Под суровым взглядом священника-корейца принц Умаядо постигал премудрости китайской классики и Доброй Веры. В свободное от уроков время продолжал носиться за дворцовыми служанками, уговорил императрицу увеличить курган над могилой своего покойного отца. И с жаром отдался деятельности по укреплению связей с континентом, которая заключалась в приеме подарков от должностных лиц королевств Сираги и Мимана.
– Война?
Великий министр Умако ушам своим не поверил. Преданный дому Сога советник двора так спешил донести весть до повелителя, что еще не успел успокоить дыхание.
– Этот придурок хочет воевать? Что за блажь!
– Имперский принц считает, что королевство Сираги над нами издевается. Он хочет силой насадить там Добрую Веру.
– Он что, забыл, что Сираги крепки в Доброй Вере? От них она и к нам пришла!
– Принц убежден, что великая победа увеличит престиж Ямато.
– Как же, престиж… Война опустошит наши сокровищницы. Этот кретин понятия не имеет, во что обходится утверждение новой веры.
– Он уже убедил императрицу. Вы же знаете, она ему ни в чем не может отказать.
– Ох, святая простота…
Ситуация на континенте быстро ухудшалась. Послам Сираги. не надо было долго вглядываться, чтобы понять, что принц Умаядо дебил. Жадно сгребая ценные подарки, отдариваться он предпочитал всякой дрянью, и это тоже немало огорчало заморских дипломатов. С годами королевство Сираги создало мощную армию, мечтая избавиться от обременительной опеки Ямато.
– Так я и знал! Разве можно доверять внешнюю политику такому идиоту!
– Но не без вашего согласия, великий министр.
– Откуда ж я знал! Да с такой синекурой обезьяна бы справилась! Ну, понимаю, дурак… Но чтобы такой дурак!…
– Что ж, это не государственная тайна. Все об этом знают…
– Какова ситуация?
– Положение ужасное, великий министр. Я бы даже сказал, отчаянное. По донесениям наших шпионов в армии Сираги от двадцати до тридцати тысяч воинов. Справиться с нею очень трудно, особенно на их собственной территории. К тому же их отношения с Китаем… Даже победа над ними может обернуться неприятностями.
– Ясно. О трениях с Китаем не может быть и речи. Переговоры, чтобы удержать связи с континентом.
– Но двор, великий министр, особенно императрица…
– Мир дает нам возможность развивать с материком коммерческие, технические и религиозные отношения. В случае войны мы слишком многое теряем. Нам нужен континент для развития страны.
– Вы мудро мыслите, господин, заглядываете в будущее. Надеюсь, что все остальные поднимутся до вашей мудрости.
Принц Умаядо, разумеется, не был способен подняться до мудрости видеть очевидное. Зарывшись в юбки императрицы, он изливал ей свои горести, жаловался на злобных и черствых обитателей Сираги.
– Эти злые люди ничего мне больше не дарят! На кол их, на куски разрубить, разорвать…
– Дорогая племянница, – кротко увещевал Умако, сдерживая эмоции, – страна не в состоянии вести войну на материке и одновременно строить храмы. Это просто-напросто невозможно.
– Повысить налоги! – вякнул принц из складок мамочкиного платья. – И всё тут!
– Послав войска на континент, мы оголим страну, некому будет держать в повиновении крестьян. У крестьян слишком много вил и слишком мало способностей к переговорам.
– Долг крестьян – повиноваться господину! – Умаядо вызывающе выставил вперед пухлый подбородок.
– Да, мой маленький, ты прав, как всегда, – успокоила его императрица.
Настаивать бесполезно. Умако формы ради выдвинул еще несколько возражений, подводя беседу к завершению. Тем более что принц в юбках уже задергался как припадочный.
– Уй-й-й! Ой-й-й! Вой-й-й-йна-а-а! Хочу войну, войну, мамуля!
– Да, мой хороший, да, не плачь, мама даст тебе сисю.
Умако, сдерживая рвотные позывы, покинул тронный зал.
– Ладно, – гремел он несколькими минутами позже, обращаясь к своему советнику. – Если эта гнилая сопля хочет войны, она ее получит. Готовьте войска!
– Как, великий министр? Ведь мы…
– Подготовьте сотню воинов под командованием фиктивного генерала.
