Я их всех ненавижу. Ведь это они, творцы истории… Но мне их и жаль: все они очень больны!
– Я их всех ненавижу!
– Ненавидишь? Но ведь ненависть…
– Да, священна!
– Посмотри, какие у них морды – бронзовые… Все они больны гепатитом!
– Это не гепатит, милый, это зимний загар экваториальных широт.
– Йуууууу!..
Иногда я называю ее Ли, а, каясь, говорю ей «Ты» с большой буквы!
Этим я признаю свою вину, которую до сих пор не могу ни понять, ни сформулировать.
Я связал свои мысли в узел, не давая им волю роскошествовать в сфере философских потуг: быть или не быть?
Тут и думать нечего!
Я иду теперь твердым широким шагом, автомат наперевес, и черный зрачок ствола сам выбирает себе рожу, что покрасней, поувесистей.
Трататататататататататата-а-а-а-а-а-а-а-а-а-аааааа…
Я сею пули, как сеют пшеницу, широким размашистым жестом, ряд за рядом, чтобы они нашли здесь благодатную почву, заглушив навсегда в этих рядах всходы чертополоха. И поделом вам, хари нелюдей, поделом, отморозки и…
Мне незачем объяснять, как так случилось, что они собраны здесь все вместе, в одну, так сказать, кучу и по первому моему желанию в прицеле появляется то один, то другой, то третий, и стоит мне захотеть пустить пулю в лоб какому-нибудь ублюдку, и моя прихоть тут же исполняется: бац…
Меня захватывает мысль: что если все они навсегда будут вычеркнуты из истории человечества? Оно станет счастливее? Будет ли оно снова накапливать в себе зло, и упадет ли наконец Небо на Землю! Воцарится ли торжество Справедливости?
Я не могу ответить ни на один из вопросов, но мне нравится эта идея: что если история человечества лишится всей этой трескотни, и человеку не за что будет зацепиться.
О, упыри! С каждым появлением на свет божий кого-нибудь из вашего племени, какого-нибудь горбатого душой или колченогого умом уродца человечество обретает жажду вечного недовольства собой, и тогда ему нужны киллеры.
Но помилуйте, скажут мне, но помилуйте…
И не подумаю.
– Ли, постой! Ты куда? Там нет жизни, там смерть…
– Смерть повсюду… Нужно жить, а не…
Хм! А я что делаю?!! Сказать по совести… Что есть эта самая совесть?
Кому-то может показаться, что я выпил лишнего и мозг мой опьянен жаждой лучника или рыбака. Как бы не так – я трезв как стеклышко. Я и не псих. Никто не может уличить меня в том, что у меня сдали нервы. Я просто-напросто радею за торжество справедливости. Это мои земные хлопоты. И разве я последний мужчина на земле! Одиночество? Об этом не может быть и речи! Я не то чтобы одинокий отшельник, нет, но я очень уединен.
И, знаете, мне приходится делать усилие, чтобы мысль моя не отправилась по дороге беспечных скитаний и не сорвалась в пропасть плотских желаний и вожделений.
Это – трудно.
А здесь мы в Ватикане. Понтифик еще бодр и здоров. Какая у Ли восхитительная улыбка! А какие глазищи! Пропасть!.. Глянешь – голова кругом… И уже – летишь…
Спасения – нет!..
Я себе еще тоже нравлюсь…
Что это: кто-то ломится в дверь?
Страх?
Да нет… Не-а!
Страшно было получить от деда затрещину…
Теперь страха – нет.
Закрыть глаза, открыть глаза, передернуть затвор…
– Стоп! – говорю я самому себе, – Стоп. Передышка!
Я стал разборчивее в выборе жертв и уже не палю без разбора в кого попало лишь бы утолить жажду мести, я теперь тщательно оправдываю свой выбор, разговаривая с собственной совестью, как с вифлеемской звездой. Я, и правда, дал слово быть глухим ко всему, что может мешать мне воцарять справедливость. Пока в корзине не останется ни одного патрона. Слышите – ни одного!
Ладно. Кто следующий?
Жизнь в оцепенелом исступлении?
Нет-нет! Жить мне нравится!
Зачем же я кошусь на зашторенное окно? Чтобы снова смотреть на шафранное око воспаленного солнца, затерявшегося в мареве лесных пожаров? Вот и снова Россия в огне из-за этих вот…
И мой генерал, и головоногий моллюск, и мастодонт, и стадо властителей с Плюгавеньким во главе – все это так, лишь чердачная пыль. Дело ведь не в том, что…
Все дело во мне. Все дело, конечно, в том, что…
Вы спрашиваете меня, кто я? Ха! Камень подними – и я там, дерево разруби – я там…
Вот так! Я пришел к вам, как тать…
Не ждали?
Да, и вот еще что – запомните: в этом своем священном деле я – мастер.
– Аааааааааааааааааааааааааа! – ору я.
– Своим ором, – говорит Юля, – ты оглушаешь Вселенную.
Но я же, я же не могу не орать! Тише! Тише вы все…
Своим ором я хочу оглушить не только Твою Вселенную, но и себя. Как вы не понимаете – в моем оре – тишина мира!!!
