– В истории человечества не было ни одной революции, которая бы сделала людей счастливыми. Другое дело, уроки революции, боязнь ее повторения заставляют и власть, и народ избегать этого проявления чудовищной бесчеловечности. Судите сами. После Октябрьской революции Россия потеряла Польшу, Финляндию, всю Прибалтику, Западную Украину, и готова была потерять больше, только бы уцелеть, только бы удержать власть любой ценой, ценой чужих жизней, ценой предательства государственных интересов. Или взять развал Советского Союза. Вы же сами свидетель. Ради интересов кучки узкого круга заговорщиков, маниакально жаждущих власти, исчезло с лица планеты великое государство, наше с Вами государство.
Вздохнув, Ванин показал Шубину, что встреча подошла к концу:
– Да, я с Вами согласен. Вы абсолютно правы, Борис Михайлович. Очень познавательна и поучительна наша с Вами сегодняшняя беседа, – сказал он и поблагодарил Шубина.
Выпили на посошок и, попрощавшись, разошлись довольные друг другом, каждый по-своему.
Однако Сергей Арнольдович еще долго сидел один, обдумывая услышанное. «Наверняка, то же самое Шубин рассказывал Трешкину и Исмаилову. Тем более, что Исмаилов сам бывший партийный функционер, – думал он. – А значит, бесперспективность создания партии сегодня в наших условиях им хорошо известна. Движение – вот на что нужно обратить внимание. Но у меня такое ощущение, что это не мое».
И Сергей Арнольдович попросил соединить его с Шайкиным, которому и поведал свое мнение о старике-пропагандисте.
– Как я понимаю, Борис Михайлович не очень тебе понравился?
– Нет, почему же? – возразил Ванин. – Как человек он мне даже симпатичен. Мысли интересные, факты любопытные приводит. Я буду с ним встречаться.
– Так почему же такой пессимизм в голосе? – не без иронии спросил Александр Борисович.
– Я понял, что создание партии – это бесперспективное дело.
– Нет, Сережа, ты не прав, – возразил ему старый товарищ. – Мы просто, когда говорим слово «партия», представляем нашу с тобой КПСС. Такое создать невозможно сейчас. Партия – это клуб по интересам. Чем острее интерес, тем крепче партия. Ты посмотри на эту тему с этой стороны.
– Попробую, – ответил Ванин.
Положив трубку, он вновь подумал о Трешкине и Исмаилове. «Интерес, именно интерес к его делам, и таких как он, Ванин, привел их к идее создания партии, ориентированной на борьбу с коррупцией».
– Думаешь? – спросил его неожиданно появившийся Иуда.
– Думаю, – ответил Ванин.
– И правильно делаешь. Думать – это твой золотой конек. Ты эту схему упрости.
– Ты что имеешь в виду? – спросил Сергей Арнольдович.
Иуда заулыбался:
– Ларчик открывается просто. Не надо партии. Не надо движения. Нужен один человек, толковый, энергичный, со своей командой, известный стране. Друг твоих заклятых друзей.
– Огурцов? – спросил Ванин, радуясь своей догадке.
– Он самый, – ответил Иуда.
– Вот и песенке конец. Ты знаешь, я с ним сегодня встречаюсь.
Неудавшееся покушение на Ванина деморализовало Константина Матвеевича. Он с трудом скрывал от окружающих свою нервозность и подавленность. Особенно трудно, можно сказать, невыносимо, было с Ваниным. Он общался с Костей как и прежде: был внимателен, участлив, каждое утро начинал со встречи с ним. А вчера спросил у него, что он думает по поводу покушения.
Костя ответил ему, что в офисе работает около сотни человек, и он не может ни на кого подумать.
– Костя, – давил на него Ванин, – надо смотреть в самый ближний круг. Только таких у нас восемь человек. Ты ближе к людям, чем я. У тебя должно быть хоть какое-то представление, кто мог бы за этим стоять?
Костя ответил, что не может кого-либо заподозрить. В душу к людям не залезешь. И вообще, его позиция – «наши это сделать не могли».
В ответ Ванин странно улыбался, и это пугало Скворцова.
Между тем Валерий Андреевич даром время не терял. Тем более, что Жорик после своего фиаско с шефом всячески старался восстановить пошатнувшееся доверие и организовал тотальную прослушку за сотрудниками и передавал все Попову.
Милиция тоже работала, но она, что могла, сделала и очень рассчитывала на службу безопасности Ванина.
