– А зачем они здесь?
– Их прислали.
Он грозно захрипел:
– А зачем они ехали?
– Они этого не знают. И я, командир, не знаю… И ты не знаешь.
И, подхватив неопределенность натянутой минуты (неопределенность всей нашей войны на дорогах), я позвонил Васильку. Одним нажатием приготовленной кнопки… Я весь начеку (трубку могли из рук выбить) – и потому, едва заслышав голос, я с опережением сунул, передал трубку полевому командиру.
Василек начал с вопроса. Все правильно. Все, как у горцев.
– Как тебя зовут? – низкий подполковничий голос, настоящий бас Василька, сделал свое начальное дело.
Полевой командир ответил:
– Маурбек.
Василек пробасил:
– Пожалей стариков, Маурбек.
И отключился.
Пауза…
Переждав, я спросил у полевого:
– Ты сказал – ты Маурбек?.. Не чеченец?
– Нет.
Факт мелкий, однако он значил в нашем, совсем уже не мелком торге.
Это важно. Их командир – не чеченец… Я не упустил случайного… Ага!.. Если разборка повернется круто, все эти оголодавшие и озленные чеченцы наверняка подумают, что их полевой командир Маурбек пожадничал и не пожалел чеченских стариков. Торгуясь с майором Жилиным… Своих бы стариков он пожалел.
Взаимное умолчание. Ни слова. Я ничего – и Маурбек ничего. (Я его понял… И он меня понял.)
В грузовике тем часом разыгралось полнейшее безобразие. Четыре… Пять… Семь голых жоп вдоль борта! Смотрели в нашу сторону… Это надо было прекратить! Весь борт, весь бок грузовика!.. Они там гоготали… А теперь еще и трубные звуки из глубин их кишечников. Кто-то пьяно орал-командовал: “По чичам огонь!”… Они были на волос от смерти. Кретины!.. Хладнокровный Руслан опять и опять отговаривал тех двоих молодых, что держались рукой за рукояти.
Я, однако, отдал им должное: оба чича отвернулись. Оба старались не видеть оскорбительно голых задниц… Я тоже отвернулся. Один зад был весь в чирьях. Это слишком.
Но по сути дело сладилось. Торг сошел на нет сам собой. (И резь в моем желудке сошла. Куда-то делась… И как бы даже не за что похвалить майора Жилина.)
Полевой командир отошел переговорить со своими.
Полевой спешил… Нет-нет и подымал башку в сторону Ханкалы, не появились ли в небе зловещие вертушки… И двое молодых, бранясь и плюясь, тоже ушли. Все еще злые. Уходя, держались за ножи… Я даже подумал о потных рукоятках.
– Пацаны, стоп… Погодите, – окликнул я.
– А?
– Мы же сделали мир.
И я пожал руку одному… Затем второму… Горячие!.. Юнцы… Один совсем смазливенький. Похоже, любимчик… Я заметил, как полевой вскользь на него поглядывал. Возможно, трахает его полевой, заскучав в горах без женщин… Нежно трахает. И очень редко.
Но, возможно, просто близкий родственник. Чего наговаривать!
Сам я двинул к грузовику… К торчащим жопам… Боже мой. Что за молокососы!.. Воины!
Через борт я крикнул здоровяку Жоре – узнал, что за часть их ждет… номер… где… и как… И тотчас позвонил туда, чтобы выслали нам навстречу небольшое сопровождение. Чтобы захват не повторился. Чеченцы – разные. Договор с одними для других мало значит… И конечно, я приказом сказал Жоре, чтобы два моих порожних грузовика пригнали обратно. Как только вынут пацанов из опилок. Как только их поставят на ноги… и отряхнут.
Колонну пропустили!.. Чичи, пуская слюну, посматривали вслед уходящим грузовикам и БТРам. Они даже не успели толком пожалеть о добыче… А чичи, контролировавшие дорогу, буквально разинули рты. Онемели. Не ожидали увидеть таких врагов… Две-три задницы в кузове, проплыв мимо и поддразнивая, еще нет-нет и мелькали. Жопы еще долго виднелись. С расстояния.
Остались только бензовоз и грузовики с бочками. Наше, складское!.. Руслан продолжит их сопровождение.
Полевой командир, ничего не забыв, скомандовал своим немытым бойцам попрятаться в зеленку. На всяк случай. Доверяй, но проверяй… Фантомы вертолетов, ведомых Васильком, так и висели в воздухе. Их не было – и они были. Крылатые призраки… Над пока что небомбленной дорогой.
Да и в ушах, как бы предваряя рев Ми-28, незабываемый бас Василька.
Его утробный бас, я знаю по себе, еще долго звучит в ушах. Василек специально басил по телефону. Это впечатляло. Видеть его чеченцы не видели, а голос знали. Да и большинство наших, кто водили колонны и подстраховывались с неба, знали только его бас. Василек играл голосом… Природа ему благоволила. Крупный мужик (для вертолетчика). Веселый. Рисковый… Настоящий игрок!