Мне ненавистен не только мой современник, но и Одиссей, заставляющий выедать глаза Пенелопе своим ожиданием – бац! И Отелло с тисками своих черных пальцев на белой шее Дездемоны – пожалуйста: ба-бах!… Было бы разумнее расквитаться с самим Шекспиром за все его выдумки и загадки. И Отелло, и Дездемона продержались бы какое-то время. И Ромео, и Офелия, и Джульетта, и Гамлет…
А леди Макбет, а Антоний со своей Клеопатрой?
И у них был бы шанс.
Но стоит мне закрыть глаза – и их нет, а открою – в прицеле уже другой лоб. Чей же это высоколобый череп? Сократ. Ах, Сократ!
Закрыть глаза, открыть глаза, бац, бац, бац… Не оскудел бы запас патронов, не свела бы судорога палец. И не следует торопиться, справедливость очень терпелива, она не терпит суеты.
Смахнуть со лба пот рукавом…
Я не припомню за собой такого – вкалывать до седьмого пота… Да-да, требуется увесистая лопата, чтобы сгребать в кучу весь этот урожай!
Нам так и не удалось побывать в Кумранских пещерах. Нет, сказала тогда Юлия, Иерусалим не для меня.
А вот, лежа в водах Мертвого моря, она читает своего Ронсара. Дался он ей!..
Теперь таинственный и ненавистный квадрат Малевича, задающий мне уйму вопросов, это черное окно, форточка в ночь, по сути – дыра, через которую мне предлагают рассматривать мир. Почему квадрат, а не круг? А не ромб или параллелограмм, не овал или шестипалая звезда – лапа, в которой легко уместился наш шарик земли? Почему? Почему черный, а не красный, как красное колесо, почему не синий, как губы удавленного, не желтый, как глаза палача или, скажем, не фиолетовый, как нос алкаша? Почему, почему?.. Мне бы больше подошел малиновый, как мазок зари или нежно-розовый – как шеи фламинго. Но не этот ненавистно-призрачно-черный, не коричневый, не голубой и не змеино-жабье-зеленый.
Итак – бац! И квадрату крышка, в самом сердце квадрата – дыра. С вишневую косточку, (калибр – 7,22 мм). Теперь очередь, но какая! Девять дыр вокруг главной дыры – как сияние славы, круг ровнехонек, как края дыры. Не каждый на такое способен. До квадрата такой слепой черноты труден путь, а до россыпи дыр – короток: бац!.. Экий кураж! Это просто пожар в груди!
Ах, какая прелесть – Ты в черном свитере вполоборота!
Игривая челка, прислушивающееся к моим словам и краснеющее от моих комплиментов, прелестное ушко… Ждущее моих поцелуев…
А какая кисть!
И какие пальчики – пальчики оближешь!!!
«Я целую Ваши руки, завидуя тому, кто целует всё то, чего не целую я».
О, держиморды, возьмите себе весь этот гнилой гнусный кашляющий и за-аикающийся мир…
Оставьте мне мою Ю!
Но куда, брат, тебя занесло? В самом деле, не пьян ли, не псих? Нет, не пьян, нет, не псих. В мире столько закрученных вывертов и гипербол, столько глупости и простоты – ум кубарем. И на все, я же знаю, не хватит патронов. Поэтому я выбираю главные мишени, превратившие гармонию в хаос. Скажем, Гамлет. Или Матисс. В чем мантисса Матисса, где кончается Джойс? И с чего начинается совесть? И другие вопросы…
Гамлет – маска или порно? Тень игры или верх тревог? Сколько этих Гамлетов бродит по свету? Жизнь – театр, и в каждом из нас сидит Гамлет. И Отелло, и Дон Жуан…
А, да что там – все просто: бац! Гамлет мертв. И никто не встает на его защиту. А этот-то кто, вон тот в точечку или в капельку? Ах, Моне или даже Мане? Нет? Сера? Ах, Сера! Или даже Сезанн! Ах, Сезанн… А мы – тюк его! Бах-бац-бам, тра-та-та, тратата… В каждую точечку, в каждую капельку – бахбацбам… Дзынннь! Просто вдрызг! Что за вкусы, что за выверты. Вы взгляните, взгляните на это – Саль-ва-тор-да-ли! Ах-да-ах! Да, Дали!.. Что за липкое тесто времени, а корабль что в сетях паутины? Гений пука и помочи мочи. У меня ни капли жалости. Есть еще патроны? А порох? А злость? Есть! Полно! Хватит, хватит, и не надо жалеть…Я-стре-ля-ю-во-все-то-что-мне-не-на-вист-но.
Как сказано – я уже пленник своей величественной страсти…
Но и раб, и раб…
Стопстопстоп, передышка, мир. Лоб мой взмок и ладони влажны… Перекур. Передышка. Пива! Нужен пива глоток. Или рюмочка коньячку? «Где же кружка?». И где же моя бутылка с вином? Наполовину пустая. Или все еще наполовину полная? Лечь на спину, ноги выбросить нарастяжку, руки – в бок, веки – напрочь, запечатать, задраить, как люки в танке, темнота, ночь, тишина и покой… Ни единой мысли, ни плохой, ни хорошей, ни шевеления ни одной мозговой извилины, ни ветерка, мозговой штиль, а не шторм, мертвая тишина, мрак вселенского абсолюта…
