«Под кроваткой Янкеле беленькая козочка, — пела бабушка Берта, подолгу расчесывая длинные Сонины косы. — Она пойдет на рынок и принесет тебе оттуда орехи, пирожки с маком, яблоки и изюм. Янкеле боится грома, но ты ничего не боишься. Янкеле боится стука, но ты ничего не боишься. Янкеле боится, когда в дом заходят чужие люди, но ты ничего не боишься. Козочка пойдет на рынок и принесет тебе оттуда орехи, пирожки с маком, яблоки и изюм».
Когда Витькина дочка Ханиталь была совсем маленькой, она просила у Сони купить ей в подарок игрушечную козочку. Но Соня говорила — тебе не нужна игрушечная козочка, у тебя есть живая. Она пойдет на рынок и принесет тебе орехов, пирожков с маком и яблок.
— Не хочу яблок! — спорила Ханиталь. — Хочу пиццу!
Соня смеялась.
— Хорошо, козочка пойдет на рынок и принесет тебе пиццу. Ты ведь ничего не боишься. Козочка приносит все тем, кто ничего не боится.
— Я ничего не боюсь, — кивала Ханиталь.
Букет, засохший и пожелтевший, Соня в этом году отдала внучке для пуримского костюма: Ханиталь наряжалась невестой. Ей купили красивое платье, белые туфельки и фату, а вот букеты в детских магазинах все были ненастоящие, слишком простые — Ханитали они не нравились, портили всю картину.
— У тебя же есть цветочки! — Соня давно показала внучке, что хранится в ее шкафу. — Дай их мне для костюма, ты ведь в этом году все равно не будешь наряжаться невестой.
— Ну вот, ты расстроила все мои планы — нарядиться невестой в этом году.
Соня достала букет и растаяла — так изящно смотрелась с ним Ханиталь. Внучка была беленькая, нежная, с прозрачной светлой кожей. Редкий тип внешности для Израиля, здесь рождаются смуглые дети с яркими глазами, а Ханиталь получилась как тонкая линия, проведенная кисточкой с акварелью.
— Тебе идет. — Соня завернула цветы в бумагу и попросила: — Ты с ними поосторожней, это очень старый букет. Не разломай мне его.
— А откуда он у тебя?
— Подарили. Много лет назад.
— Когда я стану настоящей невестой, — сказала Ханиталь, заглядывая Соне в глаза, — у меня будет настоящее белое платье, свадьба и жених. И тогда я тоже возьму твои цветы, хорошо? А до тех пор можно они полежат у меня?
* * *
Целый день стояла жара и дул горячий ветер, под вечер у Сони поднялось давление и разболелась голова. Она приняла холодный душ, проглотила две таблетки и уже собиралась ложиться, когда зазвонил телефон.
— Соня, — это оказалась Лиля, неожиданно хриплая, будто от слез. — Соня, ты знаешь… Ты можешь…
В голове заметались варианты — Ленка болеет? Упала? Ее надо срочно лечить? Везти сюда?
Лиля прокашлялась.
— Соня, отдай мне мой букет.
Она сделала паузу и добавила еле слышно:
— Пожалуйста.
Янкеле боится грома, но ты ничего не боишься. Янкеле боится стука, но ты ничего не боишься. Янкеле боится, когда в дом заходят чужие люди — но ты…
— Господи, ты так звучишь, я уже испугалась. — В телефон было слышно, как за Сониной спиной от ветра хлопают занавески. — Ну конечно, конечно отдам. Приезжай в гости, с Ленкой — и заберешь.
— Нет, Соня, нет, — Лиля торопилась и проглатывала слова. — Я не могу приехать с Ленкой, ее нельзя в самолет, она будет кричать всю дорогу, ее нельзя в замкнутое пространство, она боится. А без нее я теперь долго никуда не поеду. Отдай букет сейчас, пожалуйста, я тебя прошу.
— А… как? — растерялась Соня. — Прислать по почте?
— Да нет, какая почта. Он же старый, рассыплется весь. Ты мне просто его отдай, не присылая. Он сейчас у тебя?
— Нет… У Ханитали.
— Возьми его обратно от Ханитали и отдай. Пусть сам букет где угодно, это неважно, мне же замуж не выходить. — Лиля коротко рассмеялась. — Но он будет отданным, понимаешь? Он вернется. Ты мне можешь его вернуть?
— Не уверена, что я тебя понимаю, но могу попробовать.
— Ты согласна? — было странно, что Соня согласилась так легко. — Тебе не жалко?
Ветер из окон усилился, но стал только более жарким. Голова разбаливалась все сильнее. Скорей бы лечь.
— Лиля, милая, мне совсем не жалко. Конечно, будем считать, что я тебе его отдала.
— Соня, не «будем считать», а отдала. — Было важно, чтобы Соня хоть что-нибудь поняла. — Он теперь мой, договорились? Ты уже не можешь пользоваться им.
О чем она говорит, какое «пользоваться»? Не давать букет Ханитали? Не выходить с ним замуж, не ходить с ним гулять?
— Хорошо, я не буду. Завтра же попрошу Ханиталь отдать твои цветы.
«В две пиццы мне это точно обойдется. А если Ханиталь будет упрямиться, то еще и в поход в кино. Надо будет посмотреть, где идет какой-нибудь хороший детский фильм».
Соня давно не ходила на детские фильмы, и ее обрадовала возможность попасть туда почти в приказном порядке. Так-то все времени нет.
— Договорились. — Лиля опустилась на стул возле телефона и вытерла вспотевший лоб. — Завтра.
— Позвонить тебе после? Отчитаться про Ханиталь?
— Не надо, Сонь, все в порядке. Раз мы договорились, значит, уже совсем все в порядке. Спасибо тебе. И спокойной ночи.
В кровати заворочалась Ленка, что-то мыча. Лиля подошла поправить ей одеяло.
— А на море мы сами поедем, — прошептала она, погладив Ленкину руку. — В будущем же году и поедем. Теперь-то можно. Сядем на кораблик, поплывем по волнам.
— Катают… — пробормотала Ленка сквозь сон. — Я любу…
Козочка поехала на рынок и привезла тебе твой букет. Лиле стало легко, весело и немного стыдно перед Соней. «Ладно, она столько лет пробыла с моим букетом. Теперь моя очередь». Первым долгом, действительно, съездить с Ленкой на море. А потом посмотрим, как пойдет.
* * *
Соня еще раз включила душ и постояла под прохладными струями, смывая головную боль. Легла в постель рядом с неожиданно рано заснувшим Санькой и стала слушать, как за окнами постепенно стихает ветер. Саня, не просыпаясь, обнял ее за плечи, притягивая к себе. Его рука пахла морем: днем ходили купаться. И Ханиталь согласилась поплавать, хотя на море были довольно сильные волны. Даже нырнула несколько раз.
«Сделаем вместе букет вместо того, для костюма, — решила Соня уже сквозь сон. — Купим шелка, накрутим цветов, добавим бусин. А проволока у Саньки где-то есть».
