Ознакомительная версия.
Смысл сказанного главным врачом был ясен всем: доктор Данилов – старательный дурак. Данилов многое мог стерпеть или хотя бы попытаться – кроме обвинений в глупости и непрофессионализме. И гаденького тона, с которым были произнесены слова «сказывается многолетняя работа на «скорой помощи»».
Данилову приходилось встречать врачей, снисходительно или даже полупрезрительно относившихся к своим коллегам со «скорой помощи». Ничем, мол, эти «таксисты в белых халатах» на врачей не похожи. Они больше по больницам возить умеют, чем правильные диагнозы ставить и правильно лечить.
Лет пять-шесть назад в гостях некий кандидат наук, невропатолог из Первой градской больницы при Данилове назвал врачей «скорой» разъездными коновалами. Данилов заметил, что подобные заявления можно услышать только от идиота с дипломом медвуза, а не от врача. Кандидат-невропатолог оскорбился и предложил Данилову продолжить разговор на лестничной площадке. Данилов вышел, аккуратно, чтобы не переусердствовать (то есть не ломать костей), дал оппоненту в нос и вернулся к застолью.
Гавреченкову хотелось дать в нос не сдерживаясь, так, чтобы кости захрустели, превращаясь в крошево, а для остановки кровотечения понадобился бы килограмм ватных тампонов и километры бинта.
Дождавшись, пока главный врач закончит свое «импровизированное» выступление, Данилов медленно поднялся на ноги, чувствуя на себе взгляды всей аудитории.
— Прошу слова! — Для надежности Данилов спрятал кулаки в карманах халата.
— Пожалуйста, Владимир Александрович, — разрешила Нижегородова, явно думая, что Данилов намерен покаяться и пообещать впредь никогда-никогда, и так далее.
— Спасибо. — Данилов перевел взгляд на главного врача. — Совместная работа с вами убедила меня, Алексей Емельянович, в том, что вы не слишком хорошо разбираетесь в акушерстве и гинекологии, а уж о анестезиологии и реанимации вы судите на уровне студента второго курса…
— Вы забываете, с кем говорите! — Только что усевшийся на свое место Гавреченков вскочил и обернулся к Данилову. — И вы забываете, где мы находимся.
— Вам хочется пригласить ко мне психиатра? — усмехнулся Данилов.
Часть аудитории рассмеялась в открытую, не таясь. Другая часть поспешила прикрыть рты руками.
— Мы поговорим после заседания! — взвизгнул Гавреченков.
— Почему же? — с деланным недоумением Данилов пожал плечами. — Вы принародно высказались в мой адрес, так почем же я не могу отплатить вам той же монетой?
— Справедливое суждение! — высказался Клюквин.
Вознесенский, сидевший в четвертом ряду, дотянулся до Данилова и несколько раз дернул его за халат – садись, мол, не выступай. Данилов не обратил на это никакого внимания.
— Я не раз давал наркоз на ваших операциях, Алексей Емельянович, и скажу откровенно: как профессионал вы не состоялись. Главный врач из вас тоже не очень-то получился. Вы не можете руководить, вы можете кричать, оскорблять, приказывать, наказывать, но вряд ли все это называется руководством. Я не собираюсь утомлять народ примерами, но если вы настаиваете…
Гавреченков не настаивал. Он с ненавистью посмотрел на Данилова, покачал головой и сел на свое место.
Данилов тоже сел. Он сказал все, что хотел сказать. Не оправдываться же, в самом деле, доказывая коллегам, что ты – хороший анестезиолог.
Данилов не считал себя по-настоящему хорошим анестезиологом. Но и дураком он себя не считал. Более того – Данилов твердо знал, что он не дурак. И уж тем более не пофигист.
Стоило только Нижегородовой объявить заседание законченным, как Гавреченков отыскал в толпе сотрудников Данилова и громко сказал:
— Владимир Александрович, пойдемте со мной.
— Не лезь на рожон, — услышал Данилов за спиной голос Вознесенского, но отвечать ничего не стал.
Следом за Гавреченковым он прошел по коридору, миновал пустую приемную и очутился в кабинете главного врача.
Здесь появилось нечто новое – большая фотография в хромированной металлической рамке, висевшая на стене выше прочего «иконостаса» – почетных грамот, которыми был награжден родильный дом. На фотографии Гавреченков, оскалившийся, как самурай во время атаки, пожимал руку столичному мэру на фоне какого-то скопления людей в строгих деловых костюмах.
«Наш пострел везде поспел», — подумал Данилов.
Уселся он, не дожидаясь приглашения, — был уверен, что главный врач не предложит. Отодвинул стул, слегка развернул его и уселся в свободной позе.
