– Не знаю! Ну вот скажи, скажи, почему я тебе должна верить? Столько времени прошло! А у тебя никаких доказательств! Одни разговоры, которые ты мог у другого подслушать.
– Ладно. Сейчас я тебе одну вещь скажу. Не о тебе, о себе. Но ты ее знаешь. А мужик никому бы об этой вещи не рассказал, постеснялся бы. Я тебе тоже не хотел напоминать.
И до того вещь эта оказалась тайная, что Константин даже здесь, где никто не мог подслушать, не захотел о ней говорить открыто. Он подошел к Липкиной и что-то прошептал ей на ухо.
Она обомлела, посмотрела ему прямо в глаза и сказала тоже шепотом:
– Вспомнила! Надо же! Думала – напрочь забыла, а вспомнила.
И рассмеялась.
– Смешного мало вообще-то, – буркнул Константин.
– Да брось ты! Свои же люди!
Этим восклицанием Мария Антоновна признала мужа.
А признав, сказала то, что носила в себе многие годы:
– Если бы ты знал... Если бы ты знал, как мне было одной плохо...
И был после этого задушевный вечер, а утром Липкина кормила Константина уже не простой яичницей, а свежим куриным супом с молодой картошкой, со всякой зеленью.
Хлопоча, вошла в очередной раз со двора в дом и вдруг беспричинно рассмеялась.
– Ты чего? – спросил Константин.
– Да иду сейчас в дом и думаю: господи, а ведь там мужик сидит... Так странно стало, что даже смешно!
И тут же вспомнила о хозяйстве:
– Три овцы всего осталось, а кудлатые – ужас. Постричь бы.
– Давай постригу.
– Не забыл?
– Этого не забудешь. Я когда-то всё село обстригал. Машинка моя цела?
– Цела!
Липкина принесла электрическую машинку для стрижки, завернутую в промасленную бумагу. И провод-удлинитель нашелся.
Константин отправился стричь овец.
Дело это непростое. Надо овцу поймать, правильно ее уложить или, другой способ, усадить на крестец спиной к себе, прижать голову к своим ногам, стричь быстро, чтобы овца не опомнилась и не начала брыкаться, брать не слишком длинно, но и не настолько коротко, чтобы задеть кожу, да еще всякие шишки и болячки есть под шерстью, отхватишь ненароком – овца ульется кровью.
Со всем этим Константин отлично справился, через полчаса три овцы гуляли голые, а он указывал Липкиной, собиравшей шерсть:
– Ты не комкай. С живота отдельно, со спины отдельно, это же разная шерсть!
– Носки вязать – какая разница? А приемщик берет всё чохом.
– Чохом! Безграмотность!
На этот раз ворчание Константина по поводу недостатков нашей жизни Липкину ничуть не раздражало. Наоборот, она принимала это за норму: мужчина в отличие от женщины просто обязан иметь свое оригинальное мнение о жизни. Женщина же должна ее понимать и принимать такой, как она есть. Без вопросов. (То есть вопросы возникают, но – личные, о себе и близких.)
Увидев такую ловкую работу, Сущева попросила остричь и свою единственную овцу.
Константин не отказал.
12
Константин не отказал и ей, и всем, кто обратил– ся: по селу разнесся слух, что появился замечательный стригаль, а овцы почти у всех ходили кудла-тые.
О Константине до всех было доведено: он бывший муж Липкиной, который стал жертвой врачебной ошибки и считался умершим, но выжил, потерял память от болезни, скитался, потом всё вспомнил и вернулся.
Андрей Ильич, пришедший полюбопытствовать, пожал Константину руку и спросил:
– Кроме стрижки еще что-то умеете?
– Я много чего умею.
– Вступайте к нам в ОАО. Будете официально работать.
– Я не против.
– Тогда, не откладывая, жду сегодня с заявлением и паспортом.
Константину это не понравилось.
– Не знаю. Я еще подумаю. Я, может, индивидуальной трудовой деятельностью займусь.
Андрей Ильич тут же обиделся:
– Дело ваше!
Вечером Липкина кормила Константина ужином, хлопоча вокруг так, как обычно хлопочет жена, ублажая утомившегося мужа.
– Говоришь, болеешь, а сам вон как... – сказа-ла она.
– Одно другому не мешает. Только не думай, что я теперь буду с утра до вечера горбатиться.
– Господи, да хоть ничего не делай! Нам двоим много, что ли, надо...
Поужинав, Константин захотел пройтись. Липкина собралась с ним, но он урезонил:
– Маш, неудобно уже. Ходим всё время как с жених с невестой!
Она тут же согласилась:
– Тоже правильно, иди. Мужчина должен один побыть. Иди. Выпей с кем-нибудь, если хочешь. Ты заработал, возьми вот! – и она дала ему денег.
На улице Константин первым делом встретил Ваучера.
– Видел, как ты работаешь: мастер! – похвалил его старик.
– Дело знакомое. У нас это в роду. И дед умел, и отец.
