И вот настала ужасная новогодняя ночь. Линк был мрачен и угрюм, его снова распирало от злости. Улучив момент, когда они остались с Элли наедине, он пригрозил ей: «Я тебе дома все кости пересчитаю!» Элли испугалась и рассказала обо всем его сестре, у которой они были в гостях. Сестра встала на сторону Элли. Если так будет продолжаться, Элли надо от него уйти, а он пусть отправляется жить к матери. Сестра устроила все так, что они остались ночевать у нее. Первого января поутру Элли вернулась домой. Он пришел только под вечер, пьяный. Разорался, стал ее поносить: «Ах ты, скотина, шлюха!», полез на нее с кулаками.
2-го января Элли украдкой сбежала. К побегу они подготовились заранее с Гретой и ее матерью. Они подыскали для Элли поблизости квартиру, которую сдавала фрау Д. Элли появилась у них с зелеными и лиловыми синяками на висках. Она была свободна. Муж не знал, где ее искать.
Грета ликовала. По сути дела, она тоже совершила побег, только по-своему — малодушно и нерешительно. Теперь ей было проще; она почувствовала себя сильнее, увереннее в своем семейном противостоянии. Элли принадлежала только ей. Когда Элли сбежала, радости Греты не было предела. Она говорила Элли, что ей нужно держаться, им нужно быть вместе, нужно ковать железо, пока горячо. «Но, любовь моя, если ты вернешься или полюбишь кого другого, тогда о нас можешь забыть». Она по себе знала, как слабовольна и податлива Элли, предостерегала ее, чтобы она не шла на поводу у этого хитрого подлеца Линка. Пусть не верит его письмам, он просто над ней издевается, он ее не любит по-настоящему. Чтоб он подох как собака. «Говорю тебе твердо, как на духу: если вернешься, то я для тебя потеряна навсегда». Влюбленная Грета со страхом видела, что Элли сбежала от него, как затравленный зверь, да и сбежала-то только благодаря ей. Когда Элли успокоится, и Линк начнет вокруг нее увиваться, дело может принять опасный оборот. Она писала Элли — она все еще писала ей, наслаждаясь пьянящим духом переписки, — что они с матерью — люди очень гордые и с характером, так что они Элли и на порог не пустят, если она вернется к мужу. Она писала, что и думать об этом не хочет, что при одной мысли об этом у нее сердце разрывается от тоски и печали.
Линк сидел один в своей квартире. Матери теперь рядом не было. Он пил, чтобы забыться, шел к матери, бранился. Элли снова его предала. Предала жестоко. Ему было ясно, что она опять положила его на лопатки, при мысли о том, что эта мелюзга смеет с ним вот так играть, его охватывала бессильная злоба. Возмущаться было без толку. Все это было только на поверхности. В глубине души он чувствовал совсем другое. В первые дни, когда его изводила ревность и боль, он еще ерепенился. Но потом стал прежним, каким был во времена их помолвки. Он вспоминал их недавние скандалы. Как дурно он обращался с малышкой Элли. Он вновь почувствовал свою ущербность; ему захотелось стать лучше; сам он истолковал это чувство так: я тоскую по ней. Она все не приходила, вестей от нее все не было, и с каждым днем он все больше себя винил, все сильнее страдал. Он разговорился с квартирной хозяйкой, и та, увидев, как он горюет, призналась, что Элли вечно спешила к своей подруге, потому и не успевала ничего по хозяйству. Он держался еще несколько дней, а потом сдался. Он написал ее родителям в Брауншвейг, ему стало приятно, когда он прикоснулся к бумаге и завел с ними разговор. Он жаловался: «Как часто я просил жену, то и дело просил ее: скажи мне хоть словечко, когда я прихожу домой. Как часто я просил: не уходи на целый день в гости к Бенде». И добавлял: «Если я и ударил Элли, то вы меня должны понять. Посудите сами: чтобы устроить для жены красивый и приятный праздник в Рождество и чтобы нам лучше жилось, я много работал, а после такой работы я прихожу домой изможденный, и физически, и душевно. Элли собирается за покупками, но сама, против моей воли и вопреки желанию господина Бенде, отправляется к своей подруге. Элли торчит у них безвылазно, хотя господин Бенде запретил ей приходить. У него из-за этого доходит до скандалов с женой. Зачем Элли это нужно? Элли ударила меня по лицу и получила от меня за это пару подзатыльников». Письмо он закончил многословным заверением в любви.
Жена была совсем неподалеку, у фрау Д., уже успокоилась, ей нравилось, что за нее все решает Грета. На сей раз она не уехала к родителям. С ней была подруга, все было ясно и просто. Она обратилась к адвокату д-ру С., рассказала ему о том, что муж ее бьет. Адвокат вынес предварительное определение, согласно которому она получала право жить отдельно от мужа, а мужу предписывалось внести задаток на судебные издержки и выплачивать ей ежемесячное содержание. Иск был подкреплен врачебным заключением и письменным заявлением свидетелей: фрау Бенде и ее матери. Девятнадцатого января суд удовлетворил иск, не заслушивая свидетелей. Слушания по делу о бракоразводном процессе были назначены на девятое февраля.
