Или это все равно должно было случиться? Есть ли в жизни что-то, что можно предотвратить? Лазарус замерзал. Голова раскалывалась от боли. На память пришли слова Оскара Уайльда: «Правду мы постигаем только тогда, когда уже ничего не можем с ней поделать».
Он чихнул и заставил себя читать дальше.
Теперь текст был напечатан в одну колонку:
«Из-за нарушенного телефонного сообщения между Франкфуртом и Таунусом местная жандармерия запросила по радио помощь у полиции Франкфурта. Следственная группа отдела убийств под руководством главного комиссара полиции Гарденберга вылетела на вертолете к месту преступления. Машина приземлилась на очищенном от снега теннисном корте недалеко от школы. В интернате имеется картотека с указанием группы крови всех учеников. Полицейскому врачу не составило труда установить идентичность группы крови Оливера Мансфельда и крови в машине убитого. Члены следственной группы уже располагают некоторыми сведениями, которые в интересах дальнейшего расследования пока держатся в тайне.
Поиски исчезнувшего ученика не прекратились и с наступлением ночи…»
— Эй, другого места не нашлось, чтобы встать?
Лазарус, которого сильно толкнул мужчина с лыжами на плече и рюкзаком, качнулся. Извиняясь, он приподнял шляпу и, схватив свой чемоданчик, отошел к цветочному киоску у выхода. Здесь сильно дуло, но Лазарус не обратил на это внимания.
«…не прекратились и с наступлением ночи. Вооружившись ручными фонариками и факелами, встав на лыжи, 70 участников экспедиции продолжили поиски, которые увенчались успехом сегодня в 0 часов 35 минут. Окоченевший и покрытый снегом труп Оливера Мансфельда, обнаруженный в занесенной снегом смотровой башне в двух километрах от здания школы, находился в таком состоянии, что после первичного осмотра врач следственной группы констатировал следующее.
Смерть наступила после обеда, самое позднее ранним вечером в воскресенье.
По всем признакам, Оливер Мансфельд был жестоко избит, серьезно ранен и затем, возможно в бессознательном состоянии, повешен.
Предположение о том, что мы имеем дело с убийством, высказал нашему специальному корреспонденту, также прибывшему на место трагедии на вертолете, главный комиссар Гарденберг, в то время как остальные члены следственной бригады осматривали башенную комнату в поисках следов и предметов, способных помочь следствию. О характере следов пока умалчивается в интересах следствия».
Далее следовал текст, снова напечатанный в три колонки и обрамленный черным:
«Полиция просит о помощи
Кто видел Оливера Мансфельда (22 года, стройный, рост 1,78 метра, узкое загорелое лицо, карие глаза, очень коротко остриженные густые каштановые волосы) с воскресенья, 7 января, в 15 часов 30 минут в Рейнско-Майнском аэропорту, на шоссе или в любом другом месте? Покойный был одет в бежевое пальто, толстый голубой свитер с высоким воротником, серые спортивные брюки и коричневые ботинки.
Кто видел после 15 часов 30 минут 7 января белый автомобиль марки „Ягуар-500“ с сиденьями из черной свиной кожи? Речь идет о кабриолете с черным верхом, возможно, опущенным. Оливер Мансфельд предположительно сидел за рулем автомобиля, на соседнем сиденье — мальчик одиннадцати лет, иностранец. Номер автомобиля L 43131–2 (таможенный номер).
Кто случайно слышал подробности телефонного разговора Оливера Мансфельда в Голубом баре в Рейнско-Майнском аэропорту 7 января 1962 года между 15.30 и 15.45, который он вел за барной стойкой, по некоторым сведениям, с женщиной. Называл ли Оливер Мансфельд ее фамилию или имя?
Любые сведения, которые могут помочь следствию, принимаются в местных полицейских отделениях и в первом отделе полицейского управления Франкфурта по телефону 23 65 31».
Альберт Лазарус опустил газету и бросил взгляд на сугробы на площади перед вокзалом. Он долго размышлял, как человек, который ответственно взвешивает все «за» и «против», перед тем как принять решение, поскольку он хорошо осознавал, что от его решения зависит очень многое для тех участников драмы, которые были еще живы. Наконец он двинулся вдоль длинной шеренги телефонных автоматов, стоявших в зале, вошел в одну из кабинок и набрал номер, указанный в газете.
Дважды прозвучал гудок свободной линии, прежде чем в трубке раздался монотонный мужской голос: «Полицейское управление. Первый отдел. Комиссар Вильмс слушает».
— Говорит… — Лазарус должен был откашляться, так как он охрип и горло перехватило. — Говорит Альберт Лазарус. — Он назвал свою профессию и издательство, где работал. — Я только что вернулся из поездки и прочитал о смерти Оливера Мансфельда.
