— Отец хотел усадить тебя за карты, и ты бы проторчал у нас целый день, — сообщила она.
— Он играет в карты?
— Да, и братья тоже, но отец всегда выигрывает, — усмехнулась Лилли, и я покинул Мыс, размышляя, каково пришлось бы мне, если б я уселся за карты с человеком вроде Мэтти и с его сыновьями. Но, побывав у Стьюбеков, я излечился от любопытства, поэтому я попрощался с Лилли и поспешил домой в добропорядочный мир своего строгого, вспыльчивого отца и ласковой, заботливой матери. Я не стал лгать маме, будто приготовил и съел рыбу на берегу реки, а простодушно рассказал, что отдал улов Стьюбекам и пообедал вместе с ними.
— У них дома? — недоверчиво спросила мама.
— Конечно.
— О боже! — воскликнула она и задумалась на мгновенье. Я ожидал упреков, но мама грустно произнесла: — Значит, Кит, ты должен пригласить Лилли к себе!
Этого еще не хватало.
— Зачем? — удивился я.
— Надо быть учтивым, — ответила мама. — Особенно с такими людьми.
Она имела в виду бедняков вроде Стьюбеков, которые делились с другими последним куском хлеба. Но отец взорвался, когда услышал о решении матери.
— Не думаю, — сказал он, — что от нас требуется подобная щепетильность.
— Обязательно, — настаивала мама.
Отец в негодовании взмахнул руками.
— Стьюбеки придут лишь затем, чтобы попрошайничать! — предупредил он.
Именно так и поступила миссис Стьюбек, когда я, наконец, вынужден был пригласить Лилли к нам на субботний обед.
Миссис Стьюбек с Лилли стояли у задней двери, ожидая, когда им позволят войти, но на этот раз моя мама была настороже.
— Вот она и пришла, миссис Квейл, — проговорила миссис Стьюбек. — Это — Лилли.
— Здравствуй, Лилли, — сказала мама и подозвала меня.
— Здравствуйте, миссис Квейл, — ответила Лилли.
Она была все в том же старом платьице, босая. Но я впервые увидел заколку в ее спутанных черных волосах.
Заметив, что мать держит решетчатую дверь на запоре, миссис Стьюбек попросила:
— Если вас не затруднит, миссис Квейл, дайте мне пакетик муки, немного картошки и соли. Или, может, что-нибудь еще, чего вам не жалко.
— Хорошо… Подождите минутку, — ответила мама и оставила меня одного, мы с Лилли смотрели через железную решетку друг на друга. Мама пошла на кухню, она вернулась с газетным свертком и миской картошки.
— Передай это миссис Стьюбек, — сказала она, открыв дверь ровно настолько, чтобы я смог выйти и положить сверток и картофель в проволочную корзинку миссис Стьюбек. Дверь за мной мама закрыла.
Даже не наказав на прощанье дочери вести себя как следует, зато посетовав: «Неужели, миссис Квейл, это все, что вам не жаль для бедной женщины?» — миссис Стьюбек оставила Лилли со мной, и мы не знали, куда себя деть, пока будет готов обед. Выход нашла Лилли: она принялась гоняться за нашим псом Микки вокруг дома. Микки, как и другие собаки, сразу полюбил Лилли, он по-рабски вилял хвостом и ластился к девочке. Сначала она бегала за Микки, потом он припустил за ней, а когда нас позвали обедать, пес последовал за Лилли в дом и сел под столом, облизывая ее грязные босые ноги.
У меня промелькнула мысль, не снимет ли она платье, но Лилли сидела спокойно, не сводя глаз с отца, будто только от него зависело, как нам себя вести. Когда он закрыл глаза и прочитал молитву, Лилли пришла в восхищение. А когда он разрезал говядину, которую готовили по субботам, и дал ей первый кусок (с овощным гарниром), Лилли набросилась на еду, не ожидая, пока остальные получат свою порцию.
Я толкнул ее локтем.
— Подожди, — шепнул я.
— Чего?
— Пока раздадут всем.
— А…
Положив вилку и нож на стол, она принялась наблюдать за нами, словно тигренок, выжидающий момент, когда можно будет кинуться на добычу. Сестра и брат с не меньшим любопытством смотрели на гостью; перехватив пристальный взгляд Тома, Лилли скорчила рожицу и послала ему одно из своих беззвучных кошачьих «мяу». Потом она шепотом спросила меня, нет ли у нас томатного соуса.
— У нас есть томатный соус? Лилли просит, — обратился я к маме.
— Ты прекрасно знаешь, Кит, что мы его не держим, — ответила мама.
Отец разрешил покупать только острый соевый соус, а не томатный, который считал грубой австралийской приправой.
