— Не делай из мухи слона! — бросила мама, продолжая снимать бигуди с головы клиентки.
— Но, мама, в конце концов! Это же глава Ливии! Это тебе не кто-нибудь!
— Неужели? Он погрузил эту страну в Средневековье, он тянет свой народ в пропасть! И ты говоришь, что он ее глава!
Мне стало неприятно, и я вернулась домой, чтобы в одиночестве насладиться своей радостью. Папа уехал в Триполи, но братья были слегка поражены. Только Азиз даже не повернул голову в мою сторону.
На следующий день, придя в школу, я заметила радикальные перемены в отношении преподавателей ко мне. Обычно они были высокомерными, смотрели презрительно. А теперь они стали почти ласковыми, скажем даже, внимательными. Когда один из них назвал меня «малышка Сорая», мои брови поползли вверх. А когда другой спросил у меня: «Так что, ты будешь заниматься?», как будто у меня был выбор, я сказала себе, что это ненормально. Но, в конце концов, это происходило сразу после праздника, и я не беспокоилась по этому поводу. По окончании занятий, в 13:00 я помчалась домой, чтобы переодеться, и в 13:30 уже помогала маме в салоне.
Женщины Каддафи вошли в дверь около 15:00. Сначала Файза, затем Сальма и в конце Мабрука. Сальма была в униформе телохранителя, с револьвером за поясом. Другие носили традиционный наряд. Они осмотрелись — посетителей как раз было множество — и спросили у одной из работниц:
— Где мать Сораи? — И они двинулись прямо к ней. — Мы — члены Революционного Комитета, и вчера мы сопровождали Муаммара во время его визита в школу. Сораю заметили. Она была великолепна в традиционной одежде, и она отлично справилась со своей работой. Мы хотели бы, чтобы она снова вручила цветы папе Муаммару. Нужно, чтобы она сейчас же с нами поехала.
— Это не очень подходящий момент! Вы же видите, что в салоне полно народу. Моя дочь мне нужна!
— Это займет не больше часа.
— Ей нужно будет только подарить цветы?
— Может быть, ей придется сделать макияж некоторым женщинам из окружения Вождя.
— В таком случае, это совсем другое дело. Я должна поехать!
— Нет, нет! Букет будет вручать Сорая.
Я присутствовала при беседе — заинтригованная, потом возбужденная. У мамы в этот день действительно работы было по горло, но мне стало немного неловко оттого, что она так явно выражала свою нерешительность. Если речь идет о Вожде, ни в коем случае нельзя говорить «нет»! В конце концов мать согласилась — у нее не было выбора, — и я последовала за тремя женщинами. Огромный внедорожник был припаркован возле магазина. Шофер тронулся еще до того, как мы все уселись. Мабрука впереди, я — сзади, зажатая между Сальмой и Файзой. Мы вихрем умчались в сопровождении двух машин с охраной, которые я сразу заметила. Я могла попрощаться со своим детством.
2 Пленница
Ехали мы долго. Не знаю, сколько именно, но мне показалось — бесконечно. Мы выехали из Сирта, промчались через пустыню. Я смотрела прямо перед собой, не решаясь задавать вопросы. Затем мы приехали в Сдадах, место, похожее на лагерь. Там было много тентов, внедорожников и еще — огромный автофургон для кемпинга, невероятно роскошный. Мабрука направилась к автомобилю, дав мне знак следовать за ней, и мне показалось, что в разворачивающейся машине я заметила одну из учениц, которую, как и меня, выбрали накануне для встречи с Вождем. По идее, это должно было меня успокоить, однако в тот момент, когда я вошла в автофургон, меня охватила неописуемая тревога. Как будто все мое нутро отвергало ситуацию. Словно я интуитивно знала, что затевается нечто очень плохое.
Внутри был Муаммар Каддафи. Сидел в красном массажном кресле с пультом в руке. По-царски. Я подошла, чтобы поцеловать ему руку, которую он вяло протянул, глядя в другую сторону.
— Где Файза и Сальма? — спросил он раздраженным тоном у Мабруки.
— Они сейчас придут.
Я была поражена. Он даже не взглянул на меня. Меня не существовало. Прошли долгие минуты. Я не знала, куда мне деться. В конце концов он встал и спросил меня:
— Откуда родом твоя семья?
— Из Злитена.
Его лицо осталось безучастным.
— Приготовьте ее! — приказал он и вышел из комнаты.
Мабрука зна́ком велела мне сесть на лавку, стоящую в углу. Вошли две другие женщины как к себе домой. Файза улыбнулась мне, подошла поближе и, бесцеремонно взяв меня за подбородок, сказала:
— Не волнуйся, малышка Сорая! — Она вышла, громко смеясь.
