Маленький, похожий на птицу человечек засмеялся, но прозвучало это как-то фальшиво. Серпин подобострастно улыбался.
— Людям надо давать самую малость, — Нергаль вытер бескровные губы платком. — Если хотите — в этом формула счастья. Мой личный врач утверждает, что лечить больного надо лишь в той мере, в какой он сам того просит. Исцелившись полностью, тот будет требовать от доктора, чтобы его развлекали, а то и снабдили новым смыслом жизни, старый-то сводился к выздоровлению. А когда даешь минимум, у людей сохраняется жажда жить и бороться, и последнее им очень даже может пригодиться. Ведь мы в России не умеем работать тонко, нам бы только стрелять по площадям…
Дорохов в задумчивости смотрел в окно поверх белых занавесок, где над срезом соседней крыши проступили по-весеннему яркие звезды. Нергаль пристально наблюдал за выражением его лица.
— Я говорю вещи печальные и даже страшные, — счел он необходимым заметить, — однако приходится быть реалистом. Иллюзии, как кривые зеркала, искажают картину мира и не дают принимать пусть и болезненные, но необходимые решения. Помните, Михаил Юрьевич писал: «страна рабов, страна господ»? Так вот, это не аллегория и не констатация факта, это модель построения российского общества. Во все времена существовало две России: Россия людей, вынужденных жить по-скотски, и Россия скотов, живущих по-человечески. Ничего не поделать, — в голосе Нергаля прозвучала сочувственная нотка, — русский народ — толпа, но такова объективная, многовековая реальность. Нам, людям умным и рациональным, еще только предстоит дать человеку достойную жизнь. Вы этим огорчены?.. Я — нет! Мы ничего не можем поделать с законами природы, как только использовать их в собственных интересах… — Нергаль помедлил и добавил: — господин Президент!
Это звучало музыкой: господин Президент! Было что-то упоительное в сочетании этих слов, если примерить их к себе, — господин Президент! И ведь не боги горшки обжигают… Томная сладость коснулась сердца, эхом отозвалась в анфиладе кремлевских залов, шепотом пронеслась под высокими, расписными потолками: Президент, Президент, Президент!..
Дорохов смотрел на далекую звезду, на тонкий серп молодой, восходившей на темном небосводе луны.
С учредительным съездом нового движения тянуть не стали. К своему удивлению, в огромном зале Андрей увидел довольно много лиц, знакомых ему по сюжетам в программах новостей, мелькавших на сборищах интеллектуальной и артистической элиты. «Они-то что пришли? — думал он, разглядывая из президиума лоснящиеся, сытые физиономии. — На хрена всем этим творцам вечного и прекрасного суетная, сиюминутная власть? Может быть, Маша права, может быть, любовь к сильным мира сего — это разновидность сексуального извращения, симптом творческой импотенции?» Но улыбаться Андрей не забывал — сдержанно, солидно, но и по-человечески открыто и тепло и даже, несколько застенчиво — короче, в точности, как рекомендовал имиджмейкер.
Тем временем трибуна съезда не пустовала, выступавшие без ложной скромности утверждали, что «Движение Андрея Дорохова» не только востребовано всеми без исключения гражданами России, но и исторически вызрело в глубинах народных масс. Оказывается, именно с ним, Дороховым, связывали свои чаяния простые рабочие, на него возлагали надежды члены-корреспонденты и рядовые академики. Не остались в стороне и пенсионеры, уверенно утверждавшие, что именно Дорохов и никто иной может обеспечить им счастливую, безбедную старость. Кстати, и лично о себе Андрей Сергеевич узнал много нового и небезынтересного. Нергаль сдержал свое обещание и где-то раскопал школьную подругу Дорохова, с которой маленький Андрюша сидел за одной партой. «Неужели я уже далеко не молод? — хмурился лидер движения имени себя, вполуха слушая боевого генерала, с которым, как оказалось, Андрей не раз ходил в разведку. — Разгильдяи, не могли найти соученицу помоложе!» Оставалось также загадкой, на какой это войне они с генералом могли ползать за линию фронта, но, похоже было, что эта подробность вообще никого не волновала. Между тем, бойкая, намакияженная девица с настырным взглядом нескромных глаз утверждала с трибуны, что на Дорохова смотрят все деятели отечественного кино, театра и народных промыслов и что она лично, не только готова поделиться с ним самым сокровенным, но и хотела бы кое-что взамен получить.