— Мы не держим томатного соуса, Лилли, я думаю, он тебе ни к чему, — проговорил отец.
Мы с интересом смотрели, как Лилли орудовала вилкой, ножом и ложкой, очищая тарелку, она ела шумно, сосредоточенно и первая покончила с говядиной.
— Это все? Можно идти? — шепнула мне Лилли, расправившись с мясом и овощами.
— Еще будет десерт, — ответил я тоже шепотом.
— Что это такое?
— Сладкий пудинг.
— Кит, — обратился ко мне отец, — если вы с Лилли хотите что-то сказать друг другу, говорите погромче, чтобы остальные могли услышать.
— Она только спросила, закончился ли обед.
— Потерпи немного, Лилли, — сказала мама, она подала пудинг сначала гостье, и Лилли подождала, пока остальные получат свою порцию. Затем девочка вновь с шумом ринулась в атаку и уничтожила пудинг задолго до того, как с ним расправился Том, наш главный обжора. Увлекшись едой, Лилли перепачкала пальцы и, не обращая внимания на чистую салфетку, положенную мамой рядом с прибором, откинула подол платья и вытерла руки о трусы. Заметив, что Микки по-прежнему лежит у ее ног, она сунула ему руку; тот дочиста облизал ей пальцы, и девочка радостно толкнула меня локтем в бок.
— Пора? — спросила она. Лилли привыкла выскакивать из-за стола прежде, чем Мэтти успевал до нее дотянуться.
— Подожди, — ответил я.
Лилли вертелась на стуле, лохматила шерсть на голове Микки и нетерпеливо толкала меня до тех пор, пока отец не просунул салфетку в кольцо из слоновой кости; мы последовали его примеру.
— Теперь пора, — проговорил я.
Отец не успел отодвинуть свой стул, как Лилли сорвалась с места и выскочила из столовой во двор, крикнув на ходу: «Микки, за мной!»
Лишь собрав со стола и пересчитав салфетки, сестра обнаружила, что одной из них не хватает. Лилли незаметно засунула ее в трусики, и хотя мама потихоньку вздыхала, жалея о потере дорогой камчатной салфетки, она не попросила ни меня, ни отца заставить гостью вернуть украденное. Только за ужином мама не удержалась:
— Мне жаль эту девочку, ведь некому даже объяснить ей, что хорошо и что дурно.
Но Лилли суждено было вскоре встретиться с человеком, который захочет научить ее отличать хорошее от плохого и откроет ей иную жизнь, а Лилли одновременно и примет эту жизнь, и отвергнет, яростно защищая себя, желая остаться самой собой, непокоренной Лилли Стьюбек.
Мисс Дэлглиш довольно сильно отличалась от прочих жителей нашего городка, хотя невозможно было представить себе Сент-Элена без этой странной, чопорной дамы и ее большого дома, обнесенного высокой деревянной оградой. Старый мистер Дэлглиш, которого я помню смутно, принадлежал к известному роду пшеничных и шерстяных королей, Дэлглишей знали не только в Австралии, но и в Лондоне как поставщиков зерна, шерсти, шкур, кож, минеральных удобрений, словом, всего того, что приносило неплохие доходы фермерам в те времена, когда Австралия оставалась еще английской колонией.
Хотя мистер Дэлглиш принадлежал к богатому клану только по материнской линии, у него хватало денег, чтобы подолгу жить в свое удовольствие в Европе. Поэтому многие у нас недоумевали, почему он вместе с дочерью (ей было шестьдесят с небольшим, а ему — под девяносто) возвратился в родные места. Мистер Дэлглиш остался в моей памяти крепким прямым стариком с большим загривком, подпиравшимся высоким крахмальным воротничком. Несмотря на то что его состояние было нажито торговлей шерстью и пшеницей, а наш город находился в самом центре овцеводческого района Виктории, слывшего к тому же и житницей штата, мистер Дэлглиш не имел никакого отношения к некогда традиционному занятию предков. Он только следил за состоянием своих финансовых дел и дважды в неделю с чопорным видом, неторопливой походкой направлялся в один из местных банков, часть акций которого принадлежала ему, и утро проводил в кабинете, просматривая бумаги. Потом исчезал за высокой деревянной оградой своего дома и лишь изредка выходил на улицу посетить церковь или навестить Эаризов — еще одну состоятельную семью в нашем городе, которая владела пристанью на противоположной стороне реки; для этого мистер Дэлглиш заказывал «мармон» или «шевроле» у мистера Мэлоуна.
Мисс Дэлглиш была в Европе, когда умер ее отец; из Мельбурна приехали родственники, они устроили старому джентльмену пышные похороны, на которых присутствовали все видные граждане нашего города (в том числе и мой отец).
