Церковные авторы, исследовавшие эту волну сектантства, единодушно утверждали, что «штундо-баптизм» был средством германизации русского населения.
Маловероятно, что германские власти планировали «идеологическую диверсию». В те времена такими приемами еще не пользовались, не было понятия об «информационных войнах» или «духовной агрессии». Но то, что на первых порах распространения баптизма руководителями общин, проповедниками и учителями были немцы, исторический факт. И то, что обращенные в новую веру с большим пиететом относились к «немецкому образу жизни», к самой Германии, тоже факт[11].
Похожее явление мы наблюдаем и в сегодняшних западных сектах. Религиозная доктрина, соединяясь с жизненными установками заокеанских проповедников, приводит к убеждению, что «свет пришел с Запада». И далее новообращенные проповедники из русских не только используют заученные приемы агитации за «истинную веру», но и внешне подражают своим учителям. Конечно, комично слышать русскую речь с американским акцентом у молодых людей из «Церкви Христа», которые вообще не говорят по-английски (с иностранными языками и в новой России дела обстоят не лучше, чем в старой). Или читать приглашение на лекции, организуемые «Заокской духовной академией», кою малосведущие люди принимают (по аналогии с Московской Духовной академией) за православную: «У вас не ладится семейная жизнь? Вы хотите добиться успеха в делах? Сложные отношения с детьми? — Приходите к нам, вы узнаете, как можно разрешить ваши проблемы. Есть удивительная книга, в которой вы найдете ответы на ваши вопросы». Это типичная реклама адвентистов седьмого дня — не только по стилю, но и по образу мысли. В жизни все должно быть о’key, «книга» (Библия) поможет снять все проблемы. «Успех в делах» получает религиозную санкцию — кальвинистская закваска американского образа жизни. Нашим неофитам хочется если не стать американцами (что удается не многим), то хотя бы в этом походить на заокеанских собратьев по вере.
Не будем наивно полагать, что на исходе XX века религиозная жизнь стоит вне политики. Приписываемая Гитлеру идея насаждения конфессионального плюрализма в России многим пришлась по вкусу.
Деятельность миссионеров в России сегодня поддерживается США на государственном уровне. Это не обвинение «в идеологической диверсии» — знакомое нам клише с советских времен. Но политический интерес в религиозной «плюрализации» российского общества налицо (причем объектом «евангелизации» стали русские; в регионах с традиционно исламской ориентацией активной деятельности зарубежных «евангелизаторов» не наблюдается).
Пусть читатель поразмыслит, с какой целью создана комиссия по соблюдению свободы совести, отчет которой заслушивает Конгресс США (соответственно и финансирует ее деятельность). Речь идет не о защите прав американских граждан. Цель комиссии — наблюдать за положением дел в других странах, однако и тут объекты наблюдения избираются по весьма странному принципу: в центре внимания Россия (с большой осторожностью упоминается Китай), но Саудовская Аравия, Пакистан, Израиль остаются вне поля зрения борцов за свободу совести, то есть стратегические союзники США, как жена Цезаря, «вне подозрений». Такие мелочи, как запрет открыто исповедовать христианство или отказ в гражданстве «выкрестам», не следует принимать в расчет, когда речь идет о национальных интересах Америки. Воспитание же в россиянах «толерантности» к иноземным религиозным учениям — задача, очевидно, первостепенной важности. В 2002 году вышеуказанная комиссия рекомендовала Конгрессу учредить специальный фонд для поддержки российских журналистов, которые отстаивают права религиозных меньшинств и способствуют развитию толерантности в общественном сознании[12].
О каких правах идет речь? По новому российскому закону юридически уравниваются все религиозные организации: формально нет различий между Русской Православной Церковью и другими организациями, будь то «свидетели Иеговы», адвентисты седьмого дня или «харизматики» (неопятидесятники). Никого, слава Богу, не преследуют: по улицам бегают, останавливая прохожих, «свидетели Иеговы», «Заокская духовная академия» (адвентисты седьмого дня) арендует бывшие дома культуры, приглашая всех желающих прослушать цикл лекций «о семейном воспитании детей», «о том, как добиться успеха в делах и счастья в личной жизни»; раздают комиксы на сюжет, каким плохим я был раньше и какой я стал хороший, когда начал изучать Библию и убедился, что вот-вот наступит конец света и единственное спасение — примкнуть к «истинной церкви» (к адвентистам) или незамедлительно вступить «в организацию Бога» («Свидетели Иеговы»), — каждый рекламирует свой товар, вкладывая в рекламу, по нашим меркам, огромные деньги.
