Ознакомительная версия.
— Это всё госпожа Беатриса, сэр, — сказала вдова кузнеца. — Она раздобыла свечу.
Лицо Беатрисы снова превратилось в напряжённую маску, но она выдержала взгляд священника.
— Вижу, что это правда, госпожа Беатриса. Но ведь вы помните, что совет постановил, что вам с мужем запрещено жечь свечи у себя в комнате.
— Ни он, ни я в жизни ещё ни одной свечи не опрокинули, сэр. Мы отказываемся ночь за ночью сидеть в темноте.
— Таково решение, и вы будете ему подчиняться, пока совет его не отменит.
Аксель увидел, как её глаза вспыхнули гневом.
— Это просто бессердечие. Вот что это такое, — она произнесла это тихо, словно выдохнув, но в упор глядя на священника.
— Отберите у неё свечу, — потребовал тот. — Делайте, как я сказал. Отберите.
К Беатрисе потянулось несколько рук, но Акселю показалось, что она не совсем поняла, что сказал священник. Потому что продолжала стоять в центре давки с непонимающим взглядом, всё так же вцепившись в свечу, словно повинуясь позабытому инстинкту. Потом Беатрису охватила паника, и она снова было протянула свечу Акселю, но пошатнулась под напором толпы. Не упав из-за плотно окруживших её односельчан, Беатриса пришла в себя и снова протянула свечу мужу. Аксель попытался схватить её, но свеча исчезла в чужой руке, и тут же прогремел голос священника:
— Довольно! Оставьте госпожу Беатрису с миром, и чтобы никто не смел сказать ей дурного слова. Она старая женщина и не понимает всего, что творит. Довольно, я сказал! Не подобает так вести себя в Божий день.
Наконец, дотянувшись до Беатрисы, Аксель заключил её в объятия, и толпа постепенно рассеялась. Когда он вспоминал тот миг, ему казалось, что они простояли так очень долго, обнимая друг друга, и она положила голову ему на грудь, так же, как в день появления странницы, словно просто устала и хочет перевести дух. Он всё держал её, и священник снова велел толпе разойтись. Когда они наконец отстранились друг от друга и осмотрелись, то обнаружили, что стоят в одиночестве рядом с коровьим пастбищем с деревянными воротами, запертыми на перекладину.
— Да разве это важно, принцесса? На что нам сдалась свеча? Мы отлично привыкли обходиться без неё. И разве не хватает нам беседы для развлечения, со свечой или без?
Аксель пристально посмотрел на жену. Беатриса выглядела задумчивой и не особенно расстроенной.
— Мне жаль, Аксель. Свечи больше нет. Мне нужно было держать её в секрете, чтобы никто, кроме нас, о ней не знал. Но я слишком обрадовалась, когда та девочка принесла её мне и сказала, что сама её для нас сделала. А теперь её больше нет. Ничего страшного.
— Совсем ничего, принцесса.
— Они держат нас за двух дураков, Аксель.
Беатриса шагнула вперёд и снова положила голову на грудь мужу. Вот тогда-то она и сказала приглушённым голосом, так что сначала ему показалось, что он ослышался:
— Сын, Аксель. Помнишь нашего сына? Когда сейчас меня толкнули, я вспомнила сына. Красивого, сильного, справедливого. Зачем нам здесь оставаться? Давай уйдём в деревню сына. Он защитит нас и проследит, чтобы никто не обращался с нами грубо. Ведь столько лет прошло, Аксель, неужто сердце твоё не смягчилось? Ты всё ещё считаешь, что нам нельзя его навестить?
Беатриса сказала это глухо, продолжая прятать лицо на груди мужа, но сказанное разворошило бесчисленные обрывки его памяти, да так сильно, что он чуть не потерял сознание. Ослабив объятия, Аксель шагнул назад в страхе, что пошатнётся и жена потеряет из-за него равновесие.
— Что это ты такое говоришь, принцесса? Разве это я противился нашему путешествию в деревню сына?
— Конечно, ты, Аксель. Кто же ещё?
— Когда же я возражал против этого путешествия, принцесса?
— Мне всегда казалось, что возражал, муж. Но, ох, Аксель, сейчас, когда ты спросил, я уже и не помню наверняка. И почему это мы стоим здесь в такой-то чудесный день?
Беатриса снова казалась растерянной. Она заглянула Акселю в лицо, потом посмотрела вокруг, заметив прекрасную погоду и соседей, которые снова принялись на них оборачиваться.
— Пойдём посидим в комнате, — сказала она, помедлив. — Побудем немного вдвоём. День прекрасный, спору нет, но что-то я утомилась. Пойдём домой.
— Правильно, принцесса. Присядь и отдохни подальше от этого солнца. Тебе скоро станет лучше.
