— Во, хорошо — на одной ветке. Я сейчас далеко не хожу, нога болит, наступать больно. И непонятно с чего — не падала, не поскользнулась. Ну, давай через час, нет, не успею одеться, через два — посередине встретимся.
— А как я тебя узнаю?
— А я сейчас пришлю. У меня “ник” — “Фенечка”. Все, пока-пока, — и она бросила трубку.
Через несколько минут к Миле пришло сообщение от “Фенечки”. Она оказалось дамой сорока пяти лет, снятой в лирических позах на скамейке, на траве, на диване, с волосами, крепко выбеленными перекисью, с большими глазами, красными от фотовспышки, и массивным носом. Когда они встретились в кафе, Мила подумала: удивительно, между фото и живым человеком — никаких расхождений. Только глаза оказались не такими радостными.
— Как все дорого, — сказала Фенечка-Наденька. — Раньше я все могла себе позволить, я двадцать два года просыпалась и думала — бывает же такое счастье! Лежу и думаю — так не бывает. Я такая дура — мозга нет и не было. И счастье, полное счастье. Все есть, я всегда была замужем. И сын. И я. Никогда не работала. А тут утром проводила его, а вечером он пришел с работы и сказал: “Я встретил человека, о котором мечтал всю жизнь”. А я ему говорю — а я, а я как же?! Разве ты не обо мне мечтал всю жизнь? Он говорит, о тебе мечтал, но это было давно. А теперь он, видите ли — нашел! Это называется — кризис мужчин среднего возраста. А мне что делать? Двадцать два года я ему давала во все дырки, а теперь он нашел мечту. Встретил! А ты, ты, была замужем, Мил?
— Два года. Я не помню ничего. Не помню, как быть женой, что надо делать. Никогда ему не стирала, не готовила, то есть когда-то, наверное, я все это делала, но ничего не помню. Совсем. Как каждый день спят с ними?
— Тебе хорошо. А я помню. Три месяца слезы лила, а потом пришла на сайт и решила найти замену. Я сначала встречалась, но все сравнивала, — мозга нет и не было. А потом прописала себе курс из пяти уколов.
Мила внимательно посмотрела на Фенечку.
— Решила — пересплю пять раз подряд с разными мужиками. Вот, кто звонил — я им да, где и… с зажмуренными глазами. Все, кстати, нормальные попались. Один только два часа себя подымал, но справился, дай бог ему здоровья. Полегчало. Немного. Потом думаю, блядью становлюсь. Стоп. Но еще с японцем только переспала. Интересно, ты знаешь, у них сперма пахнет рыбой. Будто в рыбном отделе. Точно. А я рыбный запах не переношу. Он в меня не кончал, боялся, что я ему япончика принесу. Я ему сказала, что мне тридцать пять. А он — мозга нет — поверил. Что они японцы понимают! …А ты зачем на сайт пришла, кого найти хочешь…
Мила пожала плечами.
— Дети выросли. Новый год — всегда так тяжело бывает. Вроде привыкла, сама себе хозяйка, но две недели — одна. Может, к Новому году найду, с кем встретить?
— Это ужас, а не праздник. Не хочу тебя расстраивать, но не найдешь. Они все разведены и одиноки одиннадцать месяцев в году, но с конца декабря до середины января — на сайте мертвый сезон, — Фенечка рассмеялась. — Эти твари, называемые мужчины, всегда находят с кем встретить Новый год, а мы сидим и делаем телевизионный рейтинг. Они зарабатывают на нас, на нашем одиночестве.
Фенечка посмотрела на Милу добрыми честными глазами, наверное, она так каждый день смотрела на своего мужа, провожая и встречая его с работы:
— Мил, давай нажремся! Я, правда, не умею, но хочется!
Стадо породистых холмогорских черно-белых коров гоняли вдоль пионерского лагеря рано утром, когда еще все дети спали, и поздно вечером, перед ужином. Густым, оперным мычанием наполнялся воздух и становился от этих звуков еще влажнее, росистее, пахучее. Дети выстраивались вдоль забора и смотрели на неторопливо бредущих животных. Маленький мальчик в красной рубашке нервничал и прятался за спины:
— Вот бык, вот бык, сейчас он тебя увидит и бросится, — одно дитя малое пугало другое, и каждый преодолевший страх сам себе казался умнее и взрослее. — На красное, на твою рубашку. Во! Во… сюда идет, сейчас набросится…
Тулупова тоже стояла рядом с забором — это был общий ритуал для младших и старших отрядов: кино в клубе показывали раз в неделю, а коров прогоняли каждый день, и Людмиле было понятно, почему длинный ряд детских лиц с неподдельным интересом на все это смотрел. Да — небо закатное, да — березы белые, редкие, уходящие в небо, да — особенное чувство времени, лениво тянущегося, в которое вписывалась неторопливая поступь коров, маятники болтающегося, полного вымени — все завораживало. Но ждали на самом деле иного.