Гавреченков плюхнулся в кресло, положил руки на подлокотники, и, словно напитавшись сил, обрушился на Данилова:
— Что вы себе позволяете, доктор? Вы нахамили мне во время конференции…
— Заседания комиссии, — машинально поправил Данилов.
— Без разницы! В ответ на мою критику вы позволили себе демагогические заявления…
— Тогда почему же вы не разоблачили меня прямо там, на глазах у всех?
— Я не намерен превращать заседание КИЛИ в балаган или поле для сведения счетов! — Гавреченков хлопнул ладонью по столу, но на Данилова это не произвело ровным счетом никакого воздействия. — И хочу предупредить вас, что мы, кажется, не сработались!
— Я это давно понял, — ответил Данилов. — Еще во время первой совместной операции.
— Очень хорошо. — Гавреченков помолчал, собираясь с мыслями. Было заметно, что он ожидал другого ответа. — Знаете что, Владимир Александрович, я с удовольствием подпишу ваше заявление об уходе и даю слово, что мои отзывы о вас будут положительными.
— Не сомневаюсь, что вы с удовольствием подпишете мое заявление об уходе, Алексей Емельянович. — В «фоновой» группе на фотографии Данилов разглядел Целышевского, председателя Департамента здравоохранения, и единственную среди заместителей мэра даму, фамилию которой он не помнил. — Но вот в отношении положительных отзывов – сильно сомневаюсь. Да и бог с ними, с отзывами. Я пока не собираюсь увольняться.
— Вам решать, — недобро скривился главный врач, барабаня пальцами по подлокотникам. — Я предложил разойтись по-хорошему.
«Психуй, Емеля, — твоя неделя», — переиначил Данилов старую поговорку.
— Если вы намекаете на народную игру в три строгих выговора и одну статью, то я вам очень, очень не рекомендую. Поводов я вам не дам, а если вы их выдумаете или создадите сами, можете быть уверены – шум выйдет грандиозный.
Данилов с большим удовольствием наблюдал за пыхтящим от ярости главным врачом. Поединок стал напоминать ему айкидо, где сила нападения умело оборачивается против самого нападающего.
— Вам так нравится у нас работать? — удивился Гавреченков. — Вот уж не подумал бы!
— Не очень, — честно признался Данилов. — Но я уйду тогда, когда сам сочту нужным. А не тогда, когда вам этого захочется.
— Алексей Емельянович… — на пороге появилась секретарь.
— Я занят, Ольга Евгеньевна! — отмахнулся Гавреченков.
Дверь тихо закрылась.
— Я не понимаю вашей позиции, Владимир Александрович! — Гавреченков развел руками. — Но – вам решать, вам жить. Можете идти.
— Спасибо, Алексей Емельянович. — Данилов сменил ироничную улыбку на довольную. — Давно ни с кем по душам не разговаривал. Блаженство!
Гавреченков с демонстративной деловитостью зачиркал ручкой в настольном органайзере. От сильного нажима рвалась бумага, но главный врач словно не замечал этого.
— К Алексею Емельяновичу можно войти? — спросила Ольга Евгеньевна вышедшего из кабинета Данилова.
— Конечно, можно, — разрешил Данилов.
«Чем я занимаюсь? — подумал он. — Только и делаю что хамлю главным врачам. Надо бы порыться в руководстве по психиатрии – не описано ли там подобное извращение?»
Против ожиданий никто из коллег не стал интересоваться разговором с главным врачом. Только Вознесенский на ходу спросил:
— Остаешься?
— Остаюсь, — подтвердил Данилов.
И все – не было ни любопытства, ни ободрения, ни тем более порицания. «На «скорой» было бы иначе», — подумал Данилов и дал себе слово в ближайшую свободную субботу или воскресенье непременно заглянуть на родную подстанцию. И в самом деле, сколько можно – с прошлого года собирается, да все никак не соберется проведать бывших коллег.
Можно было заехать и сегодня – сразу после работы, но Данилов представил себе, как появляется на подстанции в шестом часу вечера с двумя бисквитно-кремовыми тортами в руках. В гараже, разумеется, не будет ни одной машины, а на подстанции – никого, кроме диспетчеров и Елены. Нет, лучше уж с утра – так хоть будет возможность пообщаться с отработавшей сменой.
У него потеплело на душе от картины визита на родную подстанцию. Данилов представил, как он, не торопясь, проходит по гаражу, заходит в диспетчерскую, затем обходит комнаты отдыха, созывая всех на кухню для скорого чаепития. Интересно, многое ли изменилось за время его отсутствия? Да скорее всего, ничего и не изменилось, иначе Елена бы рассказала об этом. Нет, все равно все изменилось. Ведь раньше он был выездным врачом, а теперь – всего лишь гостем. Но все равно приятна даже мысль о том, что надо навестить бывших коллег…
Ознакомительная версия.
