— Напиши.
Лена пробежалась карандашом по бумаге и вернула лист Аслану. Он набрал внутренний номер и приказал невидимому собеседнику:
— Пробей-ка мне номерок, — и продиктовал цифры.
Положив трубку, он перевел взгляд на Кашина.
— А ты, что, Стас? Почему ты ко мне не пришел? Пришел бы, сказал: Аслан, вот такое дело! Я, что, тебе денег не дал бы?
— Договорились, Аслан! — рассмеялся Стас. — Я тебе завтра пришлю список проектов.
— Опять ты паясничаешь! Всю жизнь паясничаешь!
Андрей Николаевич выдавил улыбку.
Зазвонил телефон. Аслан приложил трубку к уху. Несколько секунд он слушал собеседника, бросая в сторону Андрея Николаевича и Кашина свирепые взгляды. Председатель правления опустил голову, Стас принялся скрести подбородок.
— Два идиота, а! — воскликнул Аслан, положив трубку. — Один грузинских воров ко мне в банк пускает, другой деньги у них берет.
— Не, Аслан, ну, какие еще воры! Никаких там воров близко не было! — воскликнул Кашин.
— Да, не хватало еще, чтобы они ко мне в банк явились! — закричал Аслан. — Андрюша, ты вообще проверяешь, кого на работу берешь?! Ты там вообще что делаешь?! Ты уверен, что она не наши деньги взяла?
— Да что ты, Аслан?! — председатель правления выдержал театральную паузу и добавил. — Гарантию даю: ни копейки из банка не пропало!
— Я принесла эти деньги из дома, — осмелилась заявить Лена.
— Вот и отдайте ей деньги, отвезите домой прямо отсюда, чтобы больше ее в банке не было! — распорядился Гаджигулиев и, повернувшись к Лене, спросил: — Где ты живешь?
— Там же, — ответила Лена.
— Где — там же? — вскинул брови Аслан.
— Вы же знаете теперь, где Мераб живет, — пояснила Лена.
— Сколько ты ей должен? — спросил Аслан Кашина.
— Триста пятьдесят пять тысяч долларов, — вместо Стаса ответила Лена.
— Сто семьдесят отдам и хватит, — заявил Кашин.
— Триста пятьдесят пять тысяч долларов, — повысила голос Лена.
— А! Какая женщина! — воскликнул Аслан. — Андрюша, вот я ее вместо тебя на банк посажу. Ну, долго будете голову морочить мне! Стасик, сколько ты ей должен?
— Сто семьдесят тысяч она мне давала.
— И сто восемьдесят пять тысяч моя доля в прибыли, — заявила Лена.
— Аслан, ты же сам знаешь, никакой вор про прибыль говорить не станет. Иначе барыга он, а не вор, — сказал Кашин, не обращая внимания на Лену.
— Да! — сверкнул глазами Гаджигулиев. — Ты сам ему об этом скажешь?!
— Нет, ну что я…
— А кто? Я? Я за такие деньги наклоняться не стану! Я завод покупаю! И — что, мне надо, чтобы кто-то сказал, что Аслан за двести тысяч войну затеял! А ты, слушай, когда ты мужчиной будешь?! Отдай что ей причитается!
Через два часа Лена оказалась дома. Она сидела на полу и то плакала, то хохотала, перебирая десятитысячные пачки долларов. Утерев слезы, она набрала номер Кабанова.
— Миш, привет! Извини, бога ради, извини! Подвела я тебя, но, честное слово, не по своей вине. Форс-мажор вышел. Миш, меня с работы выгнали! Деньги? Да с деньгами-то все в порядке. Деньги со мной, дома. Миш, я вот что спросить хотела: ты вот деньги сейчас заберешь, а взамен давай я свои вложу, а ты в партнеры меня возьми, а?
Размышляя над новым проектом, Лена наблюдала через окно за движением по набережной. Во двор въехал «лэнд круизер» службы безопасности. Открылись дверцы, из машины вывели мужчину в потертых джинсах, жестом приказали пройти в офис. Двигался он неохотно, но и не сопротивлялся.
— Эля, кого это привезли? — спросила Лена секретаршу.
— Сейчас узнаю, Елена Александровна.
— Попроси, чтобы этого человека пригласили ко мне, — велела Лена.
Через несколько минут к ней заглянул начальник службы безопасности.
— Елена Александровна, это мы пирата очередного отловили…
— Я просила привести его ко мне.
— Хорошо.
— И оставьте нас. Я сама с ним поговорю.
Начальник службы безопасности посторонился и пропустил внутрь мужчину в потертых джинсах. Затем закрыл дверь, сначала не до конца, словно его служебное чутье протестовало против неразумного распоряжения хозяина, затем все-таки дверь притворилась полностью.
Мужчина в потертых джинсах с изумлением взирал на хозяйку кабинета.
— Ты?
— Я. Присаживайся.
Передвигаясь, как зачарованный, он опустился в кресло за низким, журнальным столиком. Лена села напротив.
— Значит, торгуешь пиратскими копиями моих дисков, — сказала она.
— Ну, так вот как-то…
— Дела совсем неважно? — спросила она.
— Так как-то…
— Хочешь, приходи ко мне на работу? Займись распространением легальной продукции.
