— Я хочу вернуться домой.
— Ты никуда не пойдешь! Твое место здесь!
— Дайте мне мои вещи, я хочу повидаться с мамой.
Я пошатнулась от ее пощечины.
— Слушайся! Иначе папа Муаммар заставит тебя дорого за это заплатить!
Прижав руку к горящей щеке, ошеломленная, я смотрела на нее.
— Ты прикидываешься невинной маленькой девочкой, лицемерка, хотя прекрасно понимаешь, о чем идет речь! Отныне ты будешь нас слушать, папу Муаммара и меня. И ты будешь подчиняться приказам. Безоговорочно! Ты поняла?
Потом она исчезла, оставив меня одну в этом непристойном одеянии, с размазанным макияжем, растрепанными волосами, спадающими на лицо. Свернувшись клубочком, я проплакала несколько часов. Я ничего не понимала, ничего. Это было сумасшествие. Что я здесь делаю? Чего они от меня хотят? Мама, наверное, умирала от беспокойства, она, скорее всего, позвонила папе в Триполи, может быть, он даже вернулся в Сирт. Он должен был осыпать ее упреками за то, что она позволила меня увезти, ведь он не допускал, чтобы я покидала дом. Но как же я смогу им рассказать об этой ужасной сцене с папой Муаммаром? Мой отец просто взбесится. Я еще содрогалась от рыданий, когда белокурая медсестра, которую я никогда не забуду, присела рядом со мной и нежно меня погладила.
— Что случилось? Расскажи мне.
Она говорила с иностранным акцентом, и позже я узнала, что она была украинкой, работала на Вождя и ее звали Галина. Я ничего не смогла ей сказать, но она догадалась, и я почувствовала ее ярость.
— Как можно делать это с девочкой? Как они смеют? — повторяла она, поглаживая меня по лицу.
В конце концов я заснула, а на следующее утро в девять часов меня разбудила Мабрука. Она протянула мне спортивный костюм, и меня озарила надежда.
— Так что, я сейчас возвращаюсь домой?
— Я тебе сказала — нет! Ты что, глухая? Тебе же ясно объяснили, что твоя прошлая жизнь закончилась навсегда. Это же сказали и твоим родителям, которые все прекрасно поняли!
— Вы звонили моим родителям?
Я была потрясена. Я выпила чай и сгрызла несколько бисквитов. Посмотрела вокруг себя. Множество девушек в солдатской униформе входили и выходили, бросая на меня любопытные взгляды — «Это та, новенькая?» — и вспоминали имя Вождя, очевидно, занятого в одной из палаток. Ко мне подошла Сальма.
— Я разъясню тебе все: Муаммар будет с тобой спать. Он лишит тебя девственности. Отныне ты станешь его вещью, и ты больше его не покинешь. Поэтому перестань ходить с мрачной физиономией. Здесь не место сопротивлению и капризам!
Затем пришла импозантная Фатхия, включила телевизор и сказала мне:
— Поддайся, так будет проще. Если ты согласишься, все пройдет лучше для тебя. Нужно просто беспрекословно подчиняться.
Я плакала и находилась в состоянии прострации. Какую я допустила ошибку?
К 13 часам пришла Фатхия, чтобы нарядить меня в чрезвычайно короткое синее сатиновое платье. На самом деле, это было скорее раздевание. В ванной комнате она намочила мне волосы, затем распушила их с помощью мусса. Мабрука проверила мой внешний вид, крепко сжала мою руку и снова повела к комнате Каддафи.
— На этот раз ты исполнишь все желания своего хозяина, иначе я тебя убью!
Она открыла дверь и затолкнула меня внутрь. Вождь, конечно, был там, сидел на кровати в спортивном костюме и майке. Он курил сигарету и медленно выпускал дым, глядя на меня ледяным взглядом.
— Ты шлюха, — сказал он. — Твоя мать — туниска, значит, ты — шлюха.
Он не торопился, рассматривал меня с головы до ног, с ног до головы и выпускал дым в мою сторону.
— Сядь рядом со мной. — Он показал на кровать. — Ты сделаешь все, о чем я тебя попрошу. Я подарю тебе украшения и виллу, я научу тебя водить машину, и у тебя будет свой автомобиль. Ты даже сможешь когда-нибудь поехать учиться за границу, если захочешь, я возьму тебя с собой, куда пожелаешь. Ты понимаешь? Твои желания станут приказами!
— Я хочу вернуться к маме.
Он осекся, раздавил сигарету и повысил тон:
— Послушай меня хорошенько! Закончилась, ты слышишь? Закончилась эта история возвращения домой. С этого дня ты со мной! И забудь все остальное!
Я не могла поверить в то, что он говорил. Это было за пределами всякого понимания. Он потащил меня к кровати и укусил за предплечье. Мне было больно. Затем он начал меня раздевать. Но я и без того чувствовала себя обнаженной в этом синем мини-платье, это было отвратительно, я не могла этого позволить. Я сопротивлялась, хваталась за бретельки.