Мабрука говорила по телефону. Она диктовала указания и перечень необходимых вещей для кого-то, возможно, для такой же девочки, как я, потому что я услышала: «Везите ее сюда».
Она повесила трубку и повернулась ко мне:
— Пойдем! Мы снимем с тебя мерки, чтобы подобрать тебе одежду. Какой у тебя размер бюстгальтера?
Я была ошеломлена:
— Я… Я не знаю. Мама всегда покупает мне одежду.
У нее был раздраженный вид, и затем она позвала другую женщину, Фатхию — это занятный персонаж с мужскими голосом и плечами, но с импозантной грудью женщины. Она оценила меня, затем хлопнула по руке и подмигнула, обращаясь ко мне:
— Итак, это новенькая? И откуда же она?
Она измерила сантиметром мою талию и грудь, упираясь своим бюстом мне в подбородок. Затем они записали мерки и покинули фургон. Я осталась совсем одна, не осмеливаясь ни позвать кого-либо, ни пошевелиться. Приближалась ночь. И я ничего не понимала. Что подумает мама? Предупредили ли ее о задержке? Что здесь произойдет? И как я вернусь?
Спустя долгое время снова появилась Мабрука. Я встретила ее с облегчением. Она молча взяла меня за руку и отвела в лабораторную зону, где у меня взяли кровь на анализ. Затем Фатхия отвела меня в ванную комнату:
— Раздевайся! Ты — волосатая. Нужно все это убрать!
Она нанесла депиляционный крем мне на руки и ноги, потом прошлась бритвой, уточняя:
— На половых органах волосы оставляем.
Я оторопела и смутилась, но, поскольку необходимо было найти во всем этом здравый смысл, сказала себе, что это наверняка как-то связано с проверкой здоровья всех тех, кто приближался к Вождю. Меня завернули в пеньюар, и я вернулась в салон. Мабрука и Сальма — по-прежнему с револьвером за поясом — сели рядом со мной.
— Тебя как следует оденут, накрасят, и ты сможешь войти к папе Муаммару.
— Все это для того, чтобы поздороваться с папой Муаммаром? Но когда я смогу вернуться к родителям?
— Потом! Сначала нужно поприветствовать своего хозяина.
Мне принесли стринги — я никогда не видела подобных вещей, — а также белое сатиновое платье с разрезами по бокам и глубоким вырезом на груди и спине. Распущенные волосы ниспадали мне до ягодиц. Фатхия сделала мне макияж, сбрызнула духами, нанесла немного блеска на губы, чего мама никогда бы не разрешила. Мабрука осмотрела весь ансамбль со строгой миной. Затем взяла меня за руку и повела в коридор. Она остановилась перед дверью, открыла ее и толкнула меня вперед.
Каддафи лежал на кровати голый. Какой ужас! Опешив, я закрыла глаза и попятилась. Я подумала: «Это грубая ошибка! Я, наверное, не вовремя! О боже мой!» Я развернулась. Мабрука стояла на пороге с жестоким выражением лица.
— Он не одет! — прошептала я, полностью растерянная, полагая, что она еще этого не поняла.
— Заходи! — сказала она, отбрасывая меня назад.
Тогда он схватил меня за руку и заставил сесть рядом с ним. Я не осмеливалась на него посмотреть.
— Повернись ко мне, шлюха!
Я не полностью понимала значение этого слова, но предположила, что это ужасное, вульгарное слово, обозначающее презренную женщину. Я не пошевелилась. Он попытался развернуть меня. Я сопротивлялась. Он дернул меня за руку, за плечо. Все мое тело напряглось, и тогда он заставил меня повернуть голову, дернув за волосы.
— Не бойся. Я твой папа, ведь ты так меня называешь? Но я еще твой брат и затем твой любовник. Я буду всем для тебя. Потому что ты останешься со мной навсегда.
Он приблизил ко мне свое лицо, и я почувствовала его дыхание. Он начал целовать меня в шею и щеки. Я оставалась такой же оцепеневшей. Он захотел меня обнять, я попятилась. Он придвинулся ко мне. Я отвернулась и заплакала. Он потянулся к моей голове. Я вскочила, он схватил меня за руку, тогда я оттолкнула его, он занервничал, решил уложить меня силой, и мы начали бороться. Он покраснел.
Появилась Мабрука.
— Посмотри на эту шлюху! — закричал он. — Она отказывается делать то, что я хочу! Научи ее! Обучи ее! И приведи ее снова ко мне!
Он направился в прилегающую ванную комнату, в то время как Мабрука потащила меня к умывальнику. Она была белая от злости:
— Как ты осмелилась вести себя так с хозяином? Твоя задача — слушаться его!
— Я хочу вернуться домой.
— Ты никуда не пойдешь! Твое место здесь!
— Дайте мне мои вещи, я хочу повидаться с мамой.
