Ознакомительная версия.
— Боже упаси! У меня аллергия на празднества, — тихо проговорил он, понимая, как неприлично такое признание.
— И у вас тоже?
— Про Новый год даже не спрашивайте. На мой взгляд, он еще хуже Рождества! Как можно заранее решать, какой день будет праздником? Кто знает, будет у тебя с утра настроение или нет? Принуждать себя веселиться, по-моему, лицемерие.
— Вы забываете про детей…
— У меня их нет, а значит, и нет необходимости притворяться. Да еще зачем-то заставлять их верить в Санта-Клауса… Мне кажется, это гадко, что бы там ни говорили. Однажды ведь придется им все рассказать — ну и к чему это? Ведь если вдуматься, это даже жестоко. Самые отсталые неделями стоят у окна, поджидая краснолицего старика, а потом страдают от предательства, когда родители раскроют свой подлый обман. А тех, кто посообразительней, до последнего стараются держать в заблуждении, что совсем уж бесчеловечно. А к вам родные придут?
— Нет.
— Вот как?
— Просто у меня не осталось родных, мистер Долдри.
— Хороший предлог, чтобы не приглашать их в гости.
Алиса взглянула на соседа и рассмеялась. Щеки Долдри стали пунцовыми.
— Кажется, я ляпнул что-то несусветное…
— Но здравый смысл в этом есть.
— У меня-то семья есть. Ну то есть отец, мать, сестра, брат, жуткие племянники.
— И вы Рождество не с ними отмечаете?
— Нет, уже много лет. Я не понимаю их, а они меня.
— Тоже хороший предлог, чтобы остаться дома.
— Я очень старался, но каждое семейное сборище оборачивалось катастрофой. У нас с отцом абсолютно разные взгляды на все, он мое занятие считает нелепым, а я его — смертельно скучным, в общем, мы друг друга не выносим. Вы уже завтракали?
— При чем здесь мой завтрак, мистер Долдри?
— Совершенно ни при чем.
— Нет, я не завтракала.
— Тут на углу в пабе отличная овсянка. Если подождете, пока я разгружу корзинку — мужчине такая совсем не подходит, согласен, зато она очень удобная, — я вас свожу позавтракать.
— Я собиралась в Гайд-парк, — ответила Алиса.
— На пустой желудок в такой холод? Вот еще выдумали! Пойдем поедим, утащим немного хлеба со стола и пойдем кормить уток в парк. Утки уже тем хороши, что не обязательно в Санта-Клауса рядиться, чтоб их порадовать.
Алиса улыбнулась:
— Ладно, отнесите покупки, а я тут подожду. Поедим овсянки, а потом отпразднуем с утками Рождество.
— Чудесно, — отвечал мистер Долдри, взбираясь по лестнице. — Вернусь через минуту.
Чуть погодя Алисин сосед вышел на улицу, изо всех сил стараясь не показывать, что запыхался.
В пабе они выбрали столик у окна. Долдри заказал Алисе чай, а себе кофе. Официантка принесла две тарелки овсянки. Долдри потребовал корзиночку с хлебом и несколько ломтиков сразу спрятал в карман куртки, что очень насмешило Алису.
— Какие пейзажи вы пишете?
— Я пишу вещи самые бесполезные. Некоторые в восторге от деревенских видов, кому-то подавай море, равнины или лесную чащу, а я пишу перекрестки.
— Перекрестки?
— Так точно, скрещение бульваров и улиц. Вы не представляете, как богата мелкими деталями жизнь перекрестка. Одни бегут, другие озираются. Здесь можно встретить все средства передвижения — двуколки, автомобили, мотоциклы, велосипеды. Пешеходы, продавцы пива с тележками, самые разные мужчины и женщины стоят рядом, мешают друг другу, молча проходят мимо или здороваются, толкаются, ругаются. Перекресток — целый театр!
— Чудной вы все-таки, мистер Долдри.
— Возможно, но согласитесь, что какое-нибудь маковое поле — это же тоска смертная. Что там может произойти? Разве что две пчелы столкнутся на бреющем полете. Вчера и работал на Трафальгарской площади. Там довольно трудно найти место с нужным ракурсом, чтобы тебя постоянно не толкали, но кое-какой опыт у меня имеется, и я нашел отличную площадку. Внезапно начался ливень, и какая-то женщина, должно быть чтобы уберечь от дождя свой нелепый начес, очертя голову бросилась бежать через дорогу. Повозка, запряженная двумя лошадьми, резко дернула в сторону, чтобы ее не сбить. Кучер оказался настоящим мастером, так что дамочка отделалась только сильным испугом, а вот бочонки, которыми была нагружена повозка, вывалились на дорогу, и встречный трамвай, как вы понимаете, никак не мог их объехать. Один бочонок от удара просто развалился. По мостовой разлились целые потоки «Гиннесса». Я видел, как двое пьяниц чуть было не упали на брюхо, чтобы припасть к источнику. Не буду рассказывать, как ругались кондуктор с кучером, как в их перепалку вмешались прохожие, как полиция пыталась навести порядок в этом бедламе, как воришка, воспользовавшись суматохой, мигом добыл дневную выручку и как главная виновница хаоса удирала со всех ног, сгорая со стыда за свою беспечность.
