По мнению академика Рыбакова, в истоках детской игры “Ворота” скрывается языческий обряд, связанный с праздником и жертвоприношениями в честь какого-то божества. Если это так, то можно только догадываться о том, что скрывается за словами “ходи в пекло”, и гадать, какому Стрибогу, Белбогу или Чернобогу предназначалась девочка, украшенная веночком, сплетенным из гроб-травы, могильницы. Впрочем, слова “барвiновiй” и “барвинок” теперь имеют другое значение, а пеклом на крещеной Руси называли преисподнюю. Подобная детская игра сохранилась у чехов и называется “У золотых ворот” или “Мост”: двенадцать играющих по тем же правилам.
Словом, дети как дети. Они и задают правила игры – заводят счет, бросаются врассыпную, но обязательно возвращаются туда, где начинали играть, – на Старое Место, на котором всегда можно увидеть следы костра и найти переломанные деревянные пики, потрошеных плюшевых медведей и оторванные кукольные головы. Так случается со всеми игрушками, которые надоели, но именно эти приметы характеризуют самих играющих и говорят об их возрасте.
Совершенно идентичны черты обитателей языческого бестиария и традиции родоплеменного мракобесия южных, северных, западных и восточных славян. Но поколения богов реконструировать трудно. О дьяволах, чьи капища разрушены в историческое время, тоже почти ничего неизвестно. Мы не знали переходного периода, как другие народы, которые научились читать и писать задолго до принятия христианства. Герои нашего эпоса оторваны от своих богов. Они их просто не знают. И самих героев до наших дней дошло не так много, как у южных соседей, но и не сказать, что мало. Более чем другим повезло “героям” животного эпоса. Все без исключения сказочные звери нашли свое место в детских книжках, а кое-кто из них попал в сокровищницу мировой литературы. Достаточно вспомнить, как в начале девятнадцатого века любимчик народной демонологии запрыгнул на златую цепь и теперь останется на ней, пока длятся речь и время. Ребенок узнает о нем раньше, чем начинает осознавать себя. Ай да Котя!
Да и в “Слове” звери и птицы служат не для одной только звукопроводимости мира поэтического текста. Они – как и мифические существа – составляют особый образный ряд – и речь “говоряхуть”, и песни поют. В древних текстах и люди – как звери: “яко лев”, “яко рысь”, “яко коркодел”. Что ни князь, то сокол. Княгиня – чайка. Что ни Марья, то Лебедь Белая!
Черты подобного “звериного стиля” проступают из произведений всех литературных жанров. Это позволительно для русской прозы и было обязательным для русской поэзии всех времен и континентов. Примеров не счесть. Все в порядке вещей и не очень-то заметно, а вот без волшебства и чудотворства русская литература даже в уме не укладывается. О Всеславе Полоцком, правнуке Владимира Красное Солнышко и Рогнеды, наш первый писатель так прямо и говорит: “его же роди мати отъ вълхования”. Не так витиевато и цветасто, как передают калики перехожие-переброжие, но не менее баснословно. Причем нисколько не согласуясь с христианской традицией восточной апостольской церкви. И это не поэтический произвол, пред коим не устоял строгий летописец.
“Рожденный от волхования” современник Нестора дожил до 1101 года. Насколько же был еще близок тотемный мир предков в конце того же двенадцатого века, если по воле автора “Слова о полку Игореве” князь полоцкий Всеслав Брячиславич навеки остался в русской литературе с тем, что “обесися сине мгле” серым “вълком”.
9. Ликантропия
Геродот пишет о целом народе оборотней. Владимир Даль рассказывает о том, как можно превратиться в волка, порыскать и опять вернуться в прежнее состояние. Все очень просто: темный лес, гладко срубленный пень, воткнутый в него острый нож, через который надо перекувырнуться. Но что перед этим выкрикивается на весь лес, не сообщается. Никто не помнит волшебных слов Заклинания. Утверждение Стратановского, что легенды об оборотничестве относятся к культовому празднику, участники которого носили волчьи шкуры и маски, нелепо. Геродот написал Правду. Если было бы наоборот, то Чумак не напоил бы великую страну Заряженной Водой. Мы просто забыли, что в том или ином случае надо говорить.
Оболкусь я Оболоком! Хорт – Хорт – Хорт… Обтычусь частыми Звездами! Хорт – Хорт – Хорт… Обернусь я Серым Вълкомъ!!!
Но если кто-то нож унесет, пока волком рыскаешь, то навек волком и останешься. Хорошо, если добрым человеком был до того, как через пень кувыркался. Это про таких оборотней и говорят: волк дорогу перебежит – к счастью!
