Он выпустил ее.
— Дай-ка сюда фотоаппарат.
— Только не это, — сказала Джина, — я не разрешу снимать меня.
— Потом мы их сожжем. Ну, давай я докажу, что вовсе не такой чувствительный.
Джина открыла сумку, нашла фотоаппарат и кинула ему. Он приземлился на матрасе рядом с ним.
— Ну-ка, знойная женщина, покажи себя, — сказал он.
Она улыбнулась и выгнула спину, приподнимая груди руками. Мартин щелкнул, и она быстро подбежала, чтобы посмотреть, что получилось. Он потряс высунувшимся снимком и показал ей.
— Ну как?
— У меня тут какой-то странный подбородок. Дай-ка я тебя сниму.
Мартин снял пиджак и откинулся на кровати.
— Задери рубашку, — приказала Джина.
Он подчинился.
— Так ты похож на малолетнюю жертву из подпольной порнухи. Прими более мужественный вид.
Мартин рассмеялся и сменил позу. Она положила ему руку на плечо и прижала его к кровати. Скоро ему стало тяжело, и он попытался скинуть ее, но она не сдавалась и продолжала щелкать фотоаппаратом. Он обвил ее ногами и подмял под себя. Следуя пожеланиям Джины, он рванул вниз чашечки ее лифчика и начал целовать вынырнувшие наружу груди, а потом расстегнул застежку. Потом, смеясь, взял фотоаппарат и сделал еще один снимок.
— Вот эту, пожалуй, стоит поместить в Интернет… — Его смех был прерван ударом ноги в голову, и он повалился с кровати на пол.
Звонок в 5:30
Еще в четыре Элисон поняла, что Мартин на работу не вернется. Ей и до этого сложно было сконцентрироваться на работе, но теперь она чувствовала себя положительно несчастной. Она не была на сто процентов уверенной, что Мартин проведет этот вечер, трахая Джину, — иногда после затянувшегося обеда он отправлялся прямиком домой — но какое-то странное печальное чувство подсказывало, что именно так оно и есть.
Прежде чем позвонить своему бойфренду, она выждала полтора часа, чтобы совладать с настроением. У Эдриана настроение практически не менялось — единственное, что могло бы вызвать у него депрессию, это всемирный дефицит сэндвичей с беконом, — и поэтому он всегда остро чувствовал, если с ней было что-то не так.
— У вас все нормально? — спросила она весело.
— Ага, — он над чем-то смеялся.
— Ну и что же вы сегодня воссоздаете?
— Выступление «Нирваны» в Ридинге. Второе, на пике их популярности, когда ходили все эти истории про наркотики, и они выступали вслед за Ником Кейвом. Сьюзан сперла из больницы инвалидное кресло.
— Что?
— Ничего страшного, оно старое, никто его не хватится. Оно было нам необходимо, потому что тогда он точно в таком же выкатился на сцену.
— Ясно.
— Не злись. — Слышно было, как Сьюзан кричит что-то из их комнаты.
— Я не злюсь.
— Я пока не смог вырваться в магазин, но ты не волнуйся. Сюзанн меня подстрахует.
— Эд, я вообще-то поэтому и звоню. Я тут подумала, может, нам лучше пойти в ресторан. Можно Сьюзан с собой взять, если хочешь.
Он помолчал.
— В какой ресторан?
— Неважно. Куда-нибудь рядом с домом.
— В «Генриз»! — заорала Сьюзан.
— О, только не это, — взмолилась Элисон, — скажи ей, что мы туда не пойдем. Скажи ей, что я заплачу, только давайте пойдем куда-нибудь в другое место.
— А мне нравится «Генриз».
— Ну, Эдриан, мы все время туда ходим. С таким же успехом можно пойти и в пивнушку за углом.
— Она, наверное, предпочитает что-нибудь покруче, — послышался голос Сьюзан, обращенный к Эдриану.
Чувствуя себя поверженной, Элисон сдалась:
— Хорошо, «Генриз» так «Генриз». Можешь заказать столик?
Ловушка II
Мартин был не дурак, чтобы покупать цветы. Он понимал, что рассуждает как подлец, но все же считал, что вечер, проведенный с Джиной, пошел ему, в некотором роде, на пользу. Благодаря этому он сможет острее ощутить свою вину перед женой. Главное — не слишком оправдываться и не очень-то извиняться, а то, не дай бог, Клаудия почувствует, что за ним есть грешки и почище, чем веселый вечер в клубе, где он и был застукан подругой жены.
