Ознакомительная версия.
Итак, мы с Маринкой и с Лакки, английским сеттером, престарелая критик детской литературы Эмилия Кондратьевна, девушка и тонкая душа, соавторы Миша и Руся и мрачный Кириллов с акцентом – действующие лица этой… ну, скажем, интермедии… Апрель, тепло, огромный сиреневый куст у поворота аллеи…
Второй на этого странного человека наткнулась Маринка. Она опоздала к ужину – веселая, румяная, в жестком большом свитере своего мужа Ленечки. Как и все хорошие детские писатели, Маринка человек просветленный до циничности.
– Познакомилась с вашим!.. Эмилия Кондратьевна, – весело крикнула она, повергая в оторопь сидельцев за окрестными столами. – Он думал, что я засмущаюсь, как вы, и обращусь в бегство, да не на ту напал!
Она с аппетитом взялась за свою котлету и продолжала с полным ртом:
– Я ему тут же принялась рассказывать, как осатаневшие студенты нашего художественного училища на «картошке» вырезали из поленьев чудовищных размеров фаллосы и развлекались, гоняясь друг за другом и строя мизансцены в духе «Декамерона»… Когда студенты уехали, рассказывала я ему уже в убегающую спину, на полях остались разбросанные всюду, черные от дождей фаллосы, похожие на посеянные зубья дракона из греческого мифа о Персее…
– Зачем же ты помешала его скромным удовольствиям? – строго спросил Миша.
– Фу-у, девочки… – поморщилась Эмилия Кондратьевна. – За столом-то… Он убежал?
– Да, он пуглив, как лесная серна!.. – ответила Маринка, доедая ужин.
Миша заржал и надкусил огурец, а Кириллов пробормотал с акцентом:
– Ну, имеем неплохое развитие темы…
Маринка подмигнула мне и сказала:
– Это, пожалуй, покруче, чем «Школа женского обаяния»… – что было большим с ее стороны свинством, потому что именно она устроила меня посещать эту самую школу после моей душевной травмы, о которой я задним числом расскажу…
– Проветрись, – сказала Маринка, вручая абонемент, – может, научишься чему путному, – хотя по глазам ее было заметно, что она сильно сомневается в моих способностях. – Это курс лекций одного мощного кооператива психоаналитиков, психоэнергетиков, сексопатологов и патологоанатомов. Очень ушлые ребята.
И я пошла в «Школу женского обаяния». Набилось на курс всякого женского отброса – так, шелуха картофельная… Ну, и я среди них. Читал курс старый психоаналитик Соломон Яковлевич.
– Девочки, внимание! Вы просыпаетесь! – торжественно восклицал Соломон Яковлевич. – Что вы делаете первым делом?
Загубленные жизнью девочки тянули робким нестройным хором:
– Зарядку?..
Соломон Яковлевич отмахивался:
– Можно, но необязательно. Внимание, девочки! Вы проснулись! И! До! Умывания, завтрака, до того, как почистить зубы, вы! Берете пятикопеечную монету и вставляете между ягодицами. Далее! Не роняя монеты, с напряженными ягодицами, подтянутым животом и расправленными плечами и грудью, вы умываетесь, чистите зубы, варите кофе…
Робкая рука тянулась вверх:
– С монетой весь день ходить?
– Нет, конечно, нет, – снисходительно усмехался Соломон Яковлевич. – Это вам не по силам. Вы – стоя! – не снимая напряжения с ягодиц, с расправленной грудью допиваете кофе, аккуратно вынимаете монету и начинаете свой творческий день. Но осанка – царственная женская осанка – остается…
Возле меня сидело угрюмое юное существо – серый ежик на голове, серьга в одном ухе, – конспектирующее каждое слово блистательного психоаналитика. Существо волновалось. Оно хотело знать, раз и навсегда: как насчет белья?
– А как насчет белья? – с тихим упорством врывалось существо в каждую паузу.
Но Соломон Яковлевич то ли глуховат был, то ли не терпел, когда прерывали его монолог, – обходил жгучий вопрос. Существо возле меня ерзало и поскребывало ручкой в сером ежике на голове.
На занятия допущены были трое мужчин. Они служили муляжами. Так и назывались: муляж номер один, муляж номер три. Как правило, подрабатывающие студенты. За день работы они получали 12 рублей.
– Девочки, внимание! – начинал занятия Соломон Яковлевич. – К вам на улице пристает мужчина. Так, муляж номер два, начинайте приставать к девушке. Да двигайтесь поживей, вам за это платят! Девочки, быстро вспоминаем технику отшивания, мы проходили это на прошлых занятиях.
В коротеньком перерыве все пили чай с печеньем за счет кооператива. Соломон Яковлевич опускал в стакан печенье углом, угол набухал, отваливался, и Соломон Яковлевич долго гонялся ложкой за лохматыми кусками, и только по этому видно было, что он уже очень пожилой человек.
