Ричард посмотрел мне в лицо.
— Мой брак — одно лишь название, — сказал он. — Уже много лет.
Ему и не нужно было что-то добавлять — или объяснять, что он имел в виду. Мне это было слишком хорошо знакомо: медленное, тихое угасание страсти; утрата всякого желания, потребности; чувство отчужденности, коим сопровождаются редкие мгновения близости; одиночество, водворившееся на моей стороне кровати… и, вне сомнения, на его тоже.
— Это и мой случай, — сама того не желая, призналась я Ричарду, осознав, что еще один рубеж перейден.
Молчание.
— Можно спросить вас кое о чем? — произнесла я.
— О чем угодно.
— Сара. Как сложилась ее судьба?
— Буквально через неделю после того, как я получил от нее письмо, она уехала из Брансуика. В Анн-Арбор, где ее подруга подыскала для нее работу в университетской библиотеке. Развелась с мужем. Тот получил место штатного преподавателя в колледже и по-прежнему живет с профессором из Гарварда; фактически, они женаты. Года через два после отъезда она прислала мне письмо — любезное, сухое, в какой-то мере дружелюбное, — в котором сообщала, что познакомилась с неким научным сотрудником из Мичиганского университета. Он писал докторскую диссертацию по астрофизике, представьте себе. Сара была на седьмом месяце беременности. Значит, она все-таки решила рискнуть еще раз. Я, конечно, пришел в отчаяние, но был искренне рад за нее. Следующую весточку от нее я получил лишь через пять лет: мне по почте пришел ее первый опубликованный сборник поэзии. Письма не было. Только книга, отправленная издательством, очень уважаемым — «Нью дайрекшнс». Из короткой биографической справки на суперобложке я узнал, что она живет в Анн-Арборе с мужем и двумя детьми. Так что она дважды стала матерью. С тех пор… мы окончательно утратили связь друг с другом. Хотя, пожалуй, это не совсем так: я приобрел пять сборников ее стихов. Мне также известно, что последние двадцать лет она преподает на факультете английского языка и литературы в Мичигане и что ее последний сборник был номинирован на Пулицеровскую премию. Так что она сделала неплохую карьеру.
Молчание.
— И она по-настоящему любила вас. — Это я постаралась произнести как утверждение, а не как вопрос.
— Да, любила.
Я коснулась его руки, переплела его пальцы со своими. Сказала:
— Вы и сейчас любимы.
Молчание. Наконец он посмотрел на меня и произнес:
— Пойдемте отсюда.
На город опустилась ночь. Похолодало. Было холодно и темно, низко стелился туман, поднимавшийся с близлежащего залива.
Едва мы вышли на улицу, меня вновь одолели сомнения: укоряющий голос внутри меня твердил, что я ступаю на очень опасную территорию. Сделаешь этот шаг, и все, изменится. Изменится безвозвратно.
Как мелодраматично! Я всегда была хорошей девочкой. Серьезной девушкой. Очень ответственной взрослой женщиной. Надежной, верной, всегда готовой подставить плечо. И хотя я была почти уверена, что Дэн мне никогда не изменял, его отчужденность я воспринимала как своего рода предательство.
Ты только послушай себя! Вечно ведешь сама с собой бесконечные переговоры. Ты только что призналась в любви этому мужчине и тут же начинаешь возводить преграды. А этот мужчина не понаслышке знает об утраченной любви, знает, что значит быть загнанным в ловушку по собственной воле. И этот мужчина говорит тебе то, что говоришь ему ты: что вы созданы друг для друга, что у вас есть шанс, если только вам хватит смелости…
— Пойдем к заливу? — спросил меня Ричард. — Или хотите в галерею?
— Я хочу…
В мгновение ока мы оказались в объятиях друг друга. Целуемся страстно, исступленно, льнем друг к другу в неистребимом желании, в неутолимой потребности. Словно в нас обоих сработал некий детонатор. Внезапный взрыв поглотил все годы тоски и подавления чувств, разочарований и эмоциональных провалов. Это так восхитительно — вновь ощутить на себе мужские руки. Руки мужчины, который желает тебя. Которого желаешь ты.
Ричард на мгновение разорвал наши исступленные объятия, взял мое лицо в свои ладони и прошептал:
— Я нашел тебя. Все-таки нашел.
Я почувствовала, как напряглась всем телом. Но это напряжение было вызвано не сдержанностью, или страхом, или реакцией на его слова: «Лучше б он этого не говорил». Напротив, это мгновение внутреннего натяжения было всего лишь прямым подтверждением всего того, что я чувствовала, всего того, что переполняло меня сейчас.