— Сними это, грязная шлюха!
Он раздвинул мне руки, я встала, он схватил меня, швырнул на кровать, я отбивалась. Тогда он, взбешенный, поднялся и исчез в ванной комнате. Через секунду появилась Мабрука (я только потом поняла, что рядом с кроватью у него был маленький звонок).
— Впервые девчонка так сопротивляется мне! Это по твоей вине! Я велел тебе научить ее! Выкручивайся сама, иначе ты за это заплатишь!
— Мой господин, оставьте эту девчонку! Она упрямая как осел. Мы отдадим ее матери, а я вам привезу других.
— Приготовь эту. Я ее хочу!
Меня отвели в лабораторию, и я осталась там в темноте. На мгновение туда проскользнула Галина и с сочувствующей улыбкой дала мне одеяло. Но как я могла спать? Я снова переживала ту сцену и не находила ни единого объяснения тому, что со мной случилось. Что сказали моим родителям? Уж точно не правду, это было невозможно. Но что тогда? Папа даже не хотел, чтобы я ходила к соседям, и я должна была возвращаться домой до наступления темноты. Что он теперь подумает? Что он теперь вообразит? Поверят ли мне когда-нибудь? Какие дали объяснения в школе, чтобы оправдать мое отсутствие?.. Я всю ночь не сомкнула глаз. На рассвете, когда я начала дремать, пришла Мабрука.
— Давай, вставай! Натягивай эту униформу. Отправляемся в Сирт.
О, какое облегчение!
— Так что, мы едем к маме?
— Нет, мы едем в другое место!
По крайней мере мы покидали этот жуткий лагерь посреди пустыни, чтобы приблизиться к дому. Я быстренько умылась, надела униформу цвета хаки, похожую на ту, которую носили телохранители Каддафи, и вернулась в салон, где пять других девочек, тоже в униформах, рассеянно смотрели телевизор. В руках у них были мобильные телефоны, и я горела желанием попросить их позвонить моей маме, но за нами следила Мабрука, и атмосфера была весьма холодной. Автофургон тронулся, я позволила себя увезти — уже давно я ничего не могла контролировать.
Примерно через час автофургон остановился. Нас вывели и рассадили по разным машинам. По четыре человека в каждую машину. Как раз в тот момент я поняла, что мы составляем огромный конвой и что тут еще много других девочек-солдат. В общем, когда я говорю «солдат»… Скорее, похожих на солдат. У большинства из них не было ни оружия, ни нашивок. Возможно, говорила я себе, они и не являются военными, так же, как и я. Во всяком случае, я была самой молодой, что у некоторых вызывало улыбку, когда они рассматривали меня. Мне только что исполнилось пятнадцать лет, а позже так случится, что я встречусь с девочками, которым было всего двенадцать.
В Сирте конвой въехал в катиб Аль-Саади — казарму, названную в честь одного из сыновей Каддафи. Нам быстро выделили комнаты, и я поняла, что буду делить свою с Фаридой, одной из телохранительниц Каддафи, девушкой двадцати трех или двадцати четырех лет. Сальма положила на мою кровать чемодан.
— Давай, пошевеливайся! Иди прими душ! — закричала она, хлопнув в ладоши. — И надень синюю ночную рубашку!
Как только она отвернулась, я посмотрела на Фариду.
— Что это еще за цирк? Ты можешь мне объяснить, что я здесь делаю?
— Я ничего не могу тебе сказать. Я — солдат. Я исполняю приказы. Делай то же самое.
Разговор был окончен. Я смотрела, как она аккуратно раскладывает свою одежду, не в состоянии сделать то же самое. И в особенности натянуть на себя найденные в чемодане вещи: там лежала груда спутанных стрингов, бюстгальтеров и коротких ночных рубашек, и ни одного пеньюара. Вернулась Сальма:
— Я тебе сказала приготовиться! Твой хозяин ждет тебя!
Она осталась ждать, пока я снова надену короткое синее платье, и мне пришлось последовать за ней. Она велела мне ждать в коридоре. С сердитым видом пришла Мабрука и грубо втолкнула меня в комнату, закрыв за моей спиной дверь.
Он был голый. Лежал на кровати с бежевыми простынями посреди комнаты без окон, со стенами такого же цвета, и создавалось впечатление, что он зарылся в песок. Синий цвет моего платья контрастировал со всей обстановкой.
— Иди же, моя шлюшка! — сказал он, раскрывая объятия. — Подойди, не бойся!
Не бойся? Это было больше, чем страх. Я шла на скотобойню. Я мечтала убежать, но знала, что за дверью сидит в засаде Мабрука. Я не пошевелилась, тогда он резко подскочил, с силой схватил меня за руку и швырнул на кровать, а затем сам на меня улегся. Я попыталась оттолкнуть его, но он был слишком тяжелым. Он кусал меня за шею, щеки, грудь. Я кричала и отбивалась.