Обитатели норы начали просыпаться. Уже должны были отправиться на пастбище пастухи, но Аксель так крепко задумался, что ничего не слышал. Беатриса забормотала на другом конце комнаты, словно собираясь запеть, и перевернулась под одеялами. Распознав эти признаки, Аксель молча подошёл к кровати, осторожно сел на край и стал ждать.
Беатриса перевернулась на спину, приоткрыла глаза и посмотрела на Акселя.
— Доброе утро, муж мой, — наконец сказала она. — Рада, что духи не забрали тебя, пока я спала.
— Принцесса, нам надо поговорить.
Беатриса продолжала смотреть на него из-под прикрытых век. Потом села, задев лицом луч, который раньше зацепил паука. Её седая грива, неубранная и спутанная, свисала с плеч жёсткими прядями, но Аксель по-прежнему чувствовал, как при виде жены в утреннем свете у него в сердце шевелится счастье.
— Что такого ты хочешь сказать, Аксель, что не может подождать, пока я не протру глаза?
— Мы как-то говорили с тобой, принцесса, о путешествии, которое могли бы совершить. Вот, пришла весна, и, наверное, самое время отправиться в путь.
— Отправиться в путь, Аксель? Когда же?
— Как только соберёмся. Мы уйдём всего на несколько дней. В деревне без нас обойдутся. Со священником мы договоримся.
— Мы пойдём навестить сына, Аксель?
— Именно туда. Навестить сына.
Птицы снаружи запели хором. Беатриса перевела задумчивый взгляд на окно, перед которым завис просочившийся сквозь ткань солнечный свет.
— Бывают дни, когда я отчётливо его помню. А на следующий день на память словно падает пелена. Но наш сын — хороший и добрый человек, в этом я уверена.
— Почему же сейчас он не с нами, принцесса?
— Не знаю, Аксель. Может быть, он поссорился со старейшинами и ему пришлось уйти. Я спрашивала у соседей, но никто его не помнит. Но он бы не сделал ничего такого, что покрыло бы его позором, в этом я не сомневаюсь. Разве ты сам ничего не помнишь, Аксель?
— Когда я сидел снаружи, то попытался спокойно припомнить всё, что можно, и многое ко мне вернулось. Но я не могу вспомнить сына, ни лица, ни голоса, хотя иногда мне кажется, что я вижу его, каким он был когда-то в детстве, как я веду его за руку по берегу реки или как я тяну к нему руки, когда он как-то раз заплакал, чтобы успокоить. Но как он теперь выглядит, где живёт, есть ли у него собственный сын, я вовсе не помню. Я надеялся, что ты вспомнишь больше, принцесса.
— Он наш сын, поэтому я его чувствую, даже если память меня подводит. И я знаю, что он ждёт не дождётся, когда мы уйдём отсюда и заживём под его крылом.
— Он наша плоть и кровь, так с чего бы ему противиться нашему воссоединению?
— Но я всё равно буду скучать по дому. По нашей комнатке и деревне. Не так-то легко сдвинуться с места, где прожил всю жизнь.
— Никто не просит нас поступать необдуманно, принцесса. Пока я сидел, дожидаясь восхода солнца, мне подумалось, что нужно сходить в деревню к сыну и поговорить с ним. Потому что даже родителям нельзя явиться как снег на голову и потребовать, чтобы вся деревня их приняла.
— Твоя правда, муж мой.
— Меня ещё кое-что беспокоит, принцесса. Его деревня может быть в нескольких днях пути, как ты и говоришь. Но как мы узнаем, где именно её искать?
Беатриса молчала, глядя прямо перед собой, и её плечи чуть приподнимались в такт дыханию.
— Думаю, мы легко отыщем дорогу, Аксель, — наконец сказала она. — Даже если мы пока не знаем, в какой именно деревне он живёт, мы с товарками часто бывали в соседних селениях, торгуя мёдом и оловом. Да я с завязанными глазами дойду до Великой Равнины и до саксонской деревни, где мы часто останавливались на привал. Деревня нашего сына всего лишь чуть дальше, и мы без труда её отыщем. Аксель, мы правда скоро туда пойдём?
— Да, принцесса. Начнём собираться сегодня же.
Однако прежде, чем отправиться в путь, супругам пришлось переделать много дел. В такой деревне, как у них, многие вещи, необходимые в путешествии, — одеяла, фляги для воды, трут — находились в общем пользовании, и, чтобы заполучить их себе, пришлось долго рядиться с соседями. Более того, и на Акселе, и на Беатрисе, несмотря на преклонный возраст, лежали ежедневные обязанности, и они не могли просто уйти, не получив на то согласия общины. А когда они наконец-то были готовы отправиться в путь, испортилась погода, снова их задержав. Ибо какой смысл терпеть ненастье в виде тумана, дождя и холода, когда стоит чуток подождать, и снова выглянет солнце?
Ознакомительная версия.
