Ознакомительная версия.
Андрея она вела к венцу, как рыбак тянет щуку, – общаясь с Серегой, пришлось ознакомиться с основными приемами рыбной ловли. Не дернуть, но и не ослабить. Вика чувствовала, что «ботаник» – невольная маска, под которой скрывается здоровая натура. Позже, познакомившись с матерью Андрея, она поняла, в чем дело. Та просто законсервировала сына в детстве своей неуемной любовью, как ягодку в варенье.
Но Вика не хотела, чтобы маска оказалась снята прямо сейчас – сразу набежали бы конкурентки. Она тревожилась, глядя, как расцветает Андрей от любви, как распрямляются его плечи, а дурацкие джинсы сменяются строгими брюками и элегантными джемперами. Ей надо было спешить.
А потом был вечер, который она с радостью вычеркнула бы из своей жизни… Сергей пришел встречать ее после СНО и увидел, как они идут в обнимку с Андреем. Разыгралась безобразная сцена. Пришлось срочно принимать решение, и Вика без колебаний сдала Сергея, представив его наглым и навязчивым поклонником, который добивается ее без всяких шансов на взаимность. Она кричала на Дайнегу, даже обзывала его, он отвечал такой же грубостью. И лишь будущий муж вел себя в высшей степени достойно. Он сказал Сергею: «Я не позволю вам в моем присутствии оскорблять женщину», – и, кажется, даже собирался драться. К счастью, до этого не дошло. Дайнега плюнул и ушел.
Вика без зазрения совести наплела Андрею небылиц, он поверил и в тот же вечер сделал ей предложение.
Дайнега потом приходил к ней… Без всяких объяснений с ее стороны он готов был признать в Андрее случайного попутчика. Вика безжалостно его прогнала – так, словно и не была близка с ним почти два года. Ведь тогда все ее мысли были сосредоточены на предстоящей свадьбе!..
«Зачем же я с ним переписываюсь? – спросила себя сегодняшняя Вика. – Только по одной причине: мне до сих пор стыдно, как я тогда повела себя с ним… Да, это было необходимо для меня, но как недостойно! И мне приятно с каждым его письмом получать подтверждение, что он не держит на меня зла».
Да и так ли уж она виновата? В нашем суровом мире не оправданы ли любые способы борьбы за личное счастье? Да и в судьбе Сергея наверняка промелькнула хоть одна девушка, которую он бросил так же безжалостно, как Вика его самого!
Она не знает, как сложилась его жизнь. Знает только, что из института он ушел, перевелся в военно-медицинскую академию, а после выпуска распределился врачом на подводную лодку, где и служит до сих пор. О семье Сергей не писал, оставалось только гадать, есть ли у него жена и дети.
«Есть, – усмехнулась Вика. – Какая-нибудь медсестра из Нижнезадрипанска, для которой мужик в погонах – верх совершенства». Воображение нарисовало дородную тетку во фланелевом халате, стоящую у плиты.
При мысли, что сама едва избежала сей участи, Вика с нежностью взглянула на Андрея.
– Как я счастлива с тобой, милый, – с чувством сказала она.
Андрей снял очки, потянулся к ней, провел ладонью по животу…
Воспоминания отступили, Дайнега растворился в тумане прошлого.
Ошибка исправлена и забыта.
После операции Вика заглянула к Балахонову – выпить кофе, поболтать и просто отдохнуть перед вечерним приемом в поликлинике.
Леха сидел в кабинете, который красноречиво свидетельствовал о бедственном положении его хозяина. Стены с облупившейся масляной краской, истертый линолеум, бедная офисная мебель, собранная с бору по сосенке. Несколько лет назад Балахонов напрягся и за собственные деньги купил жалюзи, чтобы придать своей обители хоть немного шика, но полоски уже поотрывались, перестали скрывать старые рамы и только усиливали атмосферу беспросветного уныния.
Что делать, если в их больнице администрация полностью захватила власть… Как в колониях, ей-богу. Есть красные зоны, а есть черные. У них красная. Главврач с бухгалтерией и многочисленными замами по чему угодно – кадрам, строительству, только не по медицине! – самозабвенно крутит всякие аферы, пилит бюджетные деньги со страховыми компаниями и строительными фирмами, а врачей содержит по остаточному принципу, как ширму для своих сомнительных делишек. При этом от врачей требуется лишь одно – отсутствие жалоб от пациентов. Ведь за жалобами могут последовать визиты разных комиссий, и вдруг те случайно копнут где не надо.
Как все доктора, Вика презирала администрацию, но в то же время, глядя на ее грязные делишки, исполнялась чувством собственного достоинства. По сравнению, например, с главврачом или главбухом она могла считать себя кристально честным человеком. Она никого не обирает, не обманывает и берет гонорар только за собственный труд.
