Ричардсон был активистом антивоенного движения, и я уважал его за это. Всё, что мне хотелось знать о войне, умещалось в несколько фраз, которые один пьяный профессор-политолог доверительно прошептал мне на ухо на пикнике преподавателей Мичиганского университета. После нескольких стаканов он сообщил мне по секрету, что не только выполнял регулярные задания ЦРУ, но и принимал участие в подготовке убийств. «Вот что я тебе скажу, — говорил профессор про какого-то политического деятеля, — сукин сын не протянет и полутора месяцев». Убили «сукина сына» через три недели. А вообще я старался держаться от политики подальше.
— Не расстраивайся, Томас. Помни, что Господь Бог так и не решил вопрос, как остановить фланговый прорыв. — С трудом встав на ноги, я дружески похлопал Ричардсона по плечу и пошёл на кухню. Через открытую дверь я видел танцующих у бассейна.
Джо-Боб стоял посреди гостиной с детским футбольным шлемом на голове и уже без штанов. Шлем был мал ему, лицо превратилось в нелепую маску. Если Джо-Боб не изменит себе, подумал я, то скоро начнётся.
Большинство мужчин старались не замечать или не обращать особого внимания на выходки Джо-Боба, мол, любит парень выпить и повеселиться, — никто не хотел быть побитым и унижённым при всех. Трудно не замечать, как двухметровый гигант, без штанов, возбуждённый, лапает твою спутницу, но характерной чертой гостей на таких вечеринках со знаменитыми футболистами была терпимость, я бы сказал — супертерпимость.
Я снова забрался на стол. Оттуда было удобней наблюдать за общим раскладом. Мне удалось насчитать пятерых девиц, достойных внимания. Тройка, сидевшая на диване с одинаково крепко сжатыми коленями, состояла скорей всего из стюардесс, не расстававшихся друг с другом с момента поступления в лётную школу. Чтобы отделить их друг от друга, надо было затратить слишком много интеллекта и эмоций. Худенькая девушка в джинсах, с длинными густыми каштановыми волосами, в очках с тонкой металлической оправой оживлённо беседовала с Томасом Ричардсоном. Она выглядела многообещающе, но, судя по её оживлению, предпочитала негров, и особенно ей нравился Ричардсон. Оставалась лишь девушка Боба Бодроу. Она сидела одна в окружении грязной посуды.
Отпрыск богатых нефтепромышленников, Бодроу стал преуспевающим страховым агентом и основал фирму ещё совсем молодым человеком. Не так давно он побывал на «отдыхе» в Фэйр-хейвене, где за сто долларов в день лечились представители высшего света Далласа. До этого Бодроу дважды задерживала полиция ранним утром в центре Далласа — голый, он палил из револьвера и орал, что это он убил Мартина Лютера Кинга. Ему поставили диагноз «крайнее истощение», отвезли в Фэйрхейвен и накачали торазином.
Бодроу и Кроуфорд были друзьями. Они носились в новеньком роскошном «континентале» Бодроу, пили, названивали знакомым по телефону из машины, палили из «магнума» 0,357 калибра. Страховой агент страдал манией преследования и был всегда при оружии.
Как и Стив Петерсон, Бодроу часто приводил с собой на вечеринки нескольких девиц. И, как Петерсон, имел неприятную привычку то и дело трогать своего собеседника, поглаживать и похлопывать, не переставая болтать обо всём на свете — от страхования недвижимого имущества до нигеров, захватывающих ведущие позиции в спорте. Сейчас Бодроу стоял у входа со стаканом в одной руке, положив вторую на плечо Сэта Максвелла. На лице Сэта застыла гримаса раздражения и скуки, но он всё терпел из почтения к богатству Бодроу.
Я решил заговорить с его девушкой. Она была шатенкой с идеально ровными белыми зубами.
— Принести вам что-нибудь? — осведомился я.
Она вздрогнула от неожиданности, но улыбнулась и протянула мне стакан.
— Пепси, пожалуйста. Побольше льда, если можно, и наливайте по краю стакана, чтобы не вышел газ.
— Хорошо, постараюсь.
Алан Кларидж стоял в кухне и сосредоточенно колотил кулаком по дверце буфета. Его суставы были разбиты и кровоточили, а рубашка, которую он занял у Кроуфорда, забрызгана кровью.
— Ты сегодня слишком уж жесток к себе, Алан, — сказал я.
— Эта малышка, — он указал на одну из стюардесс, сидящих на диване, — обожает футбол. — Он посмотрел на окровавленную руку. — Она разрешила мне пощупать её, когда я показал ей этот синяк на голени. — Он подтянул штанину, демонстрируя кровоподтёк размером с мяч. — Бедненький, сказала она. Я надеюсь, увидев кровь, она ещё больше пожалеет и ляжет со мной. Как полагаешь?