Чтобы избежать проявлений массового психоза, устроители съезда были вынуждены свернуть прения и в срочном порядке принять резолюцию о выдвижении Дорохова кандидатом в президенты. Присутствующие аплодировали стоя, многие, не скрывая чувств, плакали. Поскольку этот исторический документ не охладил пыл собравшихся, приняли заодно воззвание к россиянам и обращение ко всем народам и парламентам мира, после чего с чувством выполненного долга разошлись.
Но не все. На скромный банкет собрались самые близкие — человек сто пятьдесят, большинство из которых Андрей видел впервые в жизни. Прибежал и Шепетуха, прыгал у дверей в надежде привлечь к себе внимание, но Дорохов лично распорядился гнать его взашей. Журналистов служба безопасности тоже не пропустила, их кормили, а в основном поили в соседнем ресторане, так что на следующий день, когда состоялась пресс-конференция, многие были не в состоянии прочесть по бумажке заранее розданные избирательным штабом вопросы. Правда, и нужды в этом особой не было. Глядя в глаза телекамерам всех национальных каналов, Дорохов кратенько поведал о себе народу, оставив за ненадобностью в стороне свои экономические воззрения, политические взгляды, а заодно и семейное положение. Люди и так устали от жизни, зачем их было лишний раз травмировать?
Поздним вечером Андрей набрал номер своего домашнего телефона, но ему никто не ответил. Ситуация повторилась и через неделю, и через три. Он пытался звонить в институт, но Маша то еще не приходила, то только что вышла из помещения. Теперь, когда он жил на загородной даче в плотном окружении агентов службы безопасности, когда едва ли не каждый день летал по стране, их встречи прекратились совершенно. На ежедневные вопросы Андрея Серпин отвечал, что все в полном порядке и Мария Александровна до выборов просто не хочет его беспокоить. Дорохов злился, но выбиться из графика не мог, предстояли еще визиты в Брюссель и Лондон, где планировалось установить личные и по возможности доверительные контакты с главами европейских государств. Рейтинг Дорохова к этому времени достиг восьмидесяти пяти процентов и медленно полз к девяноста. Казалось бы, все было ясно и так, но Нергаль настаивал на все новых и новых встречах и инициативах. Стоявшие за ним силы не желали рисковать. Возможно, они были правы, но Дорохов устал. Нельзя было включить телевизор, чтобы не увидеть себя на экране, открыть газету, чтобы не прочесть, что он думает по тому или иному поводу. А он ничего не думал.
Визит в Брюссель Андрея тоже не порадовал. Мало того, что, несмотря на близость лета, по всей Бельгии моросил мелкий, противный дождичек, — от посещения Комиссии Европейских Сообществ остался какой-то странный осадок. В ее коридорах витал упорно напоминавший родину затхлый запах бюрократии, к которому примешивались миазмы политических интриг. Встречи с главами ведущих мировых держав прошли повеселее, но особой радости тоже не принесли. Разговор все больше вертелся вокруг положения дел в России, а оно, как известно, кого угодно может вогнать в уныние и тоску. К Андрею откровенно приглядывались. По неофициальным каналам российской делегации дали понять, что Дорохов понравился, на что Андрей не преминул заметить: я не рождественская индейка, чтобы меня все любили. Шутка эта обошла крупнейшие информационные агентства и газеты мира и была воспринята весьма благосклонно.
Несколько развлекло Андрея посещение Лондона, особенно, по-домашнему милый вечер, который он провел с королевской семьей. Несмотря на опасения родного посольства, все прошло очень просто и сердечно. Королева была очаровательна, тонка в суждениях и остроумна и, главное, не мучила Дорохова вопросами о перспективах развития двусторонних российско-британских отношений. Герцог Бекингемский оказался мужиком на редкость приятным и общительным, и в обществе их величеств Дорохов отдохнул душой.
Спецрейс из Хитроу приземлился во «Внуково-2» вечером в четверг, и уже в десятом часу Дорохов был доставлен в свою временную резиденцию на Рублевском шоссе. Стоял чудесный майский вечер, полный ароматов пробуждавшейся к жизни природы и смутных, счастливых обещаний. На черном небе высыпали яркие, праздничные звезды, серп луны дрожал в потоках исходившего от земли тепла. Дорохов умылся с дороги, вышел на широкую веранду, смотревшую огромными открытыми окнами в старый сад. Накинув на плечи джемпер, он опустился в покойное плетеное кресло, закурил сигарету. Где-то в гуще веток заливался, щелкал соловей. Совсем как я! — Андрей усмехнулся. До победы, до триумфа оставался всего один шаг. Завтра, в последний день, когда еще разрешена агитация, он выступит перед избирателями, перед всей страной — и все, как сказал бы Мырло: ферзец!