– Что такой грустный, Леша? – Вика устроилась на краешке его стола.
– Да ну… Жена позвонила, говорит, опять на ремонт садика нужно сдавать. По три тысячи с ребенка, с нас, значит, шесть. А я им уже столько денег на ремонт переносил! Такое впечатление, что не детский садик, а кафедральный собор.
– Не сдавай. Заставить они тебя не могут.
– Зато могут дочек выставить. Тут же возьмут более перспективных детей, сама знаешь, с местами дефицит.
– Слушай, а я же заведующей твоего сада вены делала… Ну да, ты еще просил, чтобы я с нее по минимуму взяла.
– А ты?
– А я из уважения к тебе вообще бесплатно сделала. Ты же мои принципы знаешь – если мы друг другу не будем помогать, то никто нам не поможет. Реально, Леша, давай я ей позвоню. Если уж она сама не может догадаться, что заведующий хирургией города – это та фигура, которой нужно всячески угождать. Номер есть?
Встрепенувшись, Балахонов полез за своим блокнотом.
Через три минуты Вика озадаченно и растерянно взглянула на начальника и друга:
– Вот сучка!
Елейным тоном бывшая пациентка сообщила, что всегда рада помочь Виктории Александровне, но именно сейчас ничего поделать не может. Смета утверждена, расходы распределены. В голосе заведующей сквозило глубокое убеждение, что Балахонов – человек не бедный и незачем за него хлопотать.
– Ну ладно, придешь ты ко мне вторую ногу делать! – зловеще пообещала Вика в пространство. – Будешь, Леша, дальше ругать меня за то, что я деньги беру?
– Не буду. Сам буду брать, как иначе выжить? Казалось бы, шесть тысяч не так уж много, но я ведь на свою зарплату пять человек кормлю.
Вика кивнула сочувственно. Кроме детей, на Лехином иждивении находились еще жена, инвалид-опорник, и мама, глубокая пенсионерка.
– Лешенька, давно пора. Святая профессия и бесценная человеческая жизнь – это, конечно, хорошо, если бы врач был в буквальном смысле упырем в белом халате, как нас иногда обзывают. После рабочего дня накрылся крышкой гроба, а к утренней планерке восстал из небытия. Но мы такие же люди, как и все, живем в обществе, и члены этого общества, которых мы лечим, на каждом шагу требуют у нас денег. А если что-то они обязаны делать для нас бесплатно по долгу службы, то делается это так трудно, так долго и с такой ненавистью, что понимаешь – лучше все-таки дать денег. Мы же с тобой делаем людям добро и смело можем принимать их благодарность.
Балахонов усмехнулся. Взял лежавший на столе конверт, надписал: «Здесь могла бы быть ваша благодарность». Показал Вике:
– Так, что ли?
– Примерно. Существуют два метода работы с больным. Это честный разговор и многозначительное молчание. Если ты видишь перед собой нормального человека, то без обиняков говоришь – так, мол, и так. Любой каприз за ваши деньги. А если перед тобой сомнительная личность, то лучше выражаться намеками в неопределенной форме: в принципе можно сделать… И замолчать. Если человек не поддерживает диалог и явно хочет проскочить на халяву, надо побойкотировать его немножко. Пока не сообразит, что к чему. Вообще удивительно – в средствах массовой информации проведена такая рекламная кампания врачей-взяточников, а народ еще надеется, что его будут лечить хорошо, быстро, вежливо и бесплатно. Какой-то один параметр нужно обязательно вычеркнуть. Особенным презрением пользуется категория больных, которые платят за отдельную палату, но не считают нужным простимулировать доктора. Таким следует объявлять бойкот.
– Не понял, – вскинул брови честный Балахонов.
– Заговор молчания. Чисто по полису отоваривать. Один обход в день и – до свидания! Никаких внеурочных бесед с родственниками, никаких вкусных лекарств. И пусть сидят себе в отдельных палатах до посинения.
– Ну знаешь, это как-то не по-людски…
– Если человек готов платить за комфорт, значит, деньги у него есть, – отрезала Вика. – Свои обязанности по трудовому договору я выполняю, а с какой радости я должна расстараться? Я его вижу первый раз в жизни и ничем ему не обязана.
– Ты иногда меня пугаешь, Вика. Такой цинизм…
– Цинизм? Но чей, спрашивается? С одной стороны, власть запрещает нам брать взятки, а с другой – приравнивает нас к обслуживающему персоналу. К официантам. Хорошо, я официантка, где мои чаевые?
Ознакомительная версия.