— Лен, я даже не знаю! Я не видел вас. Уже столько лет. А ты… ты мне работу предлагаешь!
— Не видел нас столько лет, — повторила она. — Сколько — столько. Три года прошло. Мог бы и найти время…
— Да я, я, — он опустил голову, уткнулся в ладони. — Мне, понимаешь, не с чем прийти было…
— Да ты бы просто пришел и все.
— А ты… ты здесь… ты кто?
— Генеральный директор. Фирма на семьдесят процентов принадлежит мне. Игры делаем, клипы всякие снимаем. Да что мы сидим-то?! Подожди, я чаю закажу. Чай будешь или кофе?
— Да чего-нибудь, — махнул он рукой. — Чай или кофе, что ты будешь, то и мне давай.
Пока Эля расставляла чашки и вазочки с конфетами и фруктами, он сидел, подперев рукой подбородок. А когда секретарша ушла, через силу выдавил:
— Лен, а сейчас можно? Я Татулю увидеть хочу…
— Конечно. Знаешь, как она будет рада!
— А что ты ей говорила?
— Говорила, — вздохнула Лена. — Говорила, что тебе пришлось уехать за границу. Кажется, она воображает тебя беглым олигархом.
Надо ж было случиться так, что именно в тот день, когда ударил мороз, у хозяина лопнуло терпение и он выгнал Потапыча из дома. Дети, которые подобрали его неделю назад на улице, еще не вернулись из лицея, и заступиться за него было некому. Впрочем, он подозревал, что они несильно расстроятся, потому что их любви хватило лишь на пару дней, необходимость каждые утро и вечер водить его на прогулки тяготила их, а убирать за ним они попросту брезговали. И он превратился — уже в который раз! — в старого бездомного пса.
С тех пор, как его Настоящего Хозяина увезли люди в белых одеждах, в жизни Потапыча началась черная полоса и, хотя то и дело находились доброхоты, которые умилялись, глядя на бассетхаунда, и приводили его к себе домой, настоящего просвета он не видел. Все его благодетели через два дня обнаруживали, что «любить» и «думать, что любишь» — совершенно разные вещи, и собаку выставляли за дверь. Конечно, можно было нанять робота для ухода за животным, но это было равносильно тому, что приютить в доме отдельную семью, состоящую из этого робота и собаки. К счастью, среди всех этих доброхотов не было приезжих, и Потапыч оставался в родном Теплом Стане, где знал еще с щенячьей поры каждый закоулок и каждый подвал.
Вот почему, оказавшись в очередной раз на улице, пес не суетился, не приставал к прохожим, а, оглянувшись в последний раз на серый автомобиль — новый хозяин, стыдясь знакомых, отвез его в соседний микрорайон, — деловито потрусил вдоль длинного зеленого дома в сторону школьного двора. Ворота оказались открыты, и это было очень кстати, потому что избавило от необходимости рыть подкоп под забором — занятие, крайне неприятное в такой морозный день. Пес пробежал мимо школы, номера которой он не знал, и оказался в смежном дворе другой, сто двадцать шестой, школы, которую он запомнил, поскольку его Настоящего Хозяина приглашали в нее несколько раз вести уроки рисования. Он остановился и слегка потянул морозный воздух, в котором чувствовался запах школьных котлет, доносившийся с левой стороны. Пес замялся, размышляя над тем, как поступить: отправиться к школьной столовой и полаять под дверью в расчете на то, что повариха выбросит объедки, или бежать дальше к своей цели, не отвлекаясь по пустякам. Он не был голоден — хозяин щедро накормил его перед тем, как выгнать; он вывалил в его миску содержимое трех консервных банок, но от самого него пахло так гаденько, что Потапыч сразу понял, что это последняя кормежка в этом доме, и у него напрочь пропал аппетит, но, слава богу, хватило благоразумия через силу сожрать предложенное ему мясо. В конце концов, пес решил не тратить время на недоеденные школьниками котлеты. Прощальной трапезы было вполне достаточно, чтобы бежать вперед к своей цели, туда, где ПУСТО, как любил говорить Настоящий Хозяин, туда, где Покой и Умиротворение, Свет и Тепло и очень много Объедков.
Пес обежал вокруг здания и оказался на школьном стадионе. Он бросился напрямик через футбольное поле, но едва переступил беговую дорожку, как его лапы разъехались в разные стороны и он растянулся на льду, больно ударившись мордой. Потапыч заскулил, осторожно поднялся и прокрался назад на припорошенную сухим снегом беговую дорожку. Почувствовав под подушечками смерзшийся гравий, на котором лапы не разъезжались, пес потрусил увереннее. Он обежал вокруг футбольного поля, превращенного на зиму в каток, и оказался возле задних ворот, створы которых были связаны цепью, но не туго. Пес протиснулся в щель и оказался возле еще одного длинного зеленого дома. Он пробежал под аркой, мимо продовольственного магазина, через улицу Академика Варги и наконец оказался в Теплостанском проезде, ведущем к Ленинскому проспекту. Потапыч побежал дальше вдоль проезжей части по маленькой тропинке, протоптанной вдоль высокого кирпичного забора Диспетчерского Центра.