Элли вступила в бой. Она была на пути к освобождению, она могла отделаться от Линка. Так бы все и вышло. Но всего в нескольких домах от нее сидел Линк, мучился, убивался, жалкий бедолага, иной раз усыплял себя шнапсом и пивом и хотел лишь одного — вернуть жену. Ему было так невтерпеж, что он махнул рукой на письма, сел на поезд и сам отправился к ее родителям в Брауншвейг. Он не мог от нее отказаться. Он сорвался, он уже не владел собой. Как он бил жену, напивался допьяна, рвал одежду, ломал стулья, так теперь он строчил письма, мчался на поезде. Он не стремился исправиться, измениться, он просто мрачно, безудержно поддавался этой силе. Крутился как скрипучий механизм.
В Брауншвейге его приняли не слишком радушно. Родителей обескуражили письма Элли, мать не знала, что и думать. В конечном счете, отец остался верен своим старым патриархальным принципам: жена принадлежит мужу. Он дал Линку адрес Элли. А когда в ответ на умоляющие, чуть ли не раболепные письма тот получил ледяной отказ, отец самолично отправился с Линком в Берлин.
Кольцо вокруг Элли и Линка следовало замкнуть. Мужчины — отец и Линк — замкнут его вдвоем. Вопрос лишь в том, кто из них раньше сдастся: Элли или Линк.
Элли по собственному почину и под нажимом Греты затеяла бракоразводный процесс. Но когда она оставалась одна в своей комнате или сидела вместе с Гретой, на ум ей уже лезли и другие мысли. И еще как лезли, особенно когда на нее насели родители, а потом приехал и сам Линк вместе с отцом. Кошмарный Линк, который ею помыкал, который ее насиловал, который был окружен аурой злобы, был ей противен, но и теперь, когда она попала в руки изголодавшейся по любви Греты, ей все равно чего-то не хватало. Она поняла, что Грета не может дать ей столько, сколько давал муж. Взять хотя бы квартиру или положение в обществе, не говоря уже о деньгах и нормальных половых отношениях, к которым она так или иначе привыкла. Она попала из огня да и полымя. Не думала она, что все выйдет так. Так себя связывать, так жертвовать собой ради Греты она тоже не хотела. Ее все время изводило чувство вины и стыда за такие отношения. Это чувство стало невыносимым, когда приехал отец.
Беззаботно порхать по жизни, иметь не слишком строгого мужа, но главное — не отрываться от отца с матерью, — вот в чем она настоятельно нуждалась. Хотя она с юных лет делала, что хотела, в душе она так и не покинула отчий дом, так и осталась дочерью. И забавы ее были всего лишь шалостями домашнего ребенка, который не хочет замечать, даже боится всего, что связано с полом.
Вместе с отцом заявился Линк. Она знала, что он будет ее выслеживать и не остановится, пока не найдет. Он был хитрый подлец, правильно Грета говорила. Она с удовольствием устроила ему выволочку при отце. Она говорила, как папенькина дочка; она была дочерью этого человека. И этому простому человеку из Брауншвейга было трудно перед ней устоять. Линк размяк, признал свою вину. Чтобы утолить свою ненависть и жажду мести, она, даже торжествуя, продолжала осыпать его упреками в жестокости и подлости. Она чувствовала полное единение со своим отцом.
Еще совсем недавно она неслась к адвокату, чтобы подать на развод. Теперь она пошла на попятную. Отец стоял на своем: она мужнина жена. Встреча с отцом напомнила ей былое; у нее была семья, ей было на кого опереться; она припала к этому источнику. Выговорившись, она почти избавилась от напряжения, накопившегося у нее за последнее время. Теперь она хотела и должна была слушаться своего отца. Она не могла иначе. Ведь именно теперь они стали так близки. Это отец благословил их союз с Линком. Линк предстал перед ней в другом свете. В другом, резком, неприглядном свете предстала перед ней и связь с Гретой. И когда она слушала отца и глядела на него, ей становилось стыдно за то, что она бесилась, как мужчина. Линк присмирел; родители о ней заботятся: все должно быть хорошо, все будет хорошо.
Отец уехал. Она дала ему слово, что вернется к Линку. Она еще испытывала какое-то беспокойство, особенно после его отъезда, у нее еще оставались сомнения. Чем-то не устраивало ее это решение. Ей было тяжело идти на уступку, но все эти скандалы помогли ей выговориться, так что тревога, страх, внутреннее сопротивление ослабели. Еще два дня она не выселялась из квартиры фрау Д. Еще два дня прошли в сомнениях, в метаниях. Потом она вернулась в их общую квартиру. Она послушалась. Отец и муж ее уговорили. Как ни странно, перед Гретой ей было не слишком стыдно; как ни странно, в последние дни ее чувство к подруге как-то увяло.
