А теперь все знаю! И давление крови, и кислотность мочи, и белки, и желтки, затемнения, замедления, артриты, гастриты, уретриты…
Как прекрасен Божий мир! Сколько в нем таинственного, чудесного, непознанного! Сколько путей ведут к его постижению.
Вот, например, канадский врач в Баньоли идет к нему путем Жака Далькроза, ритмическим. После всех механических, бактериологических, микроскопических и прочих анализов он сам лично осматривает избравших его страну мужчин и женщин, осматривает, конечно, в полностью натуральном виде, то есть, как мать родила.
После соответствующих прощупываний, простукиваний и просматриваний переводчик командует:
— Отведите в сторону левую ногу и делайте ею круги! Так. Теперь правой!
Канадец созерцает и подсчитывает ритм.
— Уан, ту, три…
— Теперь руки в стороны и делайте правой треугольник, а левой квадрат!
— Уан, ту, три, фор…
— Плавно вращайте торсом! Приседайте!
Жена моя наотрез от этой ритмики отказалась, и Канада исчезла с нашего горизонта, но соседка по паравану, старуха-хорватка, ехавшая с двумя внуками к сыну — лесорубу, протанцевала не хуже Лифаря. Не даром же говорится: нужда скачет, нужда пляшет, нужда песенки поет.
***
Сколько я раз регистрировался и сколько написал биографий сказать точно не могу. Для этого высшая математика требуется, сочетания там разные, интегралы, бесконечности… Я этой премудрости не учен.
Вот география — другое дело. Я ее теперь крепко вызубрил.
Во-первых, для уточнения прошлого.
В 42-ом году вы были в Ставрополе, спрашивает некто в сером, а в 44-ом в Берлине. Перечислите точно, через какие города вы ехали.
— Через Кавказскую, Ростов, Николаев, Одессу… Пшемышль, Бреслау… — уверенно рапортую я. Теперь у меня все это продумано до конца, сведено в стройную систему: и на какой улице жил, и где обедал, и откуда деньги на обед брал… Теперь меня никто не собьет, а первое время путался. Спросит, например, некто:
— На какой улице вы жили в Бреслау?
А вы в этом Бреслау и не были никогда. Но отвечайте твердо:
— На улице Фридриха Шиллера номер 606! — и уже потом не забывайте про этого старого романтика, в тетрадочку запишите. Он, Шиллер этот, обязательно на одном из следующих допросов опять выскочит. Спутаете его с Гете, — кончено ваше дело. А, главное, не забывайте того, что этот некто, безусловно, безграмотнее вас на какой-бы низкой ступени ликбеза вы ни стояли.
Проходя цикл практикумов по изучению демократических свобод, не забывайте тщательно следить за диалектикой их трактовки.
— Кого сегодня режут? — спрашиваю я выскочившего из дверей.
— Колхозников дорезают и профсоюзы подрезывают! Меня за колхоз в коммунисты зачислили.
Ну, это мне не страшно. Колхоза в моем историческом повествовании нет, а вот о профсоюзах надо подумать.
И хорошо, что подумал во-время.
— Вы преподавали в высшей школе, — говорит некто, — следовательно, состояли в профсоюзе.
— Нет, — уверенно отвечаю я, — не состоял.
— Как же, ведь там это обязательно?
— Для полноценных граждан обязательно, а лишенцев, наоборот, в профсоюзы не принимают. Теперь считайте: с 21-го по 32-ой год я в ссылке. Это у вас отмечено. Добавьте пять лет поражения в правах, но в 34-ом я снова сослан до 37-го и еще пять лет поражения… Точно, как в аптеке!
Переводчик спускает три пота, разъясняя термины «лишенец», «пораженный», контролирующему нас великому знатоку русского вопроса. Наконец, я слышу:
— О'кэй!
— Сорвалось с профсоюзом? — отвечаю я по-русски с самой любезной улыбкой. — Накось, выкуси!
Консулы, те любят говорить на культурные и гуманитарные, даже научные темы.
— Сколько ног у паука? или:
— Какой сорт салата вы предпочитаете? Бывает, что и сбивают.
— А кто эти сорта знает? — думает иной колхозник. — В Воркуте они не растут…
Но меня на этом не срежешь! Мы даже о Пикассо с консулом поговорили. Глубоко эрудированный консул мне попался.
Оставался только инспектор. Личность таинственная и до сих пор не разгаданная, как сфинкс. Но повидать его мне не пришлось. На доске объявлений американской регистратуры появился список в 105 фамилий. Все это были свои люди, бывшие и сущие паганцы. В том числе и я сам.
Перед перечнем стояло краткое извещение о том, что все лица, побывавшие в госпитале Пагани на излечении от какой-либо болезни легких, в США безусловно не допускаются. Таково решение особой специальной комиссии.
— Вот так фунт! Не мытьем — так катаньем! — присвистнул я.
Позади кто-то крепко выругался по-русски, потом по-сербски и для полной ясности еще по-итальянски.
