В одной небогатой королевской семье как-то выдался год, урожайный на Ричардов. Уродились завзятый пьяница Ричард Львиная Печень, обжора Ричард Львиный Желудок, два воздыхателя: Ричард Львиное Левое Легкое и брат-близнец его – Правое Легкое (тоже, разумеется, Львиное; тоже Ричард), соглядатай Ричард Львиный Хвост, завистливый Ричард Львиный Глаз, вечно смеющийся Ричард Лошак (львы не ржут потому что) и отважный Ричард Львиное Сердце, который и возглавил орден рыцарей. Хотя ежу понятно, что управлять рыцарями должен был Ричард Львиный Мозг.
Первоначально они были рыцарями Квадратного стола, но после того как Ричард Львиное Сердце придумал увлекательную рыцарскую забаву «кто на углу сидит – тот дурак», появился орден Рыцарей Круглого стола.
Рыцари вечно хотели найти Чашу Грааля, Гроб Господень и прочую религиозную символику, но поскольку не имели представления, как выглядят эти реликвии, тырили в походах на всякий случай все что плохо лежит. То есть женщин. Ну и ценные вещи до кучи.
Каждому рыцарю полагалось от одного до бесконечности оруженосцев. Встретятся, бывало, два рыцаря. Один, допустим, рыцарь Изящного Сквернословия В Нетрезвом Виде, а другой – рыцарь Удивленного Созерцания Мира Своими Глазами. И давай выяснять, чья Дама Сердца прекраснее.
– Моя уродливее! – кричит один.
– Нет! Моя! – возражает другой.
– Сейчас я с вами сражусь за ваше паскудство подлое, сэр рыцарь!
– Сейчас я вам сражалку на ходу обрублю!
И давай готовиться к сражению. К каждому сбегаются оруженосцы, и начинается крик: «А вот! Вот копье замечательное!», «У меня возьми меч, благодетель!» Потому что оружие тогда было тяжелым и таскать его было трудно и западло.
Рыцари вооружались, обменивались фотками Прекрасных Дам и с досадой ломали копья об колено. Потом приезжали домой и говорили: «Я за тебя сто копей сломал». Казалось бы, нонсенс – радоваться из-за погубленного оружия, но дамам почему-то было приятно.
А доспехи придумал рыцарь Пугливое Чмо. Сначала он, конечно, ходил как все – со щитом. Потом понял, что его могут поразить в спину, которую он бесстрашно показывал врагу, и привязал на спину второй щит. Заодно решил обезопасить фланги и с боков тоже привязал по щиту. Ходить в такой кабинке для переодевания было неудобно, зато безопасно. Встреча с рыцарем Принципиальной Упертости усовершенствовала доспехи. Потому как рыцарь Принципиальной Упертости так долго пытался достучаться дубиной до противника, что все четыре щита начали элегантно облегать рыцаря Пугливое Чмо. Так, благодаря рыцарю со страхом и упреком, появились первые рыцарские доспехи.
У рыцарей был свой Кодекс Чести.
1. Рыцарь – это рыцарь, и нечего тут больше объяснять.
2. Если тщедушный Не-Рыцарь назовет Рыцаря консервированным солдатом, разрешается кинуть в тщедушного не-рыцаря копьем. Если не-рыцарь здоровенный – драться с ним ниже достоинства рыцаря, как бы это двусмысленно ни звучало.
3. Если рыцарь назовет рыцаря консервированным солдатом, рыцарю надлежит гордо сказать: «На себя посмотри», – и кинуть копьем в качестве устрашения в ближайщего тщедушного не-рыцаря.
4. Даму можно считать Прекрасной, если у нее есть платочек и балкон для махания с него.
5. В случае отсутствия платков и балконов любую даму можно считать прекрасной.
6. В случае отсутствия дам рыцарю надлежит ехать туда, где дамы присутствуют, а не назначать Прекрасными Дамами оруженосцев, других рыцарей и, как говорится, тэдэ.
7. Рыцарь и без коня – рыцарь. Конь без рыцаря – животное.
8. Закрыл забрало – закрой и поддувало.
9. Взял в руки меч – надо и внимание привлечь.
10. Ткнул в глаз копьем – вечером с одноглазым пьем.
11. Помятый доспех – противника смех.
Кодекс этот рыцари чтут и чтам, чтут и чтам, по утрам и вечерам.
«Эсэмэска! Эсэсмэска!» – заорал Петькин телефон в одном из многочисленных карманов.
– Иванов! Выключи немедленно! Сколько раз говорить! – гаркнула географичка.
– Да, да. Я всегда выключаю. Сейчас вот, – пробубнил Петька.
Эсэмэска была от Леночки: «Петя, я решила согласиться на твое предложение быть твоей девушкой. Ты правда готов ради меня на все?»
«Конечно! Все что скажешь!» – радостно отбил ответную эсэмэс Петька.
– Нам пишут! – закричало с Леночкиной парты.
– Соколова! – укоризненно сказала географичка.
– Извините! – пискнула Леночка. – Я выключу.
«А до дому проводить?» – пришла эсэмэска от Леночки.
«Засмеют ведь, – подумал Петька. – А и пусть».
