Вот что видел и вот о чем думал Уилли Пейсек, вонючий мальчишка с лицом, как у крысы, косоглазый, худой и говорящий пронзительным голосом.
Он заметил также, чем занимался Вальтер Сташев, и никак не мог понять, что бы это могло значить.
Вальтер Сташев был мужчиной высокого роста с лицом, которое до того как обрюзгло от пьянства, было красивым. Его тело было все еще мускулистым, несмотря на то, что над ремнем висел приличный живот. Случалось, что он и отец Уилли завязывали с пьянством. Они вдруг по той или иной причине становились весьма религиозны и воздерживались от алкоголя. Однако внешний вид отца Уилли при этом никак не менялся. Он всегда был и оставался уродливым, неуклюжим человеком, и все его попытки быть вежливым, добрым, старания оказывать другим людям услуги вызывали у жильцов дома лишь презрение. «Делай свою работу, Пейсек, и убирайся из квартиры», — говорили они ему.
Но Сташев во время воздержания приобретал некий шарм, при помощи которого мог воздействовать на людей. Он мог даже нравиться. Каким замечательным молодым человеком он действительно был, когда не пил. Он предлагал сходить в магазин за покупками престарелой леди, которая жила на третьем этаже. Он прогуливал собаку мистера Яновитца, когда тот сломал ногу. Он становился просто другим человеком.
Но Уилли знал, что доверять Сташеву нельзя, потому что когда он не пил, он становился каким-то странным и непонятным.
Он как-то странно обращался с мальчиками.
Он начинал относиться к ним с повышенным интересом и пытался оказать всякую помощь. Он мог помочь им починить колесо велосипеда или тележки, наладить коньки. Он мог показать, как нужно быстро вести мяч во время игры в баскетбол. И всегда при этом Сташев клал руку на плечо тому или иному мальчику, сжимал ему руки, прижимал его к себе. Он хлопал их по заднице и иногда задерживал руку на ягодицах. Он щупал, гладил, касался тела ни о чем не подозревающего мальчика. А что какой-нибудь пацан мог подумать обо всем этом? Все было так странно, так необычно. Мальчик понимал, конечно, что такого делать нельзя. В этом был какой-то грех. Но он не мог понять, был ли это его собственный грех, или Вальтера Сташева. И у кого он мог спросить? С кем мог поговорить об этом? Кому довериться? Об этом он не смел даже рассказать на исповеди. Ну, что он скажет? Что один мужчина положил ему руку на плечо, обнял его и… И что дальше? И он начал думать о плохих вещах, о таких вещах, которые ему даже не передать словами.
Сташев никогда не прикасался к Уилли, и Уилли знал, почему. Во-первых, ему нравились симпатичные, сильные мальчики. Во-вторых, Вальтер знал, что Уилли кое о чем догадывается.
До субботы 28 декабря 1935 года Вальтер Сташев не пил недели четыре. Он был любезен и обаятелен. Он всегда завязывал пить перед праздниками. В это время даже самые жадные люди могли слегка расщедриться, и если они не давали ему доллар-другой, то он всегда мог рассчитывать на какую-нибудь рождественскую еду, печенье или конфеты — все, что шло на праздничный стол. Поэтому он специально не пил перед праздниками. Но, получив свое, он сразу же запивал по новой.
В то утро кто-то дал ему бутылку дешевого вина, и он сразу же начал пить у себя в котельной, чтобы не делиться выпивкой с отцом Уилли.
Уилли пошел в подвал, чтобы найти там старые санки, которые он видел в прошлом году. Их оставили какие-то люди, которые куда-то переехали. Таким путем Уилли приобрел немало вещей — сломанный велосипед, старые роликовые коньки. Эти санки были вполне приличные, а перед Рождеством как раз нападало много снега. На улице было холодно и скользко, так что вечером можно отлично покататься на санках.
Он искал санки за большими сундуками, которые жильцы хранили в подвале. Иногда он открывал тот или иной сундук, но в них ничего не было, кроме старой одежды, гнилых одеял и прочего тряпья, которое люди предпочитали хранить в подвале.
Он забился в угол и решил немного отдохнуть, потому что страшно устал после того, как чистил снег на тротуаре возле дома. Отец заставил его заниматься этой работой, пообещав, что скоро придет на помощь. К тому времени, когда он вернулся, Уилли очистил от снега уже весь тротуар. Теперь отец занимался там легкой работой — посыпал тротуар пеплом, чтобы люди не скользили по льду. Когда Уилли услышал, что кто-то идет в подвал, он инстинктивно съежился и спрятался в угол: он любил шпионить за людьми. Он стал наблюдать.