Так в чем же дело? Ради чего Мадлен Олбрайт, в бытность свою госсекретарем, во время официального визита в Москву встречается с Патриархом Алексием II? Главою государственной Церкви, как английский монарх, она не является, что же привело г-жу Олбрайт в патриаршую резиденцию? Из информированного источника доподлинно известно, что г-жа Олбрайт настойчиво призывала Патриарха соблюдать права религиозных новообразований. Напрасно ей пытались объяснить, что Православная Церковь от государства отделена и по закону имеет статус «религиозной организации» наравне с другими. Но госсекретарь, казалось, не слышала слов собеседника. Она продолжала настаивать: «Вы должны предоставить (?!) всем равные права». О каких правах говорила Олбрайт? Очевидно, о праве на равное общественное признание.
На пике «евангелизации» России, в 1994 году, диакон Андрей Кураев писал об опасности «духовной катастрофы в России», которую «перестраивают на американско-протестантский лад». По словам Кураева, «если это удастся, это будет другая страна, не имеющая уже ничего общего со своей тысячелетней историей»[13].
Однако ко времени визита г-жи Олбрайт дело забуксовало. Приток неофитов в западные секты сокращается, общественного признания миссия «евангелизаторов» не получает, несмотря на информационную поддержку либеральной прессы. Напрасно г-жа Олбрайт усмотрела в этом происки Московской Патриархии. У Православной Церкви не было ни опыта, ни фондов, которыми располагают американские антикультовые центры и миссии, публикующие ежегодно десятки изданий против «культов», по тем или иным причинам не вписавшихся в традиционный истеблишмент протестантских конфессий США: это «свидетели Иеговы», адвентисты, «церковь Христа», «харизматики», мормоны и проч. (мы упоминаем лишь те культы, которые в России лидируют по активности, численности миссионеров и новобранцев).
«Крестовый поход» (так называлась одна из миссий американских «евангелизаторов») не нашел поддержки в достаточно широких кругах российского общества. Западные культы привлекли к себе лишь ограниченное число тех людей (далеко, кстати, не худших) из определенного социокультурного слоя, которых в прежнее время именовали «простой советский человек». Попытки западных социологов проанализировать первоначальные успехи зарубежных миссионеров на постсоветском пространстве не проясняют сути дела и ведут к ошибочным прогнозам. Так, не оправдалась надежда Айлин Баркер на «толерантное» поведение лидеров-миссионеров с Запада, которые на собственном отечественном опыте знают некоторые опасности и заблуждения, связанные с членством в религиозных меньшинствах, и будут стараться их избегать. По мнению Баркер, «они, скорее, будут советовать местным обращенным поддерживать отношения со своими семьями, чем порывать с ними… Разграничение между членами движения и остальными людьми навряд ли будет столь резким, каким оно было на заре движения»[14]. В постсоветской России об этом прогнозе можно сказать: сбылся с точностью до наоборот.
Если в пореформенной России XIX века распространение штундо-баптизма в крестьянской среде раскалывало сельскую общину, но никогда — семью, то сегодня религиозные новинки часто становятся причиной расторжения семейных и родственных связей. И это вполне объяснимо. При патриархальном укладе жизни (не только в крестьянской, но и в мещанской, и в купеческой среде) все обстояло просто: если «сам» менял веру, то перед домочадцами вопрос о свободе совести не вставал. А вот на исходе XX века в постсоветской России этот вопрос стоит — и очень остро, вплоть до полного разрыва с семьей. Что касается разграничения между членами американских (по происхождению) религиозных группировок и остальными людьми, то оно в России принимает не менее, а более резкий характер, чем на заре этих движений на их родине, в США. Здесь речь не идет только о вере и неверии. И в советскую эпоху зачастую жены офицеров потихоньку захаживали в церковь, а матери партработников тайком крестили внуков, однако различное отношение к религии по преимуществу не вызывало острейших семейных конфликтов и трагических коллизий. Если на партийно-государственном уровне атеизм был обязательным показателем «советскости», то в домашнем кругу присутствовала толерантность.