«Хоть на край света!» – отправил он пылкий ответ.
«А в телефоне меня записать как любимая?» – пришло от Ленки.
«Блин. Не дай бог кто-то увидит», – подумал Петька и начал писать ответ.
«Ты с самого начала там так и записана!» – соврал он и исправил в записной книжке «Леночка» на «Любимая!!!»
«А ты сможешь ради меня не спать всю ночь?» – пришло что-то странное от Леночки.
«Ха-ха-ха. А как ты это проверишь?» – развеселился мысленно Петька.
«Я и так ночей не сплю – о тебе думаю» – отправил он.
«А Бякину морду набить? А то он меня вчера козой обозвал» – озадачила Леночка.
«Сеньке морду набить? – задумался Петька. – Договорюсь с ним. Пусть для вида на меня обидится. А ей скажу, что у дома его подкараулил».
«Сегодня ему капец! Я ради тебя на все пойду» – ответил он.
«А на руках сможешь вокруг стадиона обойти?» – поинтересовалась Леночка.
«Смогу! Год буду тренироваться, а смогу!» – отбил Петька.
«А прыгать на одной ноге с моей куклой Барби и мычать романтично?»
«С ума сошла, что ли?» – удивился Петька и начал думать, как лучше ответить: «Ты издеваешься?» или «А зачем это?»
«А сможешь ради меня кидаться ананасами в проезжающие мимо поезда?» – пришла еще одна эсэмэска от Леночки. После этого плотину прорвало, и эсэмэски посыпались градом.
«Сможешь прилюдно покаяться за мат Гагарина при старте ракеты? Ради меня!»
«Готов ли ты ради меня податься в калькуляторы и быть верным таблице умножения и деления вовеки веков?»
«Возьмешь ли ты ради меня интервью у самого старого аллигатора планеты?»
«Сможешь ли ты во имя меня всю жизнь восторгаться брачным обрядом мышей-полевок?»
«Петенька, придумай ради меня песню из девятисот семидесяти одного куплета и всего двух припевов. Песня на латыни, разумеется».
«Петя, готов ли ты объявить себя арабским скакуном во имя меня и славу рыцарства?»
«Милый Петенька, не томи, сможешь ли ты пройти во имя меня экзамен на слесаря-спортсмена 4-го разряда?»
«Петр, я волнуюсь, сможешь ли ты ради меня плевком сбить звезду не меньше голубого гиганта с ночного неба?»
«Что это за…» – не понимал Петька.
– Иванов!! Ты меня не слышишь, что ли?! – вернул его к жизни голос географички. – Я тебя спрашиваю. Отвечай!
– Я не слышал вопроса, Марьванна, – покраснел Петька.
– Куда впадает Лена? – спросила географичка.
– В маразм! – твердо ответил Петька и показал Леночке язык.
– Вы позволите, голубушка? – Граф галантно наклонился к Графине и вновь облил ее горячим кофе.
– Ай! Сударь, да сколько ж можно? – вскочила Графиня. – На мне же уже живого места нет. Издеваетесь вы, право. Хоть и граф.
– Помилуйте, Анна Афанасьевна, – сконфузился Граф. – Привычки же никакой. Вот и неуклюже выходит все. Ну вы тоже хороши. Нет чтоб порыв оценить. Вот так и гибнут позитивные начинания.
– Порыв!!! Я оценила порыв. Первые три чашки – оценены. Но на мне уже пять чашек кофея, а внутри всего половина. Это кошмар просто какой-то.
– Что поделаешь, дражайшая, – вздохнул Граф. – День такой. По новомодному обычаю нонче мужчины должны еду не только дамам, но и бабам подавать. А в доме у меня из мужской обслуги – Васька-конюх только. И тот пятого дня запил и валяется невесть где. А кухарка с горничной – бабы. Невозможно их заставить. День такой.
– Кстати… – смущенно заурчала животом Графиня. – Я бы поела, ваше сиятельство. Вот ей-же-ей поела бы. Вот прям без церемоний бы всяких.
– Дунька! Пожра-а… – закричал было Граф, но осекся и вздохнул. – А нельзя, матушка. Нельзя. Ибо Дунька – баба. Нельзя ей к плите сегодня. Розгами отогнал сегодня бабу неразумную. И ведь кричу ей: «Твой день сегодня, дура! Нельзя! Сегодня мужчины у плиты!» Не понимает, плачет только да тюльпан подаренный жует. До чего ж темная баба. А в доме – шаром покати. Из готового – только масло есть. Сам проверял. Дуньке розог всыпал опять же за то, что запасу никакого. Хлеба даже не пекли ведь.
– А может, в ресторацию? – подмигнула Графиня.
– На чем? – хмыкнул Граф. – Васьки ж, подлеца такого, нет уже который день. А своего вы отпустили невесть зачем.
– Так сами и сготовили бы, – топнула ножкой Графиня. – Раз уж день такой.
– Так ведь первый раз день такой, – удрученно сказал Граф. – Непривычно, матушка. Что сумел – сготовил. Себе, бабам из прислуги. Радовались, подлые. Еще бы – барин сам готовит.