– Фик… как?
– Так. Фиктивный генерал – удобный командующий. Преставится без всяких осложнений в любой потребный момент.
Советник нервно почесал ухо.
– Великий министр, я с должным уважением отношусь к вашим словам, но извините…
– Очень даже просто, – вздохнул Умако. – Армия направляется в Сираги, как того хочет наш идиотик, но все мы смертны, генерал скоропостижно скончался в походе, операция отменена.
– М-м-м… замысловато.
– Приходится действовать замысловато с людьми, которые не понимают простых вещей. Выполняйте!
И советник принялся за дело. Он регулярно сообщал императрице и принцу о подготовке войск, о ходе операции, а через год, день в день, пришло известие о кончине командующего войском как раз перед высадкой на континент.
– Ну и что, – надулся Умаядо. – Направить вторую армию. Надо наказать этих грубиянов.
– Грязная скотина! – взорвался Умако. – Черт с ним! Снаряжайте вторую армию!
– Но, великий министр, если и второй генерал умрет, у принца могут возникнуть вопросы.
– Пусть живет! На этот раз умрет жена генерала. Небольшая вариация.
– Извините, великий министр, но кто поверит, что смерть жены генерала может предотвратить войну?
– Принц поверит.
И принц действительно поверил. Он проглотил стряпню хитроумного Умако, а великий министр тем временем уговорил его оставить внешнюю политику. Принудив себя к лести, хитрый царедворец склонил принца-недоумка к менее опасным для судьбы страны занятиям.
– О да, – захлопал Умаядо в ладоши. – Я воздвигну великую пагоду и орошу ее кровью крестьян, принесу их в жертву Будде!
– Нет-нет, – поправил его Умако, промакивая платком взмокший лоб, – великое деяние, которое войдет в историю, – м-м-м, например, составление конституции. Да, конституции. У китайцев, скажем, есть конституция. А у нас нету.
– У нас нету? Как так… Да, вы правы, конституция нужна стране. Я сейчас же возьмусь за работу.
И принц завопил, призывая к себе двух прикрепленных к нему священников, чтобы немедленно приступить к руководству сочинением столь важного опуса.
Советники двора не скрывали своего беспокойства.
– Великий министр, вы действительно хотите доверить принцу составление конституции?
– Чем бы это чучело ни тешилось, лишь бы не гадило. Подрежем, подправим. Не будет лезть в политику.
Священники постарались, и в течение года конституция была слажена. По весне принц Умаядо уже представил двору плоды своего труда. Семнадцать статей, восхитительный конгломерат конфуцианской и буддийской мудрости. Лично принцу принадлежала лишь одна идея: почитать суверена и регулярно подносить ему щедрые дары. В целях компактности дары выкинули и оставили лишь «почитать суверена» (статья третья).
До сих пор папаше Сога везло. За шесть месяцев осады лишь три стычки с противником, ад не оставил на нем ни царапины. Во всяком случае, большинству его товарищей повезло гораздо меньше. Каждую неделю появлялись несколько новичков, присланных заботливой родиной-матерью. Новобранцы занимали в палатке места выбывших. Боевой дух в облаках не витал, но и в грязи не тонул. Народ утешался тем, что могло быть и хуже. Их рота понесла потерь меньше соседей, всего-то тридцать пять процентов.
Над адом – наглое небо, сухое и синее. Рядом – товарищи по неволе: бесцветные холмы, серое море. За последние пять дней привалил еще густой белый снег, а с ним и холод, нещадно щиплющий плохо защищенный эпидермис. Не думал папаша Сога, что в Китае может быть так холодно. Не думал он, что увидит такой Китай: с красными кирпичными стенами, как на Гиндза, с мертвыми верфями, с полуразвалившимися миноносцами, ржавеющими у причалов с начала войны. И со снегом.
Папаша Сога стоял на часах, один на переднем краю, у самой колючей проволоки, ограждавшей лагерь. Он ждал, когда ему принесут положенную миску риса, и завидовал русским пленным, которые имели право на трехразовое питание. Унтер без боевых наград может дохнуть с голоду, может завидовать пленным, завидовать западным союзникам, на сытое брюхо восхваляющим доблесть народа Ямато.
