Ознакомительная версия.
Да, то, что у Женьки, оказывается, есть сын, было для меня откровением. Молчал, темнила. Даже лучшему другу не открылся, не похвастал. Об Ире я от него что-то слышал, но вовсе не больше, чем о других его многочисленных пассиях.
— Поплачь, Ира. Легче будет. — Мне стало ее очень жалко.
— В Канаду Женька тоже улетел в четверг. И я полечу туда. Я найду это место. Там, Саша, и поплачу.
Я вздрогнул:
— Почему ты назвала меня Сашей? Я Вадим.
— Извините, Вадим. Женя мне часто рассказывал о Саше. Это его лучший друг. Он его очень любил. Обещал с ним познакомить… Вы знаете Сашу?
— Саша Комаров тоже погиб, Ира. Мне тяжело об этом рассказывать. Можно не буду?
— Можно, — тихо разрешила Ира. — Налейте еще виски.
Я вылил остатки. Хватило только до половины стакана.
— Я обязательно полечу. Не знаете, Вадим, это очень дорого? Я коплю на квартиру, и у меня уже есть около пяти тысяч, — в синих глазах промелькнули гордость и надежда. — Как думаете, хватит?
— Еще останется. А то, что лететь решила, это правильно. От меня Женьке поклонишься.
Мы выпили. Опять не чокаясь и опять не закусывая.
— Может, сыграешь, Ириша?
Она молча достала из футляра старенькую потертую скрипку:
— Это любимый Женин романс.
Ира играла не только вдохновенно, этому бы я не удивился, она играла профессионально.
— Я консерваторию закончила, — предугадала мой вопрос Ира. — А то, что у метро выступаю, так мне очень деньги нужны. Не должен наш с Женей сын в этом коммунальном кошмаре жить, где с утра до вечера пьянка. Да и ночью тоже. В сентябре, кстати, меня ждут в музыкальной школе. Буду еще и частные уроки давать. Я заработаю. Я вытащу его оттуда. Моего Женечку. Единственного теперь… Всё, Вадим, я совсем пьяная. Пойду. Можно я иногда заходить буду? Наверное, мне должно быть тяжело здесь. Но нет. Как раз здесь мне спокойно и хорошо. Как будто Женька вот-вот появится… Все, пошла. Пьяная я.
Бережно уложив в футляр скрипку и захватив пару сигарет, она ушла, унося с собой щемящие сердце звуки любимого Жениного романса.
* * *
Пора бы приступать к расшифровке Баса. Но как? С чего начать? Пожалуй, начать надо с денег, неожиданно решил я. С оставшимися двумя сотнями в бумажнике много не расшифруешь. Тут вариант один — надо заводить «Ладу» и ехать в офис на Кондратьевский. Притом сейчас самое удобное время. Поздний вечер, на фирме ни души. А это как раз то, что мне нужно.
Однако буквально сразу же жизнь внесла в мои планы некоторые коррективы. Ухоженная Женькина «Лада», всего лишь один раз приветливо чихнув, заводиться категорически отказалась. Сел аккумулятор. Пришлось ставить его на зарядку и затем топать на улицу ловить такси. Впрочем, уже через полчаса я поднимался по знакомому крылечку к дверям родной фирмы. Теплая Женькина куртка и темно-синий костюм в полоску сидели на мне вполне прилично. Но это было не столь уж и важно. Во-первых, было темно, а главное, ни в офисе, ни вокруг него, ни даже рядом в аптеке не было никого. Привычно, практически на ощупь я открыл дверь, так же без проблем быстро разобрался с сигнализацией. Пройдя по коридору, вошел в приемную и включил свет. На дальней стенке, над стеклянным журнальным столиком, рядом с цветным ксероксом висела фотография в черной траурной рамке. Я так отвык от собственного лица, что, лишь прочтя надпись под фотографией, понял, чье же это фото. Короткие, но очень теплые строчки обо мне заканчивались сообщением о том, что завтра — сорок дней, и все желающие могут собраться на Северном кладбище в пятнадцать часов. Снизу подпись: «Коллеги по работе». Ну что же, очень даже трогательно! И вазочка на столике, и гвоздички в ней свежие, десять штучек. Не поскупились коллеги по работе. И информация тоже весьма кстати. Знаю теперь, где я захоронен, — на Северном. Рядом с мамой, наверное. Значит, кремировали меня, несчастного. И что завтра сорок дней, тоже знаю.
Ну а теперь пора и делом заняться. Вроде за деньгами пришел. Вот и кабинет с табличкой «Президент Комаров Александр Сергеевич». Молодцы, в очередной раз похвалил я коллег. В других фирмах еще и до кладбища руководителя не довезли, а табличка уже другая приколочена. Теперь, мол, я президент, прошу любить и жаловать.