Он вернулся домой на два часа раньше Клаудии. Душ принял еще в гостинице, но вместе с Джиной, и поэтому решил принять ванну, чтобы смыть с себя все следы общения с ней. После этого он проверил слив в ванной, дабы убедиться, что не принес на себе ее волос, и прошелся по своему костюму щеткой. Затем почистил зубы, прополоскал горло и почистил зубы еще раз. Потом проверил, нет ли у него на теле царапин, и, найдя на левой ягодице два розовых полукружья от ногтей, долго шлепал и массировал это место, пока следы не исчезли полностью.
Наконец Мартин достал из холодильника пиво и уселся смотреть телевизор. Теперь он был готов к возвращению Клаудии.
— Ну что, пообщалась сегодня с Джейн? — спросил он ее сходу.
— Да.
— Значит, ты знаешь, что твоя маленькая ловушка сработала?
Клаудия положила свою сумку в прихожей и вошла в комнату. Он посмотрел на ее ноги, пытаясь угадать, насколько решительной будет ее атака.
— Вообще-то не совсем успешно. Я рассчитывала, что ты приведешь ее домой и дашь мне тем самым основание для развода.
— Ах, так вот в чем дело. Хочешь развестись? Знаешь, это можно сделать гораздо проще, не подкладывая под меня своих подружек.
Она приблизилась к нему.
— Мартин, почему ты дал ей свой номер телефона? Ты ведь собирался с ней переспать?
— Нет, и в мыслях не было. Я сделал это из вежливости. Она бы все равно не позвонила.
— Знаешь, Джейн от тебя без ума. Потому и проболталась. Ненавижу ее за это.
Мартин поставил пиво и поднялся. Клаудия сделала несколько шагов назад и распустила волосы. Мартин давно перестал находить ее сексуальной в деловой одежде, в особенности что на выходных она теперь одевалась практически так же, как в будни, отдавая предпочтение элегантным, но удобным консервативным нарядам.
— Неужели у нас все настолько плохо? Если это и вправду так, тогда нам действительно не стоит оставаться вместе.
— Мартин, — сказала она уже более мягко, — может быть, ты мне просто объяснишь, в чем дело? Может, если ты будешь со мной откровеннее, то мы сможем во всем разобраться?
— В каком смысле откровеннее?
— В смысле других женщин.
— Да нет никаких других женщин. Больше нет. А о тех, что были, я обо всех рассказал. Можно подумать, у тебя нет Клайва.
— С Клайвом я не сплю.
— Уже не спишь, но ведь спала. А мы с тобой тогда уже встречались.
— Но и ты мне не был верен. Это чувствовалось тогда, это чувствуется и сейчас.
— Клаудия, поверь мне, все не так. Я ни с кем больше не спал с тех пор, как мы с тобой закончили совместный курс психотерапии.
— Может, не помешало бы пройти его снова.
— Зачем? Все это в прошлом, Слушай, глупо обижаться из-за того, что произошло вчера. Ты все обо мне знаешь. Ты знаешь, где я бываю днем, знаешь, с кем выпиваю по вечерам, ты даже знаешь, в какие клубы я хожу, когда…
— Когда тебе хочется снять телку.
— Когда я хочу побыть один. Клаудия, ну нельзя же ходить друг за другом по пятам.
Она села напротив него. Он попытался изобразить улыбку, чтобы скрыть, насколько ему хреново. Мартин знал, что ей хочется бросить все к чертям не меньше, чем ему самому, и не переставал удивляться, сколько сил тем не менее она тратит, чтобы сохранить этот брак.
Мартин познакомился с Клаудией, когда ей было двадцать пять. Тогда они оба не слишком-то стремились обзавестись семьей. Мартину казалось, что сам он не очень изменился за последние десять лет, в то время как личность Клаудии претерпела несколько коренных изменений, вызванных существенными переменами в ее жизни. Первой большой переменой было то, что они решили не спать с кем попало и сделать свои отношения моногамными. Раньше Клаудия была активной тусовщицей, но, в отличие от многих любителей наркоты из его знакомых, ей потребовалось аж несколько лет, чтобы, наконец-то, поддавшись панике, перейти с экстази на кокс. Мартин никогда не увлекался наркотой всерьез и, перепробовав всего понемногу, пропускал дорожку-другую по особым случаям, поэтому он обрадовался, когда Клаудия перешла на выпивку и таблетки. Потом, когда они стали жить вместе, она отказалась от таблеток и стала меньше пить. Пару месяцев спустя она решила, что надо прекращать прыгать с места на место, и решила заняться своей карьерой в аукционном доме «Кристиз». После их помолвки ее поведение стало практически безупречным, а после свадьбы она и вовсе начала появляться только на самых важных тусовках. Мартин заподозрил, что она готовится к тому, чтобы стать матерью, но он панически боялся, что ей всерьез захочется завести ребенка, и менял тему разговора всякий раз, когда ему казалось, что она клонит к этому.