Единственным, кто уцепился за реальную ниточку, оказался Бритов Станислав Николаевич. Осуществляя наблюдение за Трешкиным, его люди засекли звонок, который Костя сделал Владимиру Яковлевичу. Казалось, что в этом ничего необычного нет – первый вице-президент компании созванивается с одним из партнеров шефа. Но Бритов-то знал, что к таким делам Сергей Арнольдович никого не подпускает. И на всякий случай поручил сотрудникам проверить контакты Скворцова. Иначе говоря, кто он вообще такой и откуда родом? Что есть на него, кроме анкетных данных? Копать по самое «не могу».
Доклад по результатам проверки не предвещал ничего особо интересного. И Бритов продолжал отрабатывать другие версии, в том числе по отцу и сыну Матвейчукам. Например, такую – «мог же сын отомстить за отца? За то, что Александр Иванович лишился работы, вообще оказался не у дел, заработал себе инфаркт. Но почему тогда Ванин? Он в том случае сам оказался жертвой, – рассуждал Станислав Николаевич. – Здесь логичнее было бы шлепнуть меня. Я для них носитель зла, архаровец, вымогатель. Нет, тут что-то должно быть другое».
Масла в огонь подлили результаты проверки Скворцова. Оказалось, что его биологическим отцом является Вальдман Сергей Арнольдович, который в 1968 году перед службой в армии взял фамилию своего отчима Ванина Арнольда Григорьевича, а Скворцов, рожденный как Ковалевский (фамилия матери), был усыновлен сестрой умершей матери и ее мужем Скворцовым. «Выходит, что Ванин и не догадывается, что его правая рука в компании – его родной сын. Вот это бомба! – подумал Бритов. – Теперь второй вопрос – а знает ли Скворцов, что он сын Ванина? Не расследование, а передача «Жди меня», – усмехнулся генерал и набрал телефон Ванина:
– Приветствую, Сергей Арнольдович!
– Здравствуй, дорогой, – отозвался Ванин.
– Работаешь?
– А как же.
– Как Анна Павловна, как дети?
– Спасибо. Все хорошо, Слава. У тебя, надеюсь, все тоже в порядке?
– Да, спасибо. Завидую тебе. Сколько женщин в доме. А мой вырос и уже самостоятельный такой стал. Отец ему, видишь ли, не указ.
– Да, – согласился Ванин. – Дети быстро растут. У меня Юлечка уже школу закончила. Второй курс института на носу. А Владислав на следующий год в четвертый класс с Машуткой пойдут.
– Да, это хорошо, что у тебя поздние дети, – сказал Бритов. – Радость в жизни. А мой не женится и детей заводить не собирается.
Ванин пошутил:
– Странно было бы, если б он детей хотел, а жениться нет. Ты лучше скажи, зачем звонишь?
– Да так просто. Захотел поболтать, – ответил Бритов. – Ты, Сергей Арнольдович, не волнуйся. Я с твоим Поповым в полном контакте работаю. Скоро найдем Иуду.
Бритов понял, Ванин о существовании сына ничего не знает. Не исключено, что у сына есть мотив.
Константин Матвеевич Скворцов не привык находиться в положении подозреваемого. А подозревали практически всех. Его же – меньше остальных. Но Косте казалось, что все думают именно на него. Попов беседовал с ним дважды, и всегда такой улыбчивый, добрый, а сам смотрит и думает, как бы тебя сожрать? В конце концов, Костя пришел к твердому решению, что нужна вторая попытка. Если не завалить папочку, то рано или поздно на него выйдут, и он позвонил Трешкину.
– Я же просил тебя не звонить мне, – зашипел в трубку Владимир Яковлевич. – Закончится шумиха, тогда и поговорим.
– Нет, – возразил Костя. – Мне надо сейчас и срочно.
– Ну ладно, через час на старом месте, в «Шоколаднице».
Встретились они в «Шоколаднице» на Якиманке. У Кости там недалеко была квартира в новом доме, а у Трешкина офис рядом с Президент-отелем.
– Ну, что стряслось? – спросил недовольный Трешкин, когда они уселись в уголке за столиком.
– Нужна вторая попытка. Если мы этого не сделаем, нам – крышка.
– Быстро вы, Константин Матвеевич, «я» на «мы» поменяли. Я в ваших делах не участвую.
– Деваться некуда, Владимир Яковлевич. Не Вы ли мне говорили, что как только встретились с Ваниным и предложили ему сотрудничество, у Вас было такое ощущение, что общались с дьяволом в обличии Винни-Пуха. А сейчас вырисовывается совсем другой образ. Пропадем вместе не за грош.
– И что делать?
– Надо мочить, но по-другому, – твердо сказал Костя без сомнений.