– Девочки, слушайте старого Соломона Яковлевича, который только из любви к вам взялся вести эти занятия, – говорил он, вылавливая ложкой кусок печенья. – Над мужчиной надо работать всю жизнь. Чтобы из поросенка воспитать мужчину, нужно потратить годы и годы. Девочки, милые, поверьте старому Соломону Яковлевичу, он знает все, сам был поросенком… Девочки, внимание! Вот он пришел домой, с работы, голодный. Что вы делаете?
На едином страстном выдохе девочки выпевали:
– Кормлю-уу!
– Ошибка, девочки, ошибка! – торжествующе поднимал палец Соломон Яковлевич. – Внимание! Вы вкушаете вместе с ним! А это сближает…
– А как насчет белья? – выкрикнули рядом со мной.
– Нет-нет-нет! – с испуганным выражением на лице воскликнул Соломон Яковлевич. – Сегодня этот вопрос мы затрагивать не будем. Это огромная важная тема! Работе с трусами мы посвятим большое занятие… А сейчас внимание! Наш сегодняшний урок мы посвящаем поведению в гардеробе. Итак! Мужчина подает вам пальто. Муляж номер два, подавайте даме пальто… Ирочка, не оглядывайтесь, не надо суетиться, он должен поднести пальто к вам тогда, когда вы опустили руки. Это его проблема. Поднес. Муляж номер два, поднес! Ира, небрежно и легко опустили правую руку в рукав. Не оглядывайтесь! Не задирайте левый локоть, вы не кузнечик. Он опустит рукав пониже и поймает вашу руку, это его проблемы. Так! Пальто надето. Чуть отклонилась назад, к его лицу, дать на секунду вдохнуть аромат французских духов, и! Пошла, Ирочка, пошла вперед, не оглядываясь, он догонит, это его проблемы! Муляж! Что вы стоите, как манекен, следуйте за дамой… Ира – нога от бедра, пошла нога от бедра. Вспомнили пятикопеечную монету…
В общем, я не стала дожидаться большого занятия, посвященного работе с трусами, потому что к моей душевной травме работа с трусами если и имела какое-то отношение, то очень, очень косвенное…
И не стала пересказывать Маринке про пятикопеечную монету. Не потому что – жалко. Просто по натуре я – пессимист и знаю, что если уж нет царственной женской осанки, то хоть рубль вставляй – ничего не поможет…
Я все это задним числом рассказываю, так сказать, на фоне тех же декораций – апрель, тепло, огромный сиреневый куст у поворота аллеи. Впрочем, и про это было уже у какого-то писателя…
…С Косей я познакомилась, когда ему не за пятьдесят было, а под. Волосы его седоватые очень эффектно вились, знаете – перец с солью… Бабы под Косю валились снопами. У нас в роддомах очереди большие на аборты, так вот – все от Коси. Он очень артистичен был и рассказывал всякие байки из своей жизни так складно, что, бывало, слушаешь его, как щегла: все время новые коленца.
А у меня папа, знаете, по дяде – перс. Подозрительный, властный, деспотичный, и чтоб в девять вечера – дома была. А я же взрослая баба, психологическая усталость накапливается, то, се… И тут появляется Кося из города Таллина и начинает просто бешено за мною ухаживать. Ну, бешено! В тот год Кося приехал из Таллина подработать на маце. Он, будучи артистичным человеком без профессии, каждый год ездил куда-нибудь на заработки. В восемьдесят третьем, например, мидий собирал на Белом море, а также отлавливал морских звезд, высушивал и продавал оптом в киоски «Союзпечать», а там звезды шли как сувениры на подставке с надписью: «Привет с Белого моря!» И неплохо заработал.
Ну, а в тот год он приехал подработать на маце. Его шурин станок держал, подпольно, конечно, где-то в подвале на Марьиной Роще. Бумажный мешок – шесть рублей. И знаете, довольно большой мешок.
И вот Кося работает на маце и одновременно бешено за мною ухаживает. Цветы, конфеты, прогулки по городу – деться же, разумеется, некуда: дома папа, перс по дяде. И Кося без конца рассказывает свою безумную жизнь в городе Таллине с разведенной женой Татьяной Евсеевной. Как она изменяла ему, бедному! Как он, бедный, ей изменял! И как в конце концов, не выдержав, ушел от нее в дощатую коммуналку с холодным туалетом на краю города. В общем, в этом месте он делает мне предложение. Понимаете? Приходит ко мне домой, с цветами, и просит у папы моей руки.
– А ноги? – спрашивает папа с восточной подозрительностью.
Словом, примчалась Маринка на такси, распили мы бутылочку коньяка, папа немного всплакнул, потому что растил меня не для Коси, а для своих преклонных лет. Но куда денешься…
Ознакомительная версия.