Кое-кто из еще сохранивших в некоторой чистоте детскую веру в логику и здравый смысл сунулся в Русский Комитет Владыки Анастасия. Там возглавляющий его молодой человек хлыщеватой наружности и солидаристической внутренности заверил их, что «будет сделано все возможное», а, кроме того, он приобретает на такой случай ферму в Пиринеях, куда он только что ездил…
Пиринейские песни мы слушали уже третий год, и они изрядно надоели всем, кроме их исполнителя.
Что-ж теперь? Оставалось лишь покрутить головой или еще раз выругаться на трех языках…
***
— Подведем итоги и выясним ситуацию, — говорю, я жене.
— Подводи, не подводи, а писаться нам некуда больше, — отвечает она.
— Не решай преждевременно. Ты географию плохо знаешь. Есть такие республики, которые и на картах не обозначены. Сан-Марино, в Пиринеях еще какая-то. Кроме того, есть вроде Либана или Хайдерабада…
Черт их знает, где они находятся! Может туда запишут. Рассмотрим вопрос углубленно. Прежде всего, краткий исторический обзор с года 1946-го, когда в Аргентину писались…
— Под девятым номером, как сейчас помню.
— «Первые да будут последними». Именно этим текстом и руководился И. Л. Новосильцев, задвигая нас с номера девятого в самый конец. А ты не ропщи. На твое место серб попал. Не какая-нибудь шпана, а с долларами.
— И «либеро сбарко» пришло тогда, когда отправку уже закрыли…
— Ладно. Дальше Венецуэла. Не подошел по специальности. Сам дурак был еще тогда. Чили — ростом не вышел. Перу — лишние члены семьи оказались. Парагвай — чего-то в кармане не хватило, чтобы в группу попасть. Бразилия, Австралия, Ныо-Зеланд разом отпали по возрасту. В Боливию — веса не хватило. В Канаду по твоим хореографическим способностям не попали.
— Все равно бы не пустили! — оправдывается жена.
— Так. Теперь США. В 1949 г. князь С. С. Белосельский-Белозерский, белый ашшуренс прислал. Его не признали. В это время Трумэн новый закон утверждал. Утвердил. Князь второй, теперь уже зеленый ашшуренс прислал. Пошло дело…
— Пошло, да не вышло.
— Погоди, погоди… везде точность нужна. Слушай, у меня все записано: 37 посещений офисов по вызову, к ним 102 регистрации. Медицинских процедур у меня 21, у тебя 16, у Лоллика 15. К ним 62 регистрации. Присяга американскому флагу в том, что я не мошенник. Десять отпечатков каждого пальца на тот случай, если я мошенник. Курсы птицеводства, экзамены по садоводству, практикум по пчеловодству. Итого — три диплома…
— Кончай, — кричит жена, — у меня мигрень начинается!
— Ладно. Переходим к текущим делам. По существу, писаться больше некуда. Весь земной шар исписали.
— На итальянскую экономику выйти?
— Прикрыто. Своих в ИРО суют, все места заняты. Разве не видишь.
— На германскую?
— В Германию из Италии нас, дипийцев. не пускают.
— В Швайцарию туберкулезных берут. Туда может быть?
— Какой там черт! Доктор Орио хохочет над моим туберкулезом. «Покормить бы вас месяц говядиной, — говорит, — так на ринг можно ставить! Дыхание, как у лошади!»
— В дом старости куда-нибудь?
— Туда сверх 65 берут, а я малолеток, всего 61.
— Инвалидность какую-нибудь выдумать?
— Поди, выдумай!
— Трудновато, — смотрит на меня с сожалением жена, никакого уродства. Как это ты раньше покалечиться не догадался!
— Итак, выносим резолюцию: мы находимся в полном и безвыходном окружении всеми видами и подвидами всех демократических свобод. Выбирай любую. Ганц капут и аллес ферботен.
— Да. Теперь-то на самом деле ферботен. Не проскочишь. Это тебе не зверства нацизма!
Когда слух о том, что Никита Сорин подал заявление о репатриации, разнесся по лагерю, вокруг него образовалась пустота, мертвая зона.
— Вот и понимай человека после этого, — развел руками Андрей Иванович, — никак я на это от него не надеялся, а три года его знаю.
— Тонко себя держал! Все выспросил, разузнал до-точно, а тогда и объявился. Теперь держись!
Многие приуныли. У кого же из русских ди-пи нет основания бояться даже теперь, в 1951 году, когда мир уже явно распался на два враждебных лагеря? У иных! остались «там» семьи, родственники. Другие до сих пор еще живут под «псевдонимами» и не раскрывают их из страха сорвать себе возможность эмиграции. Да и советчики нет-нет, а дадут о себе знать: то пригласительное письмо пришлют из консульства, то сам замконсула в Неаполе полк. Глинчиков провизитирует лагеря. Прежнего страха нет, но по нервам скребет.