Это был Джин О’Брайн, высокий, стройный мальчик. Его бледное лицо раскраснелось от мороза, белокурые волосы засверкали снежинками, когда он снял с головы шерстяную шапочку и отряхнул ее о свою ногу. Он осмотрелся, а потом направился прямо к полке, где еще с прошлого года лежали его санки. Уилли нетерпеливо наблюдал за ним. Он хотел, чтобы мальчик поскорее ушел, и тогда он сам мог бы осмотреть это место, где он заметил несколько интересных коробок. Надо было срочно проверить, что там внутри.
Джин встал на цыпочки, дотянулся до санок, снял их с полки и прижал к груди.
В тот же момент Джин О’Брайн увидел в дверях подвала Вальтера Сташева и замер. Он не ожидал увидеть его здесь. От волнения у него перехватило дыхание, и он издал какой-то странный жалкий звук.
Сташев все сразу же понял. Он был пьян, и еще до того, как начал говорить, запах алкоголя заполнил все помещение.
— В чем дело? Ты испугался, а? Ты же меня знаешь. Разве ты не знаешь дядю Сташа, а?
Мальчик понял, что прижимает санки слишком сильно к груди и что его страх забавляет пьяного мужчину. Он вздохнул с облегчением, опустил санки вниз, слегка касаясь их ступней ноги, потом надел мокрую шапочку.
— Ты намочил свои замечательные волосы, а? Чем вы там занимались на улице, в снежки, что ли, играли? А?
Мальчик отвечал тихим голосом. Было ясно, что он все еще не отошел от страха, хотя и старается показать, что ничего не боится.
— Да. Почему ты не идешь на улицу, Сташ? Там такой снег. Мы сделали снежную крепость.
— Вы сделали снежную крепость? Какого черта я должен выходить и играть с вами?
Грубое слово повисло в воздухе. Такие слова мужчины обычно не употребляют, разговаривая с детьми. Это было опасное, запретное слово, которое мужчины употребляли в разговорах между собой, желая показать, какие они смелые. В устах Вальтера, в этом подвале, слово прозвучало особенно угрожающе.
Сташев облокотился о дверь. Он засмеялся хрипло, противным смехом.
— Я выругался, а ты покраснел, как маленькая девочка. — Он подморгнул мальчику и сделал шаг в его сторону. Тот отпрыгнул, и это обидело Сташева.
— Слушай, в чем дело? Ты же меня знаешь, а? Что ты дергаешься, а? — Внезапно он протянул руку, сорвал шапочку с головы Джина и поднял ее вверх. Мальчик попытался достать шапочку, потом прижал санки к груди двумя руками. Он как бы защищался. Сташев опустил руку на голову мальчика и потрепал его по волосам. Его грубая красная рука лежала на серебристых волосах мальчишки.
— У тебя красивые волосы, пацан, красивые, как у девочки. Только у маленьких девочек бывают такие красивые волосы.
Он протянул вперед другую руку и увидел, что в ней все еще была зажата пустая бутылка. Запрокинул голову и допил те капли, которые еще оставались в бутылке. Пока он пил, Джин отскочил в сторону и, ударив мужчину санками в бок, попытался проскочить у него под руками к двери.
Сташев выронил бутылку, которая ударилась о какой-то ящик, а потом упала на пол. Он отошел на несколько дюймов назад, чтобы преградить дорогу мальчику.
— Что же ты делаешь, красавчик, а? Нападаешь на Сташева, а? Я тебе покажу, как нападать на меня, красавчик.
Уилли, как завороженный, наблюдал за их борьбой. В подвале чувствовалась атмосфера не то чтобы схватки, а чего-то еще, чего-то такого, о чем знали и Сташев, и Джин О’Брайн. Уилли так и знал, что это произойдет, как только здоровенный пьяница появился в подвале и предстал перед мальчиком с серебристыми волосами.
Сташев ногой прикрыл дверь, даже не оглянувшись назад. Мальчик метался из стороны в сторону, тяжело дыша. Его раскрасневшееся лицо опять побледнело и было покрыто пятнами тающего снега и пота.
Сташев, схватив мальчика двумя руками за подбородок, притянул его к своему лицу. Он подмигивал, кивал головой, облизывал языком пересохшие губы.
— Ты слишком красив, чтобы быть мальчиком, слишком красив. Ты похож на девочку, а? Ты — девочка, а?
Сташев крепко держал Джина, а тот толкал его и пинал, тяжело и прерывисто дыша, пытаясь вырваться.
Уилли с волнением наблюдал за тем, что происходило в подвале.
Сташев расстегнул свои грязные рабочие штаны и вытащил свой большой, возбужденный член. Одной рукой он пригибал голову мальчика, а другой трогал себя за член.
— Сейчас ты это сделаешь, красавчик. Сделаешь, и это тебе понравится. Покажи-ка мне свой… дай-ка мне посмотреть, ты мальчик или девочка. Дай мне взглянуть на твое тело, я хочу увидеть…
