— Ты чего там замыслил? — поинтересовался второй.
Обыскали, но даже табельного оружия не нашли.
Сержант Жевакин объяснился, а потом — мол, и вам, товарищи офицеры, пол-ящика отката будет, чем вызвал гомерический хохот у офицеров.
— Ну, молодец!!!
— Ну, рожа наглая!!!
Жевакина отпустили, но про пол-ящика велели не забывать.
Пока прибывали знаменитые гости, пока внимание народное было отвлечено на это шоу появлений, Митя кружными путями доставил человека-ксилофона к противоположной стороне филармонии, предварительно связавшись с местной полицией.
Полковник сам руководил прикрытием, стоял, широко расставив ноги, внутри полукольца спецназовцев и, когда подъехала машина с артистами, шагнул ей навстречу.
Митя вышел первым и протянул руку:
— Дмитрий Константинович, продюсер Ивана Диогеновича!
— А где Жагин? — поинтересовался Крутоверхов, пожимая руку в ответ.
— Жагин умер.
— То есть как — умер?
Из машины с величайшей осторожностью выносили человека-ксилофона. Рядом находилась Настенька, отдававшая тепло своей ладони деревянной деке инструмента.
— Жагин своей смертью умер, полковник! — подтвердил Иван. — Большой человек!
— Соболезную, — отозвался полковник и посмотрел Ивану Диогеновичу в раскосые глаза. — Успеха вам сегодня!
— Останется у вас звездочка, — заверил человек-ксилофон. — Потом не до вас будет!
Церемония вхождения гостей в филармонию подходила к концу. Официальные лица и олигархи вошли, Шарманский помчался пудрить вспотевшее лицо в гримерку, а телевизионщики паковали аппаратуру, все, кроме ведущего первого канала, кому единственному было отведено место возле входа в партер.
По дорожке продолжали спешить местные коммерсанты, областные политические бонзы и другой полукапиталистический народ. Никто уже не обращал внимания на земляков. Также никого не заинтересовала девушка в темных очках и чересчур цветастом платке, которая, опустив голову, шла ко входу в сопровождении двух мужчин. Один был молод, другой вдвое старше. Мужчины были при бороде и усах… Жители города не расходились, а смещались в сторону площади, где был установлен огромный экран. Порядок охраняли наряды полиции, которых имелось в достатке, дабы не допустить каких-либо бесчинств.
Как и обещала Жагину жена губернатора, зал филармонии был восстановлен превосходно. Лампочки в люстре заменены, даже кулисы и занавес повесили новые — бархатные, цвета бордо.
Помещение было забито до отказа, люди сидели на откидных и в проходах, что, конечно, не могло не сказаться на атмосфере. Кондиционеров в зале не было. Лишь одно место пустовало — кресло губернатора. Валентина Карловна волновалась, из-за этой ситуации начало немного отложилось, женщина мучила мобильный телефон, но слышала только длинные гудки в ответ, а далее автоответчик.
Серому кардиналу отечественной политики доложили об отсутствии руководителя области, мужчина что-то очень тихо сказал охране, а те в свою очередь передали по рации, чтобы начинали через пять минут.
— С богом! — как-то робко пожелал Митя всем участникам концерта.
— Спасибо, — поблагодарила Настя. Она почему-то перестала волноваться и вновь пожалела, что на ее выступлении не будет дедушки.
— Не нервничайте, Дмитрий Константинович, — улыбнулся человек-ксилофон. — Все пройдет как надо!
— Ага…
Рабочие вынесли Ивана Диогеновича на сцену. Он уперся руками в пол подмостков и сказал, что готов. Настя взяла в руки молоточки и была собрана, как на выпускных школьных экзаменах. Шарманский делал маленькие глотки теплого какао, дабы голоса хватило. И так уже наорался, представляя сильных мира сего.
— Через минуту начинаем! — оповестил помощник режиссера.
— Я люблю тебя, Иван! — проговорила Настя и выдохнула, собираясь окончательно.
— Начали! — скомандовал человек-ксилофон.
— Начали, — подтвердил помощник режиссера.
Шарманский стремительно выскочил на авансцену и приветствовал зал:
— Добрый вечер, дамы и господа! — Он шаркнул лаковой туфлей и возвестил: — Мы начинаем!!! Только для вас сегодня здесь, в Коврове, в последнем концерте выступит несравненный человек-ксилофон Иван Диогенович Ласки-и-ин! Так сказать, прощальная гастроль!..