– Чего-то ты путаешь. Отец у тебя с одной рукой был, с одной рукой как стричь? Это невозможно.
– Возможно. Он стриг, а другие держали.
– Ну разве что...
Этот разговор вызвал у Константина нехороший осадок на душе. Он свернул к магазину, а там Гена и Михалыч считали деньги: у них не хватало.
– Угощаю, мужики! – широко сказал Константин. И Шуре: – Как обычно. Коньяк, бутылка водки.
– Две! – тут же уточнил Михалыч.
Константин усмехнулся:
– Нас трое вообще-то. Три.
И, взяв горючее, они пошли к геодезистам отмечать знакомство. При этом Михалыч сразу же убрал инструменты в подпол – чтобы потом не забыть это сделать.
Через час Константин рассказывал благодарным слушателям:
– И тут я соскальзываю – и под бревна! А это верная смерть!
– Почему? Проплыл под водой, в другом месте вынырнул, – сказал Гена.
Константин посмотрел на него с добродушным высокомерием:
– В каком другом месте? В каком другом месте, если вся река на протяжении двадцати километров в бревнах от берега до берега! Залом! А упал-то я с динамитной шашкой. И фитиль уже горит!
– В воде?
– Он везде горит. И в воде, и в снегу. Под землю закопай – всё равно горит. Специальная смесь, пропитанная кислородом! Вы слушайте! Что делать? Тонуть? Взрываться вместе с шашкой? Мысль работает лихорадочно! Я всовываю шашку между бревен. Отплываю, зажимаю уши, чтоб не оглохнуть. Взрыв! И я быстро – в то место.
– Выплыл? – спросил Гена.
– Как видишь!
И Константин продолжил рассказы о своей жизни.
13
Константин продолжил рассказы о своей жизни, но мы их слушать не будем. Замечено: хоть жизнь у людей и разная, но большинство рассказывает о ней одинаково. И вроде интересные случаи, но слушаешь час, другой, третий – и начинает казаться, что ты слышал это от кого-то другого, причем не один раз.
Гораздо интересней послушать, что говорит Наташа, сидя на подоконнике комнаты Нины, видя Нестерова, который идет по улице, направляясь домой, как бы даже и не глядя в сторону дома Нины.
– Может, мне уйти? – с улыбкой спросила Наташа.
– С чего это?
– Ну, он идет, видит меня и не заходит. Мешаю.
– Кто? – Нина выглянула. – А...
И больше ничего не сказала.
– Почему всегда в жизни неравенство? – спросила Наташа. – Вот с Кравцовым было: ты за ним, он от тебя, извини, конечно. Жену любил, случается такое в жизни. А тут наоборот – Нестеров за тобой, ты от него. Или нет?
– Не знаю. Кравцов что... Я тогда совсем маленькая была. А теперь взрослая. Даже очень. Я же развиваюсь. Но когда с ним говорю, опять будто дурочка деревенская. Мне это неприятно.
– А не надо бояться дурочкой быть. Я вот не боюсь. Могу даже проверить, как он к нам, дурочкам, относится. Если разрешишь.
– Да пожалуйста!
Наташа, посмеиваясь, вылезла в окно. Она выждала, когда Нестеров зайдет домой, и через несколько минут постучала.
– Открыто!
Она вошла и невинно спросила:
– Здравствуйте. Нина не у вас?
– Ты знаешь, что не у меня.
– Откуда я знаю, ничего я не знаю!
– Ты только что была у нее дома. И ее я тоже видел.
– Какое у вас зрение! – похвалила Наташа. – Но вы не думайте, я не зачем-нибудь там. У меня реально конкретный повод, – сказала Наташа, ввернув модные городские слова.
– Какой?
– Можете мне дать установку, чтобы я не спала, когда читаю? Мне готовиться надо, хочу попробовать всё-таки поступить. В медучилище. Ну вот. Вечером начинаю читать – и тут же падаю. Днем тоже. Хорошо, я тогда высыпаюсь, сплю часов десять и сразу с утра беру книгу. И будто не спала – так опять спать хочется, не могу!
– Случай сложный, – оценил Нестеров. – А когда ты не хочешь спать?
– Да я всё время хочу вообще-то, – призналась Наташа. – Нет, когда гуляю, в речке плаваю – не хочу. Когда ем – тоже не хочу. Да, еще когда с мужчиной разговариваю – тоже как-то не тянет. Даже когда не разговариваю, а просто. Общаюсь.
– Уже легче. Возьми, – он протянул Наташе книгу.
– Зачем?
– Садись вот здесь и читай. Проведем эксперимент.
Наташа вздохнула и села с книгой.
А на дворе уже была ночь.
В доме геодезистов темень и храп.
Вдруг – тихий скрипящий звук. Чьи-то руки открывают люк подпола и вытаскивают оттуда штатив теодолита, а потом и всё остальное.
А Наташа усиленно смотрела в книгу, но видно было, что читать не в силах. Нестеров взял у нее книгу:
