— …и поэтому ты просто-напросто сбежала, — закончил за меня Оуэн, еще больше прибавляя звук. Шипение стало еще громче. — Исчезла из моей жизни. Хватило одной ссоры!
— А что мне было делать? — спросила я.
— Например, рассказать, что происходит, — сказал он. — Да вообще хоть что-нибудь сказать! Только не молчать! Поверь, я бы пережил.
— Так же, как ты пережил мое молчание? Ты взбесился!
— И что с того? Имел право. — Оуэн снова взглянул на пульт. — Люди иногда злятся, Аннабель, и это вовсе не конец света.
— То есть я должна была объяснить тебе, что происходит, ты бы разозлился, но потом, возможно, успокоился…
— Не возможно, а точно.
— …или нет, — я взглянула на него разозленно, — может быть, все бы изменилось.
— А так что, все осталось по-прежнему, что ли? Скажи ты мне, в чем дело, мы бы могли что-нибудь придумать! А так — ни решения, ничего. Все повисло в воздухе! Ты этого хотела? Чтобы, вместо того чтобы немного позлиться, я свалил навсегда?
До меня постепенно доходил смысл его слов.
— Да нет! Мне и в голову не пришло, что ты бы только немного позлился.
— А как еще? — Оуэн взглянул на микрофон наверху. Шипение стало еще громче. — Что бы у тебя ни произошло, я бы пережил. Надо было просто честно обо всем мне рассказать.
— Это не так просто.
— Серьезно? А избегать друг друга, не разговаривать? Вести себя так, как будто мы никогда не дружили? По-твоему, это просто? По-моему, не очень. Ненавижу притворство.
Тут у меня снова дал знать о себе желудок. Но это была не привычная тошнота, а какое-то медленное бурление.
— Я тоже, но…
— Если твоя тайна настолько велика, что ради нее ты решилась на такие жертвы, — Оуэн махнул рукой, указывая на студию, микрофон и нас посередине, — то ее явно нельзя держать в себе! Ты ведь знаешь.
— Нет, Оуэн, — возразила я, — это ты знаешь. Потому что тебя не пугает ни твоя злость, ни чужая. Ты прошел курс, а теперь применяешь на практике все свои фразочки, всегда говоришь правду и никогда ни о чем не жалеешь…
— Вовсе нет!
— Но я другая! — Я покраснела. — Совсем.
— Тогда какая, Аннабель? — спросил Оуэн. — Врушка, как ты призналась мне в день нашего знакомства? Брось! Это уж точно была самая настоящая ложь.
Я молча на него смотрела. У меня тряслись руки.
— Если бы ты действительно всегда врала, ты бы мне и тогда соврала, — сказал Оуэн, снова посмотрев на монитор. Шипение стало еще громче. — Вела бы себя, как будто ничего не случилось. Но ты поступила по-другому.
— Да, — ответила я.
— И не говори, что мне очень легко живется. Последние два месяца были ужасными! Ведь я даже не знал, что с тобой происходит. Что случилось, Аннабель? Что такого страшного, что ты даже мне сказать не можешь?
Я слышала, как бьется мое сердце, как пульсирует в венах кровь. Оуэн снова прибавил звук, шипение стало еще громче, и тут до меня неожиданно дошло. Так вот что со мной происходит! Я злюсь!
И злюсь по-настоящему! На Оуэна — за его обвинения. На себя — за то, что только сейчас решилась ответить. За то, что молчала столько времени. Ведь у меня уже давно появилось это чувство, но я считала, что нервничаю или боюсь. Но ошибалась.
— Ты не понимаешь, — сказала я Оуэну.
— Тогда объясни мне. Может, пойму. — Он пододвинул ко мне свободный стул и воскликнул: — И что, черт возьми, случилось с диском? Куда делась музыка? Ничего не слышно.
— То есть? — удивилась я.
Оуэн понажимал на кнопки и еле слышно выругался.
— На нем ничего нет! Он пуст!
— А разве не в этом вся суть?
— Какая еще суть? — спросил Оуэн.
«Бог ты мой!» — я опустилась на стул. А я-то думала, что Оуэн задумал что-то глубокое, мудрое, а это, оказывается… просто ошибка. Диск неисправен! Я ошиблась! Кругом!
Или нет.
Неожиданно звуки стали слишком громкими: голос Оуэна, удары моего сердца, шипение… Я закрыла глаза, пытаясь мысленно вернуться в свою комнату, где я так отчетливо слышала то, что пыталась очень долго заставить замолчать.
«Тсс, Аннабель, — раздался голос. Но на этот раз он прозвучал по-другому, знакомо. — Это ж я».
Оуэн убрал звук, и шипение прекратилось. Иногда такое случается с каждым человеком: мир затихает и слышно становится только собственное сердце. Нужно научиться распознавать его голос, а то никогда не поймешь, что оно говорит.
— Аннабель, — тихо и взволнованно сказал Оуэн. Его голос прозвучал ближе, чем раньше. — Что случилось?
Оуэн и так уже дал мне немало, но я решила в последний раз попросить его еще об одном одолжении. О том, что он и так умел лучше всех. Наклонилась и сказала:
— Не думай и не суди. Просто слушай.
* * *
— Аннабель! Мы сейчас включим фильм… — тихо проговорила мама. Она думала, что я сплю. — Ты готова?
— Почти, — ответила я.
— Хорошо. Мы ждем внизу.
Накануне я рассказала Оуэну не только о вечеринке. Я рассказала ему все. Про Софи, про выздоровление Уитни, про фильм Кирстен. Про то, как согласилась сняться в еще одном ролике, беседовала с папой об истории, слушала пустой диск. Оуэн очень внимательно меня слушал, а когда я наконец закончила, произнес всего одно слово, которые обычно ничего не значит. Но в его устах оно значило очень многое.
— Сочувствую, Аннабель. Сочувствую, что тебе пришлось такое пережить.
Возможно, я все это время ждала именно сочувствия. Не извинения, тем более от Оуэна, а признания того, что случившееся со мной ужасно. Но самое главное, я наконец-то смогла рассказать все от начала до конца. Хотя это не значило, что все осталось в прошлом.
— Что будешь делать? — спросил меня Оуэн. Мы стояли у его «лэнд крузера». Студию пришлось уступить следующим ведущим — двум веселым паренькам-риелторам из нашего города. — Позвонишь в полицию?
— Не знаю, — ответила я.
Думаю, при других обстоятельствах Оуэн бы незамедлительно высказал мне свое мнение. Но на этот раз он решил повременить. Одну минуту.
— Понимаешь, жизнь предоставляет не так много возможностей повлиять на ход событий. Но это — одна из них.
— Легко тебе говорить, — сказала я. — Ты всегда делаешь то, что нужно.
— Нет. — Оуэн покачал головой. — Я просто стараюсь как могу…
— …каждый раз. Знаю, — закончила я за него. — Но я боюсь. Не знаю, хватит ли у меня мужества.
— Конечно, хватит, — сказал Оуэн.
— Откуда такая уверенность?
— Но сейчас ведь хватило, — ответил Оуэн. — Пришла ко мне и рассказала правду. Далеко не всякий бы смог. А вот ты смогла.
— Пришлось, — возразила я. — Хотелось объясниться.
— Почему бы не объясниться еще раз? — спросил он. — Позвони этой женщине и расскажи ей все, что рассказала мне.
Я пригладила волосы:
— Не так все просто. Она же может вызвать меня в суд. Придется рассказать родителям, маме… Она не переживет!
— Переживет.
— Но ты же ее не знаешь.
— И что с того? Слушай, Аннабель, мы сейчас не о пустяках говорим. Поэтому поступай, как должна, а мама тебя еще удивит, вот увидишь.
У меня в горле встал ком. Очень хотелось верить, что Оуэн прав.
Он снял рюкзак, бросил его на землю и принялся в нем рыться. Я вспомнила, как Оуэн проделал то же самое в день нашего знакомства за школой, тогда мне и в голову прийти не могло, что он мне предложит. На этот раз Оуэн извлек из рюкзака фотографию.
— Держи. — Он протянул ее мне. — Для вдохновения.
Это была фотография с вечеринки у Мэллори: я в дверном проеме гримерной, без макияжа, со спокойным выражением лица, а позади — желтый лучик света. «Вот как ты выглядишь на самом деле», — сказал тогда Оуэн. Фотография у меня в руках стала доказательством того, что я не похожа на девушку со стены Мэллори, из рекламы «Копфса» или даже на той страшной вечеринке в мае. Что осенью, встретив Оуэна, я изменилась, пусть и поняла это только сейчас.
— Мэллори велела отдать ее тебе, но… — Оуэн замялся.
— Что «но»?
— …но я не отдал, — закончил он фразу.
Я знала, что не стоит спрашивать почему, но не удержалась:
— Почему?
— Она мне нравится. — Оуэн пожал плечами. — Захотелось оставить ее себе.
Днем я наконец-то набралась мужества и, крепко сжимая в руках фотографию, позвонила Андреа Томлинсон, чью визитку дала мне Эмили. Оставила сообщение, и Андреа перезвонила мне через десять минут. Эмили была права. Андреа оказалась очень приятной женщиной, и мы проговорили сорок пять минут. Она попросила меня прийти на всякий случай на следующий день в суд, и я согласилась, хотя и понимала, что будет означать мое там появление. Закончив разговор с Андреа, я позвонила Оуэну.
— Молодец, — похвалил меня Оуэн, когда я ему все рассказала. Его теплый, довольный голос приятно ласкал мой слух, и я прижала посильнее трубку. — Все правильно сделала.
— Знаю, — ответила я, — но теперь мне придется перед всеми…