Все его лето – обязательный запойный преферанс. Говорили, что в отпуске, в каком-нибудь паршивом санатории, Василек сходился с первой попавшейся женщиной и делал ее на этот месяц женой, которая хлопочет… Днем и ночью, чтобы ему угодить. А сам играл. Безоглядно. Днем и ночью…
Выигрывал он помалу. При этом ликовал!.. Ас, классный летчик-атакер, подполковник в неполных тридцать и с хорошей зарплатой, Василек бывал совершенно счастлив, выиграв в картишки пару сотенных! Вернувшись с карточного боя, потрясал потертыми рублями. Гордился! Совал среди ночи своей женщине под самый нос! Посмотри, как пахнет победа!.. Бедняга только кивала сонно: да, да, пахнет… да, да, победой!..
Женщина не понимала, что случилось и как так произошло с ее отпуском. Приехала на юг отдохнуть, пощеголять в новых легких платьях, а оказалось, опять жена. Приехала повеселиться, а оказалось, топчется возле плиты… да еще и не плиты, а электроплитки! Топчется, беспокоится, не находит себе места и еще вскакивает, как чумовая, с постели, чтобы разогреть пришедшему в три часа ночи Васильку блинчики с мясом.
Чичи разбрелись по зеленке. Но сначала они приволокли убитого. Того, кого мой солдат застрелил на въезде. Труп не скроешь… хорошо, что мы его не зарыли!.. Остывая от тяжелого торга, я как раз неспешно вернулся к джипу.
Солдат, мой храбрец, так и сидел в машине за рулем все это время. Подходя, я с десяти шагов видел, как побагровела его шея. (Несли убитого… Прямо к джипу. Прямо, казалось, к нему.) Совсем нетрудно представить, как разъяренные чичи рвутся в машину: “Выходи, сволочь! Все равно достанем!..” – и тычут, тычут дулами автоматов в лобовое, прямо в глаза, мол, открывай… вылазь… пристрелим через стекло, если не выйдешь!
Но с мертвяком упростилось. Оказалось, боевикам убитый был хорошо известен как человек невменяемый. Больной на голову… Чичи вообще не хотели его брать в отряд. Он только мешал. Еще вчера его едва сами они не застрелили, когда он, сидя в кустах, никого не окликнув, вдруг защелкал затвором… Месяц назад его силой оставили в родном селе. Его даже заперли.
Но бедняга страшно возбудился, как же так! Половина села шла воевать! Убивать русских! А как же он?!. Его заперли, однако он выбрался. Через дыру, рядом с трубой. И, держась в отдалении, тихо-тихо следовал по тропе за своими сельчанами – по тропе войны. Вчера только он здесь появился. Вчера его увидели… Как мало повоевал!
Перенеся мертвого к джипу, чичи вновь испарились. Попрятались в зеленку. Тут ожил мой солдат. Страх сковал и держал его внутри машины. Только тут он вылез из джипа. Полчаса он мочился. Не меньше… Все это долгое, бесконечное время торга он ждал… ждал.
Я хотел, чтобы солдат расслабился. Все позади. Все утряслось… проехали!.. Достаточно громко, чтобы солдат слышал, я сказал Маурбеку:
– Вашего я застрелил, – я развел руками с понятным сожалением. – Этот полоумный выскочил с автоматом перед машиной… Целил мне прямо в лбешник.
Полевой кивнул – они, мол, так и подумали. И они меня не судят. Бедняга был обречен. С самого первого дня… Как только убежал из села… Как только вылез через трубу.
Однако мертвый был перенесен к моему джипу и положен у самой дороги все же не случайно, не просто так… Полевой Маурбек подсказал мне, чтобы я все-таки оплатил нелепую смерть. Чтобы в уплату помог старикам с бензином… Той застрявшей колонне. Каждому мотору по полбака, допустим…
– Надо, надо за убитого, Сашик. Что я скажу своим?!
Он отлично знал, что сказать своим. Но и я чувствовал его правду. Я согласился сразу. По двадцать литров – даже если там десять машин… Это двести… Двести литров – ровно одна бочка. Что за убыток!
Я крикнул Руслану – отдать застрявшим на дороге чеченцам одну бочку. В подарок. Он тотчас понял. Он дал отмашку… Бензовоз и наши грузовые с бочками тронулись в свой путь, в в/ч за номером… неблизко!.. Проходя мимо застоявшейся чеченской колонны, они, не останавливаясь, сбросят старикам эту оплатившую смерть бочку. Едва сбавив скорость… Прямо на ходу сбросят. В высокую траву.
Мой джип-козелок в одиночестве на опустевшей дороге. Ни души. Если не замечать, что рядом лежит этот мертвяк. Мертвяк поедет с нами. (Отдадим чеченцам в ближайшем селе, они похоронят. Как и положено у них, в тот же день. Сегодня.)
Рулил мой натерпевшийся солдат. Полевой командир Маурбек сел с ним рядом – впереди. Напоказ. Чтобы чеченцы, что в колонне, его командирское лицо сразу увидели. Чтобы узнали… А то ведь могут обстрелять. Когда ближе подъедем… Запросто! Старики стариками, а автомат с боекомплектом у кого-то в колонне всегда найдется.