Для большинства сидящих в зале конферансье Шарманский, с цветком гвоздики в петлице, смотрелся совершенным анахронизмом, а его приветствие — периферийным. Многие удивились, почему для такого ответственного мероприятия не взяли, например, юморного еврея Бирмана или пару ведущих с СТС? Бабок, что ли, пожалели?
А Народной СССР как раз Шарманский нравился. Она ностальгировала и вспоминала, как в детстве видела его ведущим эстрадных концертов. Бойкий был такой, хотя и сейчас молодцом! Старая школа… И вообще, Самой многое нравилось из той, давней жизни.
— Ита-а-ак, — протянул Шарманский, вытянув руку в сторону, — занаве-е-е-ес!
В полной тишине занавес пошел, открывая темную сцену. Проходя, занавес пару раз скрипнул, что создало в зале театральную атмосферу. Кто-то покашливал, а кто-то шумно втягивал носом воздух. На сцене было по-прежнему мрачно темно. Прошла минута, затем другая… Казалось, напряжение в зале вот-вот спадет, расконцентрируется человеческое сознание, но в это самое пограничное мгновение на сцене родилось блеклое световое пятно, в котором что-то находилось.
— За ксилофоном — Анастасия Вертигинаа-а! — как можно таинственнее прошептал в микрофон Шарманский.
В зале разобщенно зааплодировали.
Луч света набирал силу, пока полностью не осветил человека-ксилофона.
Настя ударила молоточком лишь один раз. Нота «ля» зазвучала тревожно и тоскливо. В нее не было заложено никакого мистического звучания. Нота длилась и длилась, собирая зрительское внимание.
— Губернатор Владимирской области… — проинформировал Иван, — губернатор Владимирской области минуту назад скончался!
Зал охнул и замер.
— Прошу всех встать! — призвал Шарманский из-за кулис со всей скорбью в голосе, на которую только был способен. — Почтим почившего в бозе минутой молчания!
Некоторые в зале начали подниматься, но московское большинство на призыв не отреагировало. Все смотрели на пуленепробиваемую ложу, где сидел один из самых важный людей России. В ложе не было замечено каких-либо волнений, а потому и москвичи не реагировали.
С некоторым опозданием, но на весь зал закричала Валентина Карловна Шмакова. Ее крик словно бритвой резанул по ушам собравшихся.
— Если это шутка, — произнес кто-то важным и уверенным басом, — то шутка это плохая!
— Вранье!!! — заорал мэр.
Тысячи ковровчан глазели на экран с трансляцией. Народ сковало страхом и предвосхищением сенсации.
Камера главного канала страны взяла крупным планом бледное лицо супруги губернатора. Она глядела на сцену с надеждой.
— Святой Иваан! Правда ли это? — возопила.
— Правда, — подтвердил человек-ксилофон. — Ваш муж скончался от обширного инфаркта. Он умер на Марине Весниной, с которой занимался любовью.
— Ах!.. — Валентина Карловна потеряла сознание и почти сползла на пол.
Народ на площади впал в ажиотацию. Толпа выясняла между собой, разводка это или правда. Откуда этот косоглазый ксилофон узнал о смерти руководителя области, если в этот момент находился на сцене?
— Такие люди не могут врать так по-дурацки! — поделился мнением кто-то из умных. — На него столько народу смотрит, а он погнал нам про смерть? Он не фраер! Это же скоро либо подтвердится, либо опровергнется!
Толпа с мнением московского щипача согласилась, заплатив за него дюжиной портмоне и дюжиной снятых часов.
Полковник Крутоверхов тотчас связался с местным ФСБ и коротко изложил ситуацию. Через минуту оперативный дежурный продиктовал ему адрес Марины Весниной:
— Выясняйте, полковник!
Полицейский автомобиль рванул с площади в сторону улицы Гарибальди.
— Я нахожусь здесь, — пояснил Иван Диогенович, — не для того, чтобы шутить. Надеюсь, вы это понимаете… Еще я знаю, что почти всем вам была разослана видеозапись, правда плохого качества, моих первых двух выступлений в Коврове. Ее сделал дежуривший лейтенант ФСБ Фролов на телефон Nokia две тысячи второго года выпуска. Там очень плохая камера, поэтому вас всех вдобавок снабдили стенограммой. Надеюсь, вы имеете представление о том, что здесь происходит?
— Сволота!.. — прошептал Яков Михайлович в ухо Насте, которая к этому времени сняла с головы платок и слилась волосами с ночным залом. — Подонок! — От наклеенной бороды у психиатра чесался подбородок.
— Он способный, — прошептала в ответ Настя. — Почти как моя бабушка. Она тоже предсказывала…
Викентий завороженно смотрел на сцену, слегка подергивая кончиком острого носа.
