— На этом наши субботние передачи окончены, — сказала она, — мы прощаемся с вами до завтра.
— До свидания, — сказал Мишка.
До свидания, — сказала девушка и посмотрела на него.
Изображение исчезло. Мишка вскочил и начал переключать с программы на программу, надеясь увидеть ее опять.
Но вместо нее какие-то совсем другие девушки бросали мяч в корзину, и Вячеслав Тихонов вез пастора Шлага в Швейцарию.
— Значит, до завтра, — повторил Мишка и нажал клавишу, на которой было написано «Выкл».
На следующий день телевизор работал с семи утра, но на его экране ничего интересного, кроме таблицы настройки, не было. За таблицей разговаривала радиопрограмма «Маяк». Мишка до того боялся пропустить начало программы, что даже не завтракал. Наконец зазвучали позывные местного телецентра, и на экране появился мужчина с профессиональной улыбкой.
— Доброе утро, — сказал он, — начинаем наши воскресные передачи.
Целый день Мишка, не отрываясь, смотрел на экран, Перед ним выступали молодые солдаты и ветераны труда, для него задорно пели и самоотверженно танцевали, ему рассказывали, как лечить гипертонию и что внутри у машины для пришивания пуговиц, а вечером показывали фильмы по заявкам активных телезрителей, и уже в самом конце, когда он буквально падал со стула от напряжения и голода, появилась она и сказала:
— На этом наши воскресные передачи окончены. Мы прощаемся с вами до завтра. — На экране засветилась надпись — «Елена Дроздова».
— До свидания, Лена, — сказал Мишка.
— Спокойной ночи, — сказала девушка.
— Спокойной ночи, — сказал Мишка, но на экране уже никого не было.
Теперь его жизнь была тесно связана с телевизором. Сразу после работы Мишка летел домой, включал его и слушал, как Лена Дроздова рассказывала о погоде на завтра, о программе передач, рекламировала ателье химчистки, просила уменьшить звук у телеприемника, и он покорно шел к телевизору и делал тише. И каждый вечер она говорила:
— На этом наши передачи окончены, мы прощаемся с вами до завтра.
— До завтра, — говорил он.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — отвечал Мишка, и на экране появлялась надпись: «Программу вела Елена Дроздова».
И вот однажды он забрал из химчистки свой костюм, купил цветы, торт, надел белую рубашку галстук. В комнате было тщательно прибрано, цветы стояли на столе в старинной вазе, все было готово к ее появлению.
Наконец, она появилась, подробно рассказала что можно посмотреть завтра, и, перед тем, как попрощаться, очень странно посмотрела на Мишку.
— Наша программа окончена, — подсказал Мишка. Она благодарно улыбнулась и сказала все как обычно.
— Спокойной ночи, — и она опять посмотрела на Мишку.
— Лена, — сказал он, — подождите, Лена… Экран погас.
— Лена, прошу вас, не уходите…
— Вы меня звали? — удивленно спросила Лена.
— Да, — сказал он, — я понимаю, что задерживаю вас, но очень прошу, останьтесь. Еще хоть на несколько минут.
— Ну хорошо, раз вы просите…
В этот момент внутри что-то щелкнуло, и изображение начало прыгать. — Это у вас, — сказала Лена, — поверните ручку «частота кадров».
Мишка как зачарованный подошел к телевизору и повращал ручку. Изображение установилось.
— А теперь сделайте немного контрастнее, а то я вас плохо вижу. Вот так, теперь лучше. Так что вы мне хотели сказать?
— Лена, хотите чаю?
— Чаю? Пожалуй, хочу.
Мишка взял трясущимися руками чашку, наполнил ее свежезаваренным чаем и придвинул к экрану. Потом отрезал кусок торта и поставил туда же.
— Вот торт берите, сам пек, — почему-то вдруг сказал он.
Лена взяла чашку и отломила кусочек торта.
— Очень вкусно, неужели сам пек?
— Вы знаете, Лена, мне так давно хотелось поговорить с вами, но вы так быстро исчезаете…
— Знаю, знаю, я вас сразу заметила, как только вы телевизор купили.
— Так вы нас тоже видите? — удивился Мишка.
— Ну, конечно, вы в тот раз, по-моему, в свитере были.
Мишка умолк и посмотрел на экран.
Лепи допивала чай и рассматривала его комнату.
— Уютно у вас тут, Миша. А это чей портрет над кроватью?
— Это мама. Может, еще чаю? Я мигом вскипячу.
…Мишка выключил телевизор далеко за полночь. «Это же надо, — думал он, — значит, и они нас видят! А Лена даже помнит, в чем я был в первый вечер. Чудеса прямо». Теперь они встречались почти каждый вечер Мишка рассказывал про свой завод, про соседей.
Но однажды Лена сказала, что уезжает учиться в Москву на какие-то курсы и что, когда приедет, они обязательно встретятся и она расскажет обо всем. С этого дня Мишка телевизор не включал, ему было неинтересно смотреть на каких-то незнакомых людей.
