Елена Муравьева - Глупости зрелого возраста

— Да, да … — Ильин уступил дорогу и даже вежливо улыбнулся.

Грузчики успели сделать пару шагов, до того как в них врезалась разъяренная дама.

Сцену столкновения Иван представлял всю дорогу до дома. Даже переступая порог, он думал не об украденных деньгах, а о том, как падал холодильник, как ругались мужики, и бесилась от беспомощности шантажистка, пытаясь преодолеть внезапное препятствие.

Осознание содеянного настигло Ильина в ванной. Глядя в глаза своему отражению, он медленно, почти по слогам произнес:

— Я — вор? — По всем канонам получалось: да. — Я что же украл деньги?

Дерзкий и беспринципный циник и говорливый демагог к этому времени уже ретировались. Отвечать на вопрос предстояло самому Ивану.

— Я не мог, это не я… — от волнения у Ильина затряслись руки.

Последующие двенадцать часов прошли не лучшим образом. Совесть грызла душу. Душа рвалась от желания покаяться и вселяла обезумевшему от страха уму одну глупую идею за другой. Хотелось, то вернуть деньги женщине, то отправиться в милицию и сделать чистосердечное признание, то позвонить законному (вернее незаконному) владельцу сорока тысяч. Удержаться от дурацких затей помогли мысли о вселенской справедливости. «Все вокруг воруют. Тот мужик украл. Баба его шантажировала. Чем я хуже их. Всем можно, а мне что же нельзя?!» — уговаривал себя Ильин.

Успокоился он только к утру, да и то ненадолго. Усталую дремоту оборвал звонок будильника. Иван с трудом оторвал голову от подушки и стал собираться на работу.

День дался Ильину тяжело. Он сидел в редакции, со скрипом и душевным стоном выжимал из себя слова, с натугой складывал их в предложения и непрерывно мусолил тяжкую думу. Если ее, смутную и тревожную, разбить на составляющие, получились бы следующие вопросы:

· я это сделал?

· зачем я это сделал?

· что теперь будет?

· меня арестуют?

· что делать, если шантажистка и вор найдут меня?

· рассказать все Туманцеву?

· что делать с деньгами?

Ответов вопросы, естественно не имели, поэтому и размышлять над ними особого смысла не было. Ильин понял это еще утром и категорически запретил себе рефлектировать. Однако против инстинктов не попрешь. Страх становился, чем дальше, тем больше.

— Ванька, ты чего такой смурной? — проявил наблюдательность Туманцев.

— Не спал всю ночь, — почти правду сказал Иван, не уточняя причину бессонницы.

— Это ты из-за Томки злишься? Плюнь, мало ли кругом баб. Кстати, я с твоей кралей вчера весь день письмами обменивался. Хочешь, почитать?

— Давай, — без особого энтузиазма согласился Ильин. Женщина, о которой он мечтал последний месяц, нынче интересовала его мало.

Принтер заурчал, выпуская на белый свет отчет о проведенной работе. Иван углубился в чтение.

Невзирая на искреннюю симпатию к Ирине Ирининой, Колька остался верен себе и использовал в переписке старые отработанные приемы. Все бабы, считал он, до умопомрачения хотят замуж, значит, и цеплять их надо на серьезность намерений.

«…Я обеспечен, свободен, потому хотел бы создать семью с такой яркой и сексуальной женщиной. Но наше знакомство возможно лишь в том случае, если вы, действительно, ищите отношений серьезных. Не хочется, знаете ли, натолкнуться на любительницу приключений, желающую просто приятно провести время …»

— Ты в своем репертуаре… — Ильин бросил на Туманцева насмешливый взгляд.

— А зачем изобретать велосипед? — парировал тот.

Второй постулат тоже не отличался оригинальностью: женщины вечно жалеют мужчин, раз так, то милым дамам следует дать возможность реализовать себя.

«Расскажу немного о себе. Я уже несколько лет один, а все ни как ни привыкну к своему одиночеству. Иногда хоть волком вой, так хочется очутиться рядом с живой душой, с человеком кому ты не безразличен. Хочется, уж простите за прямоту, тепла, любви, заботы. Хочется самому любить и до отчаяния хочется быть любимым…»

Подобных текстов Ильин перечитал немало. Туманцев не умел обходиться без женского внимания и бахвальства. Поэтому посвящал Ивана во все подробности своих многочисленных эпистолярных романов, которые завязывал на сайтах знакомств. Ирина Иринина не стала исключением и попалась на крючок, как многие до того. Как же рост, фигура, симпатичная физиономия и квартира-должность плюс множество других добродетелей томились в одиночестве и взывали к состраданию. Остаться равнодушной к идеальному мужчине смогла бы только стальная чушка. Ирина таковой не была и искренне убеждала своего визави верить в счастье. Которое, безусловно, сама надеялась и составить.