Бык выделялся. Он был крупнее, рога прямее, лихая челка деревенского гармониста… Его замечали сразу. “Бык! Бык! Бык!” — громко кричали дети. И следили теперь только за ним. И шептали наперебой: “Смотри. Смотри. Сейчас, сейчас…” Бычий член обнажался и увеличивался на глазах изумленных пионеров. Огромное тело быка с красными от возбуждения глазами наваливалось на покорно остановившуюся корову, и все смотрели, как это происходит.
— И нас будут так, Тулупова, — сказала подруга Бурмистрова, когда сцена закончилась и стадо прошло.
— Как “так”, Бурмистрова? — не поняла пионерка Тулупова, в лагере все называли друг друга только по фамилиям.
— Вот “так!” Как..!
— Нет, нет, не.
— Да. Да, — со знанием дела утверждала двенадцатилетняя подруга. — Мужчины для этого и существуют.
Ночью, после отбоя, из мальчишечьей в девичью палату забежал самый низкорослый паренек из отряда — Антон Широков и, держа руки над головой, закричал:
— Му! Му! Му!
Бурмистрова тут же вскочила с кровати, схватила полотенце и, размахивая им, как кнутом, стала выгонять “доморощенного быка”:
— Что “му”?! Я тебе дам “му”! Я тебе покажу “му”, Широков! У тебя потом… такое “му” вырастет.
Выгнав Широкова, девичья палата пионерского лагеря “Спутник” смеялась до тех пор, пока пионервожатая не решила оторваться от своего, как она считала на тот момент, жениха и не вошла в палату и, уповая на женскую солидарность, не попросила:
— Девчонки, давайте же спать — я тоже человек, у меня личная жизнь есть или нет?
Черная представительская “Ауди” с трехцветным флажковым пропуском на лобовом стекле пыталась припарковаться возле Музыкального института имени М.М. Ипполитова-Иванова. Все места были заняты машинами, и когда водитель “пошел на второй круг”, пассажир, сидевший на заднем сиденье, сказал:
— Высади меня здесь где-нибудь — я недолго. Припаркуешься — отзвони, где встал.
— Хорошо, Кирилл Леонардович.
Кирилл Леонардович Хирсанов взял букет из пятнадцати больших красных роз, вышел из машины и направился к главному входу типового школьного здания, куда с недавних времен переехал институт. На входе он так, чтобы впечатляло, развернул перед охранником Олегом свою кожаную малиновую корочку с гербом:
— Где тут у вас институтская библиотека?
— На втором этаже, направо по коридору. Вас проводить?
Хирсанов быстро поднялся по двум лестничным пролетам и сразу понял, где библиотека, — можно было и не спрашивать. Когда он вошел, Тулупова сидела за компьютером и составляла письмо в издательство музыкальной литературы “П. Юргенсон” о выделении по льготным ценам книг и классических партитур.
— Людмила — вы? — спросил Хирсанов для порядка, хотя все и так было
ясно. — Я — Кирилл. Я звонил вчера.
— Да. Кирилл — без фотографии, — Тулупова не могла понять, как он здесь оказался.
— Вот. Это вам, — и Хирсанов протянул букет.
— Спасибо — красивые розы, но как вы оказались здесь? Я же…
— …вы сказали, что работаете заведующей библиотекой в музыкальном институте Ипполитова-Иванова — этого для меня достаточно. Пробил по базе: Тулупова Людмила Ивановна тысяча девятьсот… о возрасте женщины мы умолчим — вы, Люда, так прекрасно выглядите, что никогда не скажешь, что у вас двое взрослых детей, родились на Украине, в Червонопартизанске…
Только теперь, когда Хирсанов заговорил, Мила смогла подробно рассмотреть вошедшего. Из анкеты она знала немного — ему пятьдесят. И все. Но выглядел он чуть моложе, не грузный, даже спортивный, с изрядной сединой и небритостью, как модно. По виду чиновник: белая рубашка, темный хорошей ткани костюм, галстук, но что-то делало его не совсем “типичным представителем”, некий лоск, уверенность, голос. Его голос ей понравился сразу, еще по телефону — молодой, четкий, резкий. Он объяснил, что фотографии размещать не имеет права, потому что работает в администрации президента — ведущий аналитик, но она ему понравилась и он просит о свидании.
— Итак — я у вас в какой-то базе. Зачем я там? — спросила Тулупова.
— Мы все в одной базе. Я могу пробить любого и все о человеке будет известно, — не без гордости сказал Хирсанов.
