Они управились за три дня. Когда позвонили с вахты, я сидела у Елены.
«Да-да, пропустите».
Открыла дверь. Встала на пороге.
Двое. С пустыми лицами. Тот, который помладше, нес спортивную сумку. Остановились перед кабинетом Фридриха. Постучались в дверь.
«Что? – она прочла по моему лицу. – Привезли?»
«Сумку».
Елена кивнула. Нам не хотелось произносить это слово: деньги. Деньги надо отрабатывать. Эти отрабатывают единственным способом.
Она говорит:
«Хорошо».
Еще бы – не хорошо! Если бы деньги исчезли, следующая остановка – наезд. Не тот, игрушечный, который случился на Садовой. Теперь они наехали бы по-настоящему. Потому что игры кончились. Все зашло слишком далеко. Все эти месяцы мы работали как проклятые. Наладили производство. На нынешнем русском это называется: поднялись.
За окном – Парнас. Наша проклятая пустыня. Тени предков ходят за фабричными стенами. Мне хочется крикнуть: за что?! За что вы нас так ненавидите? Разве мы виноваты? Вас всех убили раньше, до нас. Мы просто работаем, бьемся не на жизнь, а на смерть. Хотим, чтобы все получилось. Если у нас получится, начнется другая жизнь.
Тени предков бродят в бетонных развалинах. Им не нужна другая. Их устраивает и эта. От добра добра не ищут. В нашем случае: зла от зла.
День – ночь. День – ночь.
Мы не возвращаемся к этой теме. Ни с Фридрихом, ни с Еленой. С Яной я тоже не обсуждаю: все равно не поймет. Скажет: твой Фридрих – гадина и сволочь. У нее тоже сын. Если расскажу, она ответит: пожалели бы его мать. Тогда я скажу: при чем здесь мать! Он что – мальчик?..
Уезжая с Парнаса, я ни о чем не спрашиваю. Смотрю вперед на дорогу. Потому что мне страшно. Услышать его ответ.
«Устала? Ужинать будешь?»
Она встречает меня в дверях. Не было случая, чтобы легла, не дождавшись. Вывод: мне попалась хорошая жена. Я стараюсь ей соответствовать, быть хорошим мужем. Возвращаясь с работы, хорошие мужья не сидят, уткнувшись в тарелку: делятся последними новостями. Последняя новость: Кузьминский. Вчера он мне позвонил.
«Пришли новые правила оформления».
Яна стоит у плиты, караулит картошку с котлетами.
«Ни хрена себе! – она откликается восхищенно. – Вот это я понимаю: не ты – ему, а он – тебе. И что?»
«Сказал: не телефонный разговор. Мол, надо подъехать».
«Ну? – она выключает газовую горелку. – А ты?»
До таможни я добралась к обеду.
«Войдите, – Кузьминский сидел за столом. – Вот, сделал для вас ксерокс. Пункт 39 и 40».
Я листаю страницы. Цифры, которые он назвал, похожи на температуру. Еще один пункт, и градусник зашкалит. Просматриваю мельком: на мой взгляд, ничего существенного. Мог бросить и по факсу. Но – все-таки попросил приехать...
«Спасибо. Завтра же приведу в соответствие».
В соответствие. Это слово я записываю для памяти. Закрываю блокнот. Делаю вид, будто хочу подняться.
«Звонил вашему шефу. Пару раз... – Похоже, мой обманный маневр сработал. – У меня сложилось впечатление, будто бы он меня избегает...»
«Ну что вы! – в моем голосе недоуменная искренность. – У Евгения Фридриховича куча дурацких дел. Позвонили бы мне...»
Кузьминский морщится едва заметно.
«Мы с женой... – он дергает асимметричным лицом. – Короче говоря, строимся. Взяли участок. Собственно, строительство уже заканчивается. Нужна мебель. Я прикинул, сравнил цены. Ваши самые приемлемые. У других производителей – минимум от 3000. – Он достает наши таможенные документы. С нашими таможенными ценами: 500 долларов за комплект – диван и два кресла. – Пару комплектов я бы потянул».
«Какой предпочитаете цвет? – я улыбаюсь, достаю блокнот. Пришла пора отработать мешочек. Я готова.
«Ну... Что-нибудь не очень маркое. Коричневатый. Хотя... Натуральная кожа, – Кузьминский выделяет голосом, – не сильно пачкается. Или бежеватый...» – вынимает бумажник. Отсчитывает 1000 долларов. Протягивает мне. Все – честь по чести. Как на Западе: сделка, соответствующая официальным документам.
Если вынести за скобки сущие мелочи: по таможенным документам дорогая финская кожа проходит как дешевый флок.
«Блин горелый! Вот это я понимаю, – Яна вертит головой. – А ты: интеллигент, интеллигент... Короче, – она подводит промежуточные итоги. – Интеллигент – потому что работает головой. Работник умственного труда. Точно по Ленину: с одной стороны, в шляпе, с другой – полное говно».
