– Может, ты и прав… – задумался Марлен. – Если честно, я себя евреем вообще не чувствую. Мой родной язык – русский. Я вырос на Пушкине, Лермонтове, Маяковском, Блоке… Да всех не перечислишь! В детстве, конечно, о таких вещах не задумываешься. А как попал на фронт мальчишкой восемнадцатилетним, так что-то в душе защемило. Там все чувства обостряются, и чувст во Родины в первую очередь. Как у Симонова: «Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины…» Вот что-то такое и я ощутил. Будто приобщился к какой-то сокровенной сущности России, осознал себя её частицей…
– Да почему России, холера тебя забери?!! – всегда спокойный Андрий в бешенстве двинул кулаком по бревну.- Почему не Украины?! Ведь ты же вырос на украинской земле, и твои предки на ней жили! У тебя и фамилия наша: Криницкий! Ты – украинский еврей! А туда же! В чём дело?! Почему вы, евреи, вдруг решили, что вы – русские?! Никогда вы русскими не станете! Вас используют, когда надо, ну, например, для борьбы с такими, как мы. Тут вы – свои. А когда борьба затихает, вы снова оказываетесь людьми второго сорта! Потому что всякой тирании,- а в России она всегда была, есть и будет,- нужны козлы отпущения! И вы всегда ими были, есть и будете!
– Ну, тебя послушать, так украинцы страх как пекутся о евреях! – вспыхнул в свою очередь Марлен. – Но история нам даёт совсем другие примеры! Да что там история?! Я бы тебе попался лет десять назад! Поставил бы к стенке и глазом не моргнул!…
Запал Андрия как-то потух. Он опустил глаза в землю и явно собирался с мыслями. Вокруг костра все притихли. Даже Роман не произнёс ни слова и смотрел на Андрия с ожиданием. Марлен тоже поймал себя на ожидании. Ему тоже было интересно, что скажет Андрий. Прошли секунды, и тот заговорил:
– Да, много всякого между нами было! Но скажи: лозунг «Бей жидов, спасай Россию!» – это что, украинцы придумали?! А «Союз Русского народа», «Чёрная сотня» – это где было?! В Москве и Петербурге! Это я про недавнюю историю! А теперь про давнюю. Где бы когда бы кого бы не угнетали, на чьей стороне были евреи? На стороне угнетателей! Я понимаю: жизнь заставляет приспосабливаться, держать сторону сильного, но другим какое до этого дело?! И когда угнетённые восставали против угнетателей, первым делом доставалось евреям! Возьмём Украину. Держали нас поляки в узде. И кто были их первые помощники? Евреи! Осваивали австрияки Галичину. И кто был их передовой пост? Евреи! Взялась Россия растворить в себе украинцев,- и тут евреи на переднем крае! Хорошая шутка была в 20-е годы: «Лучше быть изнасилованной, чем украинизированной!» Ну, вот и получайте изнасилование!
Марлен сидел, опустив руки. У него больше не было сил спорить. И тогда заговорил Роман, суровый хмурый воин:
– Дурак ты, хлопче, но толк из тебя будет! А если не из тебя, то из детей твоих! У тебя кто там, на воле?
– Мама больная, жена Лена и сын Лёнечка… Два годика…
– Дай бог здоровья твоей маме! Не за то, что дурацким именем назвала, а за то, что хорошего человека воспитала, не червивого! И Лена твоя, если ждёт, пускай дождётся. Не так уж долго тебе сидеть. Сталин твой много не проживёт – захлебнётся от собственной злости! Скоро таких, как ты, выпустят. Это нам ещё долго нести свой крест, конца не видно! А ты выйдешь, и если ума тебе бог не вставит, то хоть Лёня твой вырастет человеком!… Ну, ладно, не обижайся! Мы все тут – хорошие люди! Все, кто сидит возле этого костра. А плохих тут нет! Плохой только вон тот вертухай, который нас охраняет! Поэтому мы тут греемся, а он там мёрзнет!
Дружный весёлый смех раскатился по тайге. Вертухай Серёга, который невдалеке переминался с ноги на ногу, крикнул со злобой:
– Эй, вы, суки! Тихо там! Я вам щас посмеюсь!
Но к костру подойти не решился.
– Лёни, возьми кусочек беленький хлебчик! – сказала бабушка.
Лёня прыснул чаем.
– Бабушка! Надо говорить: «Кусочек беленького хлебчика!»
– Ай, брось… – махнула рукой Циля Нахмановна.
За всю свою долгую жизнь она так и не научилась дружить с падежами. Во-первых, на идиш ей говорить было привычней, чем на русском. Во-вторых, образованием она похвастаться не могла: четыре класса ещё до революции. Хотя по жизни Циля Нахмановна была человеком очень здравомыслящим и часто говорила: «Мене бы высшее образование, так я бы могла быть министром!» На что папа всегда добавлял: «Министром общественного питания!» Бабушка готовила превосходно!