Прошел месяц, а может быть, и два. Миша шел, по улице и вдруг увидел ее. Она шла прямо на встречу, улыбаясь своим мыслям. У нее были голубые глаза и коричневые волосы. Она смотрела на него и не видела, просто шла мимо.
— Лена, — сказал Мишка, — здравствуйте, Лена Вы меня не узнаете?
— Как же, как же, вы — тот знаменитый дояр конечно помню.
— Лена, я никто, я — Миша. Вы помните Миша…
— Миша, Миша… А, кажется, начинаю действительно припоминать… Вы из управления?
— Да нет же, я ниоткуда. Я Миша. Помните вы говорили, что уезжаете на курсы, и, когда приедете, обещали все рассказать. Вы приехали?
— Приехала, но вас не помню, честное слово.
— Ну как же не помните, мы же с вами каждый вечер после передачи разговаривали.
— Мы с вами? Этого не может быть! После передачи мы с мужем идем сразу домой.
— Так вы и замуж вышли?
— Давно, уже год и два месяца.
— Год?! Тогда извините, я действительно что-то путаю. — Мишка повернулся и пошел домой.
Неожиданно наступила осень. С обоев облетали сухие листья. Они носились по комнате и исчезал в открытом окне. Мишка лежал на диване, обхватив руками подушку. Ему было плохо. Плохо где-то внутри куда ни один врач не может дотянуться. В углу стоял телевизор, экран его был покрыт инеем. Внезапно в нем что-то щелкнуло, и появилась Лена.
— Ну вот, я и вернулась, — сказала она, — начинаем наши передачи.
(Сказка для взрослых)
У меня только начинался отпуск. Последние годы я все время время мечтал хорошенько отдохнуть от всего: от работы, от друзей, от людей. Мне казалось, что моя мечта исполняется. Я жил в одном из южных штатов в небольшом заброшенном домике на краю полуистлевшей деревеньки, жители которой уже семь лет как перебрались в город. Нас было только двое среди покосившихся, домов, как будто старающихся заглянуть куда-то за лес, а может быть, еще дальше?
Вторым был высокий, худой старик, ходивший в кожаной телогрейке, сапогах и старой зеленой фетровой шляпе. Мой хозяин. Это он предложил мне сюда приехать. Я шел по рынку, он продавал лесные ягоды.
— Отдыхать? — спросил он сухим голосом, посмотрев на мой чемодан.
Я кивнул в ответ.
— Могу предложить прекрасное место и недорого.
— У моря?
— Вы хотите отдохнуть? Я вас правильно понял? — он смотрел из-под полей шляпы, и его близко расположенные и глубоко посаженные глаза напомнили мне черные отверстия двустволки.
— Да, мне хотелось бы отдохнуть…
— Тогда вы не пожалеете. Вон моя машина, — он кивнул в сторону выхода, и я увидел выцветший «Джип» еще времен второй мировой войны. Тогда я еще подумал, что эта машина удивительно подходит ему.
Я бросил сумку с чемоданом в кузов «Джипа» и мы покатили в сторону гор. Хозяин молчал большую часть дороги. Только когда мы свернули шоссе на почти невидимый из-за высокой трав проселок, он немного оживился.
— Я лично как отдых понимаю? Чтобы никого вокруг. Чего хочешь, то и получай. Хочешь спи, хочешь в лес… Только в лесах сейчас с ума сойти можно. Уж слишком тихо стало. А в общем-то мы сами виноваты во всем! Ведь еще недавно сколько в этом лесу было и зверья, и птиц, а сейчас…
— А куда же они все пропали вдруг? — спросил я просто так, чтобы поддержать разговор. Где-то в глубине души я начал жалеть, что принял приглашение Хозяина.
— Если бы «вдруг», — он пригнулся и дернул меня за рубаху. Над головой проплыла большая ветка какого-то дерева, — если бы «вдруг». Не вдруг это все! Как травили их! Кто же это может выдержать? Тут с осени лучше в лес не выходи, пули как на войне свистели.
Шел пятый день моего отпуска. Я лежал на сырой простыне, глядя в деревянный потолок. В луче солнца, падающем из окна, маленький паучок тянул свою нить. Вокруг стояла совершенно непривычная тишина. Пожалуй, ее можно было бы назвать абсолютной, если бы не периодическое поскрипывание калитки, качающейся на одной ржавой петле. Калитки, которая уже совершенно ни к чему, потому что забор давно уже распался, и только несколько хворостин торчали, как вешки на болоте. Хозяина я не видел дня три. Слышал только каждое утро урчание «Джипа», а вечером видел пляшущие пятна света фар. Все дни я проводил совершенно одинаково. Просыпался, шел к реке потом заходил в дом хозяина, находил на столе какие-то продукты, потом ел, сидя в давно не кошенной траве, бродил по лесу, вечером валился на пол, подсохшие за день простыни и засыпал. Странно, но все эти ночи мне ничего не снилось. Наступала к какая-то чернота и все.