Зрачки его были безумно расширены, сжатые губы искривились в ухмылке. Говорили, что Алан живёт на таблетках. Я в этом не сомневался.
— Смотри, не потеряй слишком много крови, — сказал я. — А то разочаруешь её в постели.
Он взглянул на искалеченные суставы, удовлетворённо хмыкнул и направился в гостиную.
В раковине стояла большая бутылка пепси. Медленно я наполнил два стакана. Она не из тех, подумал я, которых Бодроу привозит с собой в качестве подстилок для своих любимых игроков.
Слишком независима и уверена в себе. Если у неё с Бодроу и было что-то, то только потому, что она хотела этого.
Вернувшись в гостиную, я заметил, что вечеринка близится к апогею. Уже ушли те, кто не был пьян или не набрался наркотиков. Гостиная была наполнена почти осязаемым ожиданием.
— Похоже, курс выбран, — сказал я, протягивая девушке стакан. — Скоро будет на что поглядеть.
— Что вы имеете в виду? — Она взяла стакан и посмотрела на меня.
— Нечто необычное. Но точно не знаю. Она улыбнулась и откинулась на спинку стула.
— Извините, я не знаю вашего имени. Она протянула мне тонкую нежную руку.
— Шарлотта Каулдер. Шарлотта Энн Каулдер.
— Шарлотта Энн Каулдер, я рад знакомству. — Когда её мягкие тёплые пальцы утонули в моей руке, я почувствовал, как по загривку у меня пробежал холодок. Истинная женственность в женщинах всегда вызывала у меня непередаваемое волнение. — А меня зовут Филип Эллиот. Филип Ю. Эллиот.
— Что означает Ю.?
— Юриспруденция. Я крайне законопослушен.
Я заглянул в её глубокие карие глаза, почувствовал, что мой взгляд тонет в них, Шарлотта прищурилась, улыбка исчезла с её лица, она отвернулась.
— Давайте уедем отсюда, — предложил я.
— Нет, я не одна.
— Я знаю. Но ведь совсем не обязательно уезжать с тем, с кем приезжаешь.
— Вы так считаете? Но я не хочу ехать с вами только потому, что вы стоите рядом и смотрите на меня блестящими глазами.
— Но со мной намного веселее, уверяю вас. К тому же я владею искусством иглоукалывания, — сказал я, понимая, что отступление равносильно поражению.
— Не сомневаюсь, — насмешливо промолвила она.
Я оказался в дурацком положении. Молчание затягивалось.
— У вас фантастические глаза. — На большее у меня фантазии не хватило.
— Дымчатые контактные линзы. — Она нахмурилась и посмотрела на меня искоса. — У вас довольно неуклюжий подход к женщинам.
— Мало практики.
— А… Понятно. Какими же ещё достоинствами вы можете похвастаться?
— Ну, — я задумался на мгновение, — закончил колледж с отличием. Всё ещё имею собственные зубы, за исключением передних, вот этих — их выбивают в первую очередь. Никогда не бил женщин, хотя моя первая жена дважды пыталась убить меня… А вы чем можете похвастаться, кроме фантастических глаз?
— Я веду независимый образ жизни, у меня только две пломбы, девчонкой я мечтала о большом бюсте и хотела впрыскивать силикон, но об этом не думаю, признаю все способы любви, хотя некоторые кажутся мне извращёнными, родилась в Калифорнии и неплохо вожу «мерседес-бенц».
— Мама миа! — воскликнул я, протягивая к ней руки. Она увернулась.
— И ещё: профессиональные футболисты кажутся мне самовлюблёнными и скучными.
Смутившись, я отступил. В это мгновение в гостиной разразился скандал.
— Чёрт побери, Джо-Боб, ты считаешь, что весь мир принадлежит тебе! — вскрикнул Стив Петерсон.
Джо-Боб, задрав юбку новой невесте Петерсона, Жанет Гил-рой, только что коронованной Мисс Техас, прижался к ней сзади, огромными узловатыми ручищами схватив за груди. Мисс Техас пыталась вырваться, но это ещё больше возбуждало Джо-Боба, да и всех, как мне показалось, присутствующих.
Петерсон хотел оторвать руку Джо-Боба от прелестной груди девушки, но Джо-Боб с недоумением взглянул на маленькие розовые пальцы, вцепившиеся в его громадную волосатую кисть, взглянул на пухлую физиономию Петерсона, но так и не понял, что это за человек такой и почему он мешает развлекаться, в последний раз стиснул груди девушки, отпустил и всей гигантской пятернёй взял Петерсона за рубаху. Загорелое лицо биржевого маклера будто мгновенно вылиняло — он позеленел от страха. Джо-Боб, улыбаясь, принялся шлёпать его по лысине ладонью, другой рукой вздёргивая маклера вверх и резко отпуская, заставляя Петерсона подпрыгивать, как баскетбольный мяч.