Папа отличался хорошим чувством юмора. Но сегодня он никак не комментировал разговор сына и тёщи. Он лежал на диване, и ему было очень плохо. Опять разыгрался старый радикулит, хотя папа был совсем ещё не старым человеком. Просто в молодости он много лет работал на Севере, лечил оленеводов и геологов. Там и заработал кучу разных болезней. Вообще-то молодец у него папа, настоящий мужчина! Фронтовик!
Допив чай, Лёня бросился собираться – он опаздывал в школу. Схватив портфель и крикнув всем «Пока!», он выбежал из квартиры и помчался вниз по лестнице. Как хорошо было нестись по широким мраморным ступеням, изредка хватаясь за кованые ажурные перила!
Как не спешил Лёня в школу, выбежав из подъезда, он не смог не оглянуться лишний раз на свой красавец дом. С самого раннего детства он испытывал восторг перед этим домом, его грандиозными формами и размерами. Он рассматривал причудливые лепные растения на высоченных потолках, носился на детском трёхколесном велосипедике по широким коридорам их коммунальной квартиры, слыша возгласы соседок: «Это чёрт, а не ребёнок!» Хотя папа был очень недоволен этой квартирой, называл её муравейником, Лёню она вполне устраивала. Как-то зашёл он к одному своему знакомому в новую пятиэтажку, одну из тех, которые называются «хрущёвками». Знакомый очень гордился тем, что живёт в изолированной квартире, но Лёня там за неполный час чуть не задохнулся. Ему казалось, что его посадили в маленькую коробочку и плотно закрыли крышкой. После этого своя ободранная коммуналка показалась ему сказочным дворцом.
Как человеку, Лёня подмигнул родному дому. В одном из окон блеснул солнечный зайчик, и Лёне показалось, что дом подмигнул ему в ответ.
На первой перемене к нему в коридоре подбежала Светка, их комсорг.
– Криницкий, ты помнишь, что с тебя взносы ещё за прошлый месяц?!
– Помню, зайка! Завтра обязательно принесу! – весело ответил Лёня, глядя на Светкину серьёзную физиономию.
– Жидницкий! Правильно его фамилия не Криниц-кий, а Жидницкий!
Лёня резко обернулся. Это, стоя возле окна, скалился второгодник Колька Ромахин.
– Видишь, он даже взносы сдавать жидится! – продолжал Колька.
Хорошего настроения как не бывало! Сцепив зубы, Лёня медленно подошёл к Кольке.
– Я тебя предупреждал?!
– О чём это?!
– О том, что если я ещё раз услышу…
– Ну, предупреждал, дальше что?!
– А дальше – вот что! Коротким, но сильным ударом Лёня врезал по наглой,
конопатой Колькиной физиономии. Удар пришёлся точно в нижнюю челюсть, и Колька, не успев закрыть пасть, клацнул зубами на весь коридор.
Вокруг стало тихо. Все с любопытством наблюдали, что будет дальше. Лёня будто врос в пол и был готов биться до конца. Но Колька не спешил нападать. Хоть и был он на полголовы выше Лёни, но от удара несколько опешил.
– Ты что, падло?!… – наконец прошипел он.
– А то, что ты заработал… – как можно спокойней постарался произнести Лёня.
– Да я тебя… Я тебя по стенке размажу!…
– Размажь!
Колька корчил свирепые рожи, но нападать не решался. Видно, удар хорошо на него подействовал. Что значит тренировка!
Лёня не занимался боксом, как положено, в секции. Настоящий спорт его мало интересовал. Но уметь защищаться Лёня считал своим долгом. С десяти лет он подтягивался на перекладине, которую прикрепил ему папа в дверном проёме, до изнеможения выжимал гантели.
А с недавних пор придумал себе новую забаву. Набил тряпками старый рваный футбольный мяч и прикрепил к нему верёвку. Эту верёвку он вешал на гвоздик, вбитый в дверной косяк и каждый день отрабатывал удары на такой импровизированной боксёрской груше.
Тренировки не прошли даром. В этот раз рука его не подвела.
Шли секунды, а Колька всё медлил. И, наверное, вздохнул с облегчением, когда увидел дежурных десятиклассников с красными повязками на рукавах. При слове «Разойдитесь!» он отправился прочь по коридору, бормоча: «Ну, мы ещё с тобой встретимся!» А Лёня, оглядевшись кругом, поймал на себе внимательный взгляд больших карих глаз.
Возле дверей класса стояла Колькина сестра Таня – красавица, умница, отличница… Лёня в очередной подивился такой загадке природы: насколько могут быть разными родные брат и сестра! Колька был старше Тани на год, но оставшись повторно в одном из классов, теперь учился с ней вместе. Каждый учитель считал своим долгом пристыдить Таню, призвать её повлиять на брата, подтянуть его в учёбе. Бедная Таня билась над Колькой что было сил, но всё безрезультатно – братец был неуправляемым.