И недаром в полночь перед битвой легендарный славянский полководец отъезжал в сторону от войска и выл по-волчьи. Вдали ему отзывался волк, и начинали выть все волки в округе. Зачем воевода слушал волчьи песни в ночь перед битвой, непонятно. Но и в наше время говорят: с волками жить, по-волчьи выть.
Есть в летописи любопытная байка: князь Владимир и разбойники. Крещеный, но по-прежнему суеверный киевский владыка довольно скоро “истончился” до такой кротости, что начался на Руси разбой, доселе невиданный, до той поры неслыханный. От безнаказанности число грабителей, насильников и татей росло не по дням, а по часам. И взмолились тогда праведники церковные, возроптали разумники православные, пришли в палаты белокаменные и спрашивают у светлого князя Володимира: “се умножися резбойници, почто не казниши?” А он им так отвечает: “боюся греха”. Вот тогда и появляется в русских песнях-былинах, в сказках-небылицах такой незабвенный персонаж, как Соловей-разбойник, Одихмантьев сын. Тварь до того могучая, что на двенадцати дубах гнездо свил и ровно тридцать лет “не пропущал” ни конного, ни пешего. Но сказка для того и сказка, чтобы добру победить. Просветили разумники Володимира, русским языком пересказали Святое Писание, да инда оправился князь от “страха божьего” и “нача казнити разбойникы”.
Как бы там ни было, но князь Владимир I Святославич Святой русскую землю крестил, просветил и обустроил. А то, что суеверие, мракобесие и прочее идолопоклонство неискоренимы и в наш… второй космический век, вопрос эволюции. И не важно, что летопись умалчивает о том, во что были преобразованы прежние институты Владимира Красное Солнышко: триста наложниц в Вышегороде, “а 300 в Белегороде”, “а 200 на Берестове в селци, еже зоуть ныне Берестовое…”.
Хотелось бы верить, что каждую из прекрасных невольниц увез какой-нибудь Иван-царевич на Сером Вълке, а не слушать, как взрослые люди дерут глотки в “ученом” споре о первых женских монастырях. По названию ближе всего Новодевичий, но он основан только в шестнадцатом веке и достаточно далеко от Белгорода и Бреста.
10. Легенда
Эгей, священные кони Арконы! Подумал, и почему-то сразу вспоминаются двенадцать волшебных кобылиц. Степь, костры и колесницы арийских племен. Таинственная неизвестность! Ветер Ветерович указывает Путь, но никогда не знаешь, в какую сторону он развернется.
Если в гимне “Авесты”, воспевающем Ахура-Мазду, использована развернутая метафора: “несет мощные небеса подобно одеяниям”, то калики перехожие-переброжие из развернутой метафоры сделали загадку: “Облачается небесами, подпоясывается зарями, застегивается звездами”. А?
В книге книг отца истории есть фракийский наместник царя Ксеркса по имени Бог. Осажденный афинянами, он отклонил “позволение выйти” и совершил самосожжение. Современные комментаторы истолковывают легенду Геродота о самосожжении наместника по имени Бог как жертву персидскому богу солнца Митре. Но имя самого наместника удивительным образом перекликается со старорусским словом “богатье” – огонь. Владимир Даль с оговоркой на оканье записал: “Дай багача, затеплить свечу”. У Гомера есть выражение “жарить на Гефесте”, и, как пишет Чистяков, “для грека второго тысячелетия до нашей эры Гефест – не бог огня, а тот самый огонь, что горит в очаге”.
Персы, греки, этруски, римляне, фракийцы, венеты, германские и славянские племена – все вокруг огня на капище с кумирами времен. Версии можно выстроить самые фантастические. Народы одной языковой семьи. Сходство есть, но друг друга не понимают. И не хорошо ли это, что в каждом языке живет своя Легенда.
Легендами пронизаны наши первые литературные памятники и облагорожены сказки современных исторических писателей. Легендами был вдохновлен римский историк Тит Ливий: “Древности простительно, мешая человеческое с божественным, возвеличивать начала…” И это – прежде всего: Великие Начала!
Из книги первой. Поздний перевод. Паденье Трои. Гибель Пилемена.
И вот плывут – куда глаза глядят – от старых стен отважные энеты,
Ведомые, на горе евганеев, искать кисельный берег. Чур меня!
И дальше так. Ученого кота на брег пустили первым. Евганеев
Прогнали с боем. Землю нарекли Троянскою – меж Альпами и морем,