— И я тебя нашла, — прошептала я в ответ.
И мы снова стали целоваться, будто влюбленные, которые были разлучены целую вечность и предвкушали эти минуты страстного воссоединения неделями, месяцами, годами.
— Пойдем куда-нибудь, — прошептала я.
— Давай снимем номер.
— Но не в той мерзкой гостинице.
— Согласен.
— Слава богу, что в тебе есть романтическая жилка.
— Я — тот самый романтик, который всю жизнь искал тебя.
Мы снова надолго прильнули друг к другу в поцелуе.
Потом Ричард сказал:
— Пожалуй, нужно взять такси.
Одной рукой крепко обнимая меня, взмахом другой он остановил проезжавшее мимо такси. Мы забрались на заднее сиденье.
— Тремонт девяносто, — сказал Ричард водителю.
Едва такси тронулось с места, мы опять припали друг к другу. В какой-то момент я открыла глаза и увидела, что таксист смотрит на нас в зеркало заднего обзора. Что он думает? Странная парочка, ведут себя как шестнадцатилетние подростки? Или завидует? Думает о собственной жизни? Какая разница, что он думает.
Ладонь Ричарда скользнула под мою водолазку. Я ощутила на спине тепло его кожи и подавила тихий стон наслаждения. Такое же упоительное чувство пронзило все мое существо, когда я ощутила на своем бедре жар его возбужденной плоти. Он едва обуздывал свой пыл, сжимая меня в своих объятиях. Я желала его так сильно, как не желала никого с тех пор…
Такси затормозило перед входом в гостиницу. Через минуту мы уже стояли в ее вестибюле. Интерьер элегантный, современный, роскошный. Держась за руки, мы с Ричардом подошли к стойке регистрации, за которой находилась молодая женщина лет двадцати пяти, всем своим видом старательно демонстрировавшая невозмутимость.
— Мы хотели бы снять номер, — сказал Ричард.
Девушка быстро смерила нас взглядом, обратив внимание и на наши обручальные кольца, и на то, как мы держимся за руки. Мы пришли прямо с улицы, да еще и без багажа, явно сгорали от нетерпения поскорее подняться наверх и отгородиться от всего мира за закрытой дверью. Все это, должно быть, подтолкнуло ее к выводу, что мы, возможно, и женаты, но не муж и жена.
— Номер у вас забронирован? — уточнила она безразличным тоном.
— Нет, — ответил Ричард.
— Боюсь, в таком случае я могу вам предложить только люкс для VIP-персон. Но это семьсот девяносто девять долларов за одну ночь.
Я видела, что Ричард, услышав цену, пытается не побледнеть. Я, конечно, была в шоке. Стоимость номера соответствовала моему недельному жалованию.
— Можно пойти куда-то еще… или даже вернуться в наш отель, — шепнула я ему на ухо.
Ричард в ответ лишь поцеловал меня и достал из кармана свой бумажник.
— Мы возьмем люкс, — сказал он девушке, положив на стойку свою кредитную карту.
Спустя две минуты мы уже поднимались в лифте на верхний этаж. Моя рука по-прежнему в его руке, мой взгляд прикован к его лицу. Мы оба молчали. Желание и страх — вот что поглотило меня. Но страстное томление, жажда плотских наслаждений вытеснили из лифта в коридор не нашего этажа все дурные опасения, что владели мной. Я желала его. Желала сию минуту.
Лифт остановился на нашем этаже. Мы прошли по коридору к большим двустворчатым дверям. Ричард вставил в отверстие ключ-карту. Раздался характерный щелчок. Он привлек меня к себе. Мы ввалились в номер.
Я почти не обратила внимания на обстановку. Заметила только, что номер просторный, кровать находится в соседней комнате, свет приглушен. С того момента, как дверь захлопнулась за нами, мы уже не разжимали объятий. Двигаясь зигзагами, добрались до спальни. Целуясь исступленно, сорвали друг с друга одежду, рухнули на кровать и утонули в необузданной страсти, какую, если повезет, можно испытать лишь раз-два в жизни. Этому можно было дать лишь одно определение — неистовая, первобытная любовь.
Мы потерялись во времени. Одно только было важно: мы вместе, на этой постели, погруженные друг в друга, захлестнутые значительностью происходящего.
А потом, когда возбуждение чуть улеглось, он взял мое лицо в свои ладони и прошептал:
— Всё изменилось. Всё.