«Не преувеличивай, – я защищаю устало. – Был бы полное, запросил бы больше».
«Ничего, – Яна обнадеживает. – Еще запросит...»
«Вряд ли... – моему голосу не хватает уверенности. – У него что – десять дач? И вообще... Фридрих же ему предлагал. За так».
«Не-е, – она тянет. – За так – это зависимость. А тут... Мало ли, что случится. А он: не видел, не бывал, не привлекался».
Яна трет глаза. Под глазами серые тени.
«Может, куда-нибудь съездишь? Развеешься, – я меняю тему. Мне неприятно обсуждать Кузьминского. В сущности, он – мой проигрыш. – Ну, например, в Москву... Возьми детей. Например, на весенних каникулах».
«Поздно, – Яна встает. – Каникулы уже прошли».
«Прошли?! Господи, а я и не заметила».
Она оборачивается от двери:
«Значит, ты – плохой отец. Ну? – Стоит, покачиваясь: с пятки на носок, с носка – на пятку. – И где же его денежки?»
«Денежки? – я вздрагиваю. – Чьи?»
Деньги, доставленные в сумке, заперты в сейфе. Они – наше спасение. Деньги. Никакая не красота.
«Ну, этого. Твоего Кузьминского. Которые заплатил за диваны».
«Как где? – я не понимаю вопроса. – Отдала Фридриху».
«Ну и дура. Для Фридриха 1000 баксов – тьфу! При его-то масштабах. А для нас – ого!»
«С ума сошла...» – я отвечаю слабым голосом.
«А что? Сказала бы: “Кузьминский хочет два комплекта”. – С носка на пятку. – Просто хочет». – С пятки на носок.
«Перестань, – я прошу. – Не надо так... качаться».
Мне Фридрих бы поверил. У меня безупречная репутация.
«Тебе он бы точно поверил. А мы на эти денежки...» – она заводит глаза.
«А если бы?..» – мои пальцы тянутся к горлу, нащупывают бусины. Катают, мнут...
«Да ни в жизнь! – она говорит уверенно. – Как ты себе представляешь? Явится и прямо с порога: ну что, получили мои честные денежки?.. Эх! – машет рукой, оглядывает обшарпанные стены. – Купили бы нормальную стиралку. Достало мучаться с “Малюткой”! Выжать, прополоскать, снова выжать – руки отваливаются, – Яна шевелит натруженными пальцами. – А эти... Полный цикл. Стирка, полоскание, о´тжим. Воет, как самолет... Ужас! – она рассказывает с восторгом. – А еще кухонные плиты. С автоматическим по´джигом... Раз, два. По-во-рачиваешь. Одновременно нажимаешь на кнопку. Вспыхивает!»
Запах газа.
«Я уж молчу про квартиру...» – Яна смотрит в окно.
Я слышу хруст. Падают, падают... Бьются о´б пол, как градины. Градины – крадены...
Мы ныряем под стол. Ползаем, шарим руками. Наши мысли тычутся друг в друга, как слепые щенки. Слишком маленькая кухня, чтобы они могли разминуться: 1000 долларов. По нынешним ценам – однокомнатная. Две наши плюс одна однокомнатная. Продать и купить отличную трехкомнатную. В центре. И, главное, никто бы не узнал...
Яна считает бусины:
«Не помнишь, сколько их было?»
Я распахиваю форточку, вдыхаю холодный воздух. Там, внизу – визг тормозов. Под окном разворачивается большая черная машина. Помигав красноватыми огнями, съезжает со двора.
«Можно подумать, я их считала».
Моя рука помнит только одну. Самую крупную. Ту, что посредине. Теперь мне не за что зацепиться.
«Слушай, – Яна предлагает. – А давай сложим и сравним».
Мы выбираем из общей кучки. Сначала самые мелкие, потом те, что покрупнее. Последовательно, шаг за шагом, как два пешехода, идущие из пункта А в пункт В. Место встречи – пункт С, но до него еще надо добраться.
Все бусины на месте. Пропала только одна. Самая крупная.
«Черт! Точно закатилась, – Яна берется за веник, шевелит под плитой: сухая корка, старая сморщенная тряпка. Только не она, самая крупная бусина. Без нее цепочки встретятся, но не сомкнутся. – Всё, – она тычет веником. – Под стол не пролезть. Ладно, нанижешь без нее. Ерунда, никто не заметит».
Никто. Кроме меня.
Я должна была ей позвонить. Этой училке, матери Сергея Николаевича. Попытаться успокоить. Сказать: деньги нашлись. Деньги – половина дела. Если нашлись, значит, на ее сына в любом случае не повесят. Но я не сделала этого. Боялась, что она задаст главный вопрос: «Его... убили?» На это у меня нет ответа. Что я могла ей ответить? «В принципе, могли».
Я думала, она продиктует номер мобильного. Но мать Максима сказала:
– Они просят, чтобы вы зашли сегодня же. У них тоже сын. Ваня. Иван.
– Конечно, Галина Дмитриевна. Обязательно. Спасибо.