Ключ от сейфа лежал на привычном месте — в ящике письменного стола, под кипами различных бумаг. Сейф мы с замом честно делили на двоих, но было в нем еще нечто, о чем и мой бравый заместитель не догадывался. Нет, вовсе не потому, что я заму в чем-то не доверял. Наоборот, он нормальный мужик, трудяга. Именно о таких в шутку говорят: «Если есть хороший зам — ничего не делай сам». И он делал! А как же тогда не доверять? В любой фирме должен быть свой человек, на которого полностью можно положиться. Иначе какая работа? У меня в фирме такими людьми были мой заместитель и, пожалуй, еще главный бухгалтер, или, точнее — бухгалтерша. Оба опытные, скромные и милые. А главное, их давно и хорошо знала Инна, моя вторая жена. Надо сказать, что и они относились ко мне с уважением и одновременно как-то очень сердечно. Представляю, каким ударом было для них известие о моей смерти. Надо сказать, доверял я им безоговорочно и абсолютно во всем. Ну а секрет тот сейфовый… так что же? Каждый человек, в конце концов, имеет право на свои маленькие тайны.
Выложив все, что было в сейфе, на письменный стол, я подцепил острием ключа поддон и надавил на дальний правый угол. Металлический, обтянутый зеленым сукном лист приподнялся, открыв на дне сейфа небольшую нишу. И уже вскоре несколько сотенных зеленых купюр и увесистая пачка перетянутых резинкой российских пятисоток покоились в карманах куртки. Оставалось аккуратно, не нарушая последовательности, уложить все назад, и можно было уходить. Но я ошибся…
Перебирая в основном хорошо знакомые мне папки с документами фирмы, скоросшиватели с лицензиями и всевозможными разрешениями, среди всей этой знакомой мне кучи картона, бумаг и тесемочек я неожиданно заметил синюю пластиковую папку с застежками на липучках. Раньше ее в сейфе я никогда не видел.
Удобно устроившись за столом в массивном кожаном кресле, я включил настольную лампу, закурил и принялся внимательно изучать содержимое папки. Думал, уложусь минут в двадцать, не больше. Но минуло два с половиной часа, пепельница почти до краев наполнилась окурками, а я все сидел и сидел над документами, просматривая их вновь и вновь. Нет, я их не читал — я их уже помнил наизусть! Мне оставалось еще немного, чтобы до конца разобраться и представить реальную картину.
Это был как бы пасьянс. Только, чем дольше я его раскладывал, тем меньше мне хотелось жить на белом свете. И как Комарову, и как Нестерову. Больно хреново у меня все выходило. Очень даже хреново! Честно говоря, больших сомнений в том, что последние мои невеселые приключения так или иначе связаны с бизнесом, у меня и раньше не было. И если уж я взялся искать ту ниточку, за которую надобно дернуть, чтобы распутать весь этот клубок, то искать ее необходимо было как раз где-то на фирме. А чем, собственно говоря, я еще мог быть интересен Басу и его компании?! Бизнес-то ведь действительно хорош! По моим расчетам, уже где-нибудь года через два он обещал приносить серьезный доход. Не столь дальние планы предполагали и создание нескольких филиалов в других городах, ну а там — и выход на международную арену…
Да, я понимал, что ниточка должна быть здесь. Где же ей еще быть? Но мне и в голову не могло прийти, что кончик ее находится в моем кабинете. В моем сейфе. Точнее, в этой синей пластиковой папке с застежками на липучках.
Если в двух словах, то картина получалась вот какая. Фирма уже не принадлежала ни мне, ни моему покойному другу. Не принадлежала она и Инне, моей единственной наследнице. Всеми акциями фирмы, судя по документам, владел теперь некий Басов Анатолий Анатольевич. По «пасьянсу» выходило так, что я, Женя и Инна передали этому Басову все акции. На документах стояли наши подписи. Моя — строгая директорская, аккуратно вырисованная Иннина и залихватская подпись Женьки. Притом, судя по дате, Женя ставил свою подпись, уже давно покоясь в холодных водах Онтарио. Так что подпись его была откровенной липой. А вот в подлинности двух остальных я не сомневался. Жена моя расписывалась по-старинному витиевато и сложно, подделать же мою банковскую, отработанную годами подпись было невозможно вообще. Правда, уезжая в командировку, я обычно оставлял заму несколько подписанных чистых листов. Как говорится, на черный день. Но как тогда быть с Инной?
Заинтересовал меня и большой желтый конверт. В нем, к великому моему удивлению, я обнаружил два авиабилета. Вылет — послезавтра. Один билет на имя зама, другой — главбухши и оба — на солнечный Тенерифе. Там же, в конверте, лежал контракт с некой испанской фирмой на покупку двух коттеджей и цветастый вексель на предъявителя в кругленькую сумму триста тысяч евро.
Ознакомительная версия.