— И вы все это изобразили? — спросила пораженная Алиса.
— Нет, пока я написал только перекресток, впереди еще много работы. Но я все сохранил в памяти, это главное.
— Я ни разу, переходя улицу, не обращала внимания на такие подробности.
— А у меня всегда была страсть к деталям, к мелким, почти незаметным событиям, которые нас окружают. Наблюдая за людьми, можно узнать очень многое. Не оборачивайтесь, но за столиком позади вас сидит пожилая леди. Постойте, давайте встанем и как ни в чем не бывало поменяемся местами.
Алиса послушалась и пересела на место мистера Долдри, а он занял ее стул.
— Теперь, когда она у вас в поле зрения, посмотрите внимательно и скажите, что вы видите.
— Немолодая дама, завтракает одна, довольно элегантно одета, в шляпке.
— Посмотрите внимательней. Что-нибудь еще заметили?
Алиса снова стала рассматривать пожилую женщину:
— Ничего особенного, вытирает рот салфеткой. Лучше сами скажите, чего я не заметила, а то она заметит, что я ее разглядываю.
— Она накрашена, ведь так? Совсем чуть-чуть — слегка припудрены щеки, подкрашены ресницы, немного помады.
— Да, действительно, теперь вижу.
— Теперь взгляните на ее губы. Они ведь двигаются, правда?
— Верно, — удивилась Алиса, — они едва заметно шевелятся. Наверное, это старческое?
— Ничего подобного! Эта женщина вдова, она разговаривает с покойным мужем. Она завтракает не одна и продолжает общаться с супругом, словно он сидит напротив. Она представляет, будто он рядом. Не правда ли, трогательно? Представьте, как нужно любить, чтобы без конца представлять любимого рядом. Эта женщина права. Если кто-то покинул вас, это не значит, что он исчез навсегда. Немного душевной фантазии — и одиночества больше не существует. Потом, когда наступит время оплатить счет, она подвинет чашку с деньгами к другой стороне стола, ведь прежде всегда расплачивался ее муж. А когда будет уходить, увидите, она постоит пару секунд на тротуаре, прежде чем перейти дорогу, потому что муж, как и положено, всегда шел первым. Я уверен, что каждый вечер перед сном она желает ему спокойной ночи, а утром посылает привет туда, где он теперь обитает.
— И вы все это увидели за какие-то мгновения?
Пока Долдри улыбался Алисе, в ресторан, пошатываясь, вошел неряшливо одетый старик в изрядном подпитии, подошел к пожилой даме и сказал, что пора идти. Та расплатилась, встала и последовала за пьяницей-мужем, который, вероятно, вернулся со скачек.
Долдри, сидевший спиной, ничего этого не видел.
— Вы были правы, — сказала Алиса. — Ваша старая леди повела себя в точности так, как вы описали. Сдвинула деньги на край стола, встала, а когда выходила из ресторана, мне показалось, будто она поблагодарила невидимого спутника за то, что тот придержал дверь.
Долдри сидел с довольным видом. Он съел еще ложку овсянки, вытер рот и взглянул на Алису.
— Ну как овсянка? Отменная, правда?
— Вы верите в ясновидящих? — спросила Алиса.
— Что, простите?
— Вы верите в то, что можно предсказывать будущее?
— Сложный вопрос, — ответил Долдри, подзывая официантку, чтобы попросить добавки. — Это означало бы, что будущее прописано заранее. Как это было бы скучно, не находите? А как же свободная воля каждого? Я думаю, что ясновидящие всего лишь люди с очень развитой интуицией. Не будем говорить о шарлатанах и отдадим должное настоящим, каких, разумеется, немного. Есть ли у них дар видеть, к чему мы стремимся и что рано или поздно сделаем? Почему бы и нет, собственно? Возьмите моего отца. У него прекрасное зрение, но он совершенно слеп. Зато моя мать близорука как крот, но она видит столько вещей, о которых ее муж даже не догадывается. Еще когда я был совсем маленьким, она знала, что я стану художником, и часто говорила мне об этом. Заметьте, она считала, что мои картины будут висеть в величайших музеях мира. За пять лет я не продал ни одной работы, что поделать, художник из меня никудышный. Но я все говорю о себе и не отвечаю на ваш вопрос. Кстати, а почему вы об этом спросили?
Ознакомительная версия.
