмоции остались в прошлом, от которого не убежать можно было только по детской наивности. Рассчитали меня, как и положено, через две недели, а вот за расчетными деньгами я должен был начинать бегать через пару месяцев — не раньше — в порядке очереди. Я чувствовал в ситуации провокацию, но Руся сказал, чтобы я не забивал себе голову и начинал думать только о сникерсах.
И я думал.
Мы поднимались в крутую горку. Мотор «восьмерки» нещадно хрипел, готовый умереть или взорваться, крутя колеса, но мы медленно и верно обгоняли троллейбусы, спеша к конечной цели — предстояло заключить договор субаренды на торговый павильон. Просили за него среднею цену, Русе место понравилось, и мы взялись за дело. Первое в моей жизни.
Из динамиков автомобильной акустики доносились завывания Вити Цоя. Другой кассеты у Руси не было. Эту я подарил ему на день рождения в прошлом году.