«Никогда не надо отчаиваться, — писала она в ответ. — Вы найдете свою любовь. Надо только подождать».

«Почему-то, — вел дальше Туманцев, — мои попытки устроить личную жизнь не приводят к хорошему результату. Мир устроен странно. Вокруг столько корысти (так до сведения собеседницы доводилась информация о благополучном положении нового знакомого — раз соплеменницы проявляют меркантильный интерес, значит, есть к чему). Почему современные женщины хотят только брать и не желают ничего давать взамен? Почему стараются властвовать, а не любить (сие хитроумное сочетание слов намекало, что автор человек мягкий и интеллигентный, а стало быть, добыча легкая — только протяни руку)».

«Все женщины разные. Не надо судить огульно всех подряд…»

Иван поморщился. Ирина Иринина буквально слово в слово повторяла то же, что и ее предшественницы.

— Ты хочешь показать мне, что она такая же дура, как и все остальные? — Ильин отложил листок.

— Почему дура? — Николай вскинул брови. — Просто все женщины одинаковые. И ты давно мог бы понять это.

— Я понял, — буркнул Ильин и вышел из комнаты. Он не желал продолжать разговор.

Дома, на семейной двуспальной кровати, аккуратно разложенные по золотистому покрывалу, лежали пачки с деньгами. На затканной золотом парче сорок пачек по тысяче в каждой — уходя на работу, Ильин бросил прощальный взгляд на свою добычу и не расставался с этим впечатлением весь день. Золотая парча покрывала, обеспеченные золотом банкноты — привлекательность Ирины Ирининой не могла затмить истинную красоту. «Нет, ни о чем и ни о ком, кроме денег, я думать сейчас не хочу», — Ильин сходил в туалет, долго мыл руки, старательно изучал собственное отражение в зеркале. В зрачках сияли маленькие дважды перечеркнутые латинские S. В душе полыхали нестерпимым жаром большие.

— Деньги, денюжки мои… — тихо прошептал Иван и побрел в кабинет, плюхнулся в кресло, с сосредоточенным видом начал печатать.

— Пиши, пиши… — оценило руководство служебное рвение. — Закончишь, можешь идти домой, отсыпаться.

Дальше Иван не слушал. У него появилась цель и, с отчаянием обреченного, он рванулся к ней. Через три часа материал был закончен. Через четыре Ильин переступил порог своей квартиры. Не раздеваясь, он прошел в спальню.

— Мои хорошие… — Иван лег на середину семейного ложа, раскинул руки, закрыл глаза. Украденные доллары внушали двойственное ощущение ужаса и нежности. Ильин втянул в себя воздух, пытаясь понять, чем пахнут ЕГО деньги, ЕГО БОГАТСТВО и от обилия чувств неожиданно заснул.

Первый сон Ивана Павловича

Приснилось Ивану, будто приезжает он в Харьков, является к своей дражайшей супруге Тамаре и говорит сдавленным от волнения голосом:

— Тома, давай начнем все сначала. Нам надо быть вместе. У нас семья, дом, возвращайся, я прошу, настаиваю, требую, наконец. Я твой муж, ты должна меня слушаться.

«Должна?» — раздалось в сознании. Это явил себя Внутренний Голос — создание вредное и язвительное, годное только для мерзкопакостных замечаний.

— Ваня, нам не надо вместе жить, — даже во сне самоуверенная Тома не потеряла своего апломба. — Да у нас была семья, общий дом, но ты испугался жизни, самоустранился и предал нас. Нам с Людой пришлось решать все собственными силами. Мы работали, пробивались, крутились, как могли. А ты, жалкий и беспомощный, лежал на диване, ныл и страдал. Теперь я тебя не уважаю и считаю ненадежным человеком.

— Но я исправился. Я изменился. Я заместитель главного редактора с хорошим окладом. Я получаю приличные деньги и могу содержать семью.

— Ванечка, открой глаза. Сколько можно жить в выдуманном мире? Ты — никто. Тебя, как куклу, смастерил Коля Туманцев. Он заставил тебя писать статьи, назначил на должность. Если бы ты был настоящим мужчиной, то ушел бы в другое издательство и сам устроил свою карьеру.

«Вот стерва, — прокомментировал Внутренний Голос, — вечно ей все не так»

— Но в моем возрасте это невозможно, — возразил Ильин. — Мне 54 года, сейчас все берут только молодых.