Голос на другом конце провода стал более заинтересованным:
— Да? И?
— Издательство получило перед рождественскими праздниками машинописную рукопись романа. Отправителем и автором значится Оливер Мансфельд.
— Откуда вам это известно?
— Я читал рукопись.
— Этого не может быть.
— Это правда, господин комиссар. Я действительно прочитал рукопись. События романа разворачиваются на горе Таунус в интернате профессора Флориана. Интернат расположен недалеко от Фридхайма.
Теперь сорвался голос в трубке:
— Автор называет настоящие имена?
— Да, и этому дается объяснение в предисловии. Действие начинается в сентябре 1960 года, Мансфельд ведет повествование вплоть до Рождества 1961 года. Роман не окончен, но я думаю…
— Полицейское управление находится в пяти минутах от вокзала. Господин Лазарус, не могли бы вы немедленно зайти ко мне?
— Я как раз собирался это сделать.
— Имейте в виду, вам нужно идти не к старому зданию возле парка Фридриха-Эберта, а к новому — на Майцер-Ландштрассе. Третий этаж, налево. Отдел убийств. Я вас жду.
— Я сейчас приду.
— Большое спасибо.
Альберт Лазарус повесил трубку и вышел из кабинки. Он пошел к выходу и окунулся в снежную метель, которая тут же ослепила его.
Автомобили по краям дороги безуспешно пытались выбраться из гигантских снежных заносов. Мимо промчалась машина с ревущей сиреной и включенными фарами.
Перейдя Постштрассе и свернув на Оттоштрассе, Альберт Лазарус попал в толпу раздраженных пассажиров, выходящих из трамвая, который замер перед замерзшей стрелкой. Взволнованный Лазарус, которого бросало то в жар, то в холод, столкнулся с мужчинами и женщинами, которые ругались ему вслед.
Он не слышал их. Словно стараясь защитить свой чемоданчик, он прижал его к груди обеими руками. Так он нес его сквозь неистовую снежную метель, осторожно переставляя ноги, как человек с больной простатой, он, Альберт Лазарус, в скромной жизни которого еще ни разу не произошло ничего важного, значительного — вплоть до этой последней минуты. Сгорбленный и одинокий человек как величайшее сокровище на свете нес маленький чемоданчик с рукописью в 743 страницы. Эта рукопись должна помочь раскрыть преступление, разрешить загадку. А рассказывает она о любви, у которой нет конца, начавшейся пятнадцать месяцев назад чудесным осенним днем, ближе к вечеру, — чтобы быть совсем точным, четвертого сентября 1960 года.
Я бы, наверное, рассмеялся, если бы мне не хотелось плакать. Мое возвращение в Германию каждый раз протекало по одному и тому же сценарию. Уже семь лет. Казалось бы, за семь лет господа могут привыкнуть к тому, что имя моего отца значится в списке людей, подлежащих немедленному задержанию. Его имя, а не мое.
Сколько раз за эти семь лет я летал из Люксембурга в Германию и обратно! Но все напрасно, не стоит и надеяться, что сегодня, четвертого сентября 1960 года, что-то может измениться. Все будет так, как было всегда, и останется таким на веки вечные. До тех пор, пока все быльем не порастет и моего папашу снова не пустят в страну. Хорошо уже то, что на свинство, которое совершил отец, распространяется закон о прекращении преследования за давностью лет, и уже никто не сможет встать ему поперек дороги.
В общем, и сегодня все было как всегда. За исключением того, что нам не пришлось долго кружить над аэропортом в ожидании посадки. Два самолета садились перед нами. Тедди постоянно забирает влево. Его зовут Тедди Бенке. Он работает пилотом у моего старика. В войну он летал на бомбардировщике. Теперь летает на «чесне» и «бонанце». Мой господин папа приобрел два самолета с тех пор, как не может появиться в Германии. По обеим сторонам маленькой «бонанцы» старик приказал намалевать: МАНСФЕЛЬД. Красным на серебре.
Это для него характерно. Настоящий нувориш. По сравнению с ним Тедди похож на английского аристократа. Дело в том, что Тедди не умеет делать ничего, кроме как играть в гольф, теннис и летать. Гольфом и теннисом на жизнь не заработать. Поэтому Тедди остается только летать. Во время войны он делал это для любимой родины. Сейчас он делает это для грязного спекулянта. Наверное, это совсем несладко — уметь только летать. Я не верю, что Тедди доставляет удовольствие работать на моего отца. На лице у него всегда одно и то же бесстрастное выражение игрока в покер, но иногда кое-что все-таки можно заметить